Права человека - это не внутреннее дело страны, а дело международное.

В.БОРЩЕВ: Прежде всего, здесь нужно заметить, что нарушение прав человека и вообще ситуация с правами человека - это не внутреннее дело страны, а дело международное, в том числе европейское. Россия подписала очень многие документы, как европейские, так и международные, она несет определенные обязательства. И международное сообщество вправе предъявлять претензии и требования к соблюдению прав человека. Права человека в данном случае нарушены.

Я занимался расследованием... Наша Общественная наблюдательная комиссия (я ее председатель и в первом созыве был, и во втором), мы сразу же на 3-ий день после смерти Магнитского были в "Бутырке". Мы опросили очень многих сотрудников тюрем, сокамерников, и у нас четко сложилось впечатление, что, несомненно, под воздействием следствия на него оказывалось мощное давление, создавались пыточные условия, ему не давали возможности необходимого лечения. Более того, как раз за неделю до плановой операции его вдруг переводят из "Матросской тишины" (где больница рядом) в "Бутырку", что вообще вызывает удивление. То есть намеренное создание жестких, тяжелых, пыточных условий. Именно пыточных. Я видел эти камеры, где сидел Магнитский. Сейчас они, кстати, разрушены. ФСИН признала, что эти камеры неприемлемы для содержания там заключенных, и сейчас вместо них одноместные камеры, карцеры. А этих камер нету, где сидел Магнитский, они действительно были чудовищными. И есть документы, которые подтверждают насильственные действия в отношении Магнитского. Тут больше всего говорят о "Бутырке", но погиб-то он в "Матросской тишине". Его же избивали (есть документы о том, что его избивали дубинкой, есть такой акт о применении резиновой палки) в "Матросской тишине". Остались гематомы, следы побоев. Есть фотографии.

Врач Гаусс, которая вдруг решила отдать его восьмерым охранникам... Когда мы с ней говорили и спрашивали, почему она это сделала, она ответила: "А вот он стал размахивать кушеткой в клетке". Мы сидим сейчас с вами напротив этой самой клетки. Во-первых, размахивать там невозможно: она полтора метра шириной. Во-вторых, поднять ни вы, ни я ее не сможем, а тем более больной Магнитский. В-третьих, все предметы в СИЗО закреплены: и кушетки, и столы, и стулья. Каким образом это могло быть? Вранье это! Откровенное вранье. Она вызвала "скорую помощь" и врачей-психиатров. Врачей-психиатров не пускали целый час. Их потом пустили, когда он уже умер, и они констатировали его смерть в боксе. А официально написали, что он умер в палате интенсивной терапии и что ему проводили реанимационные мероприятия. Ложь все это. Вся пикантность положения в том, что факт его гибели в боксе зафиксирован "скорой помощью". Врач "скорой помощи" тут же позвонил и сообщил о том, что установлен факт биологической смерти, и что он сидит на полу в боксе, рядом наручники и прочее. И всё. 

Вначале была надежда, что это дело доведут до конца. Наша ОНК написала акт, послала его всем: и президенту, и генпрокурору, и директору ФСИН, и уполномоченному по правам человека, и министру юстиции. Молчание. Мы вывесили наш акт на сайт, кто-то его перевел на английский, и он стал достоянием международной общественности. Потом на встрече с замгенпрокурора я спросил: "Когда же вы дадите нам ответ?" Нам не отвечали, молчали. Такое глубокое молчание: ни да, ни нет. Он говорит: "Скоро вы получите ответ".

И действительно. Нас пригласили в Следственный комитет, отчет нашей комиссии о расследовании приобщили к делу, следователь стала брать у нас показания, и возникла надежда, что дело доведут до конца. Более того, подключился Совет по правам человека при президенте. Мы готовили там доклад на основе отчета нашей ОНК. И когда мы там встречались с Бастрыкиным, я спросил его: "Что же вы привлекаете второстепенных лиц: Кратова, Литвинову?" Он говорит: "Ничего, это только начало". То есть все давало основания думать, что дело доведут до конца, потому что документы, факты были очень серьезными и давали полное основание доказать, что Магнитский умер в результате насильственных действий, пыток, которым он подвергался. Потом - раз! - меняют следователя. Приходит следователь Стрижов, который прекращает всякие контакты правозащитников с СКР, а через некоторое время объявляет, что нет никаких оснований возбуждать дело. Это настолько цинично, грубо, вызывающе, что, конечно же, европейское сообщество не может с этим смириться. Это плевок. "За кого вы нас держите?" - они могут сказать. Известны такие факты, и, конечно же, пошла такая реакция. 

И они пытаются не только оправдать тех, кто его избивал, но и этих воров. Я был в Лондоне на заседании Королевского суда, где следователь Карпов подал заявление, чтобы его реабилитировали и вычеркнули из "списка Магнитского". Он нанял дорогущего адвоката. Откуда у него деньги, у этого майора? Это сумасшедшие деньги. Значит, кто-то за него платит. Суд принял решение: он отказал ему. 

Но они боятся того, что они попадают в этот список, боятся, что в международном сообществе числятся персонами нон грата, и поэтому такая истерия. Но, к сожалению, они отыгрываются на наших детях. Вот эта реакция на "закон Магнитского" - "закон Димы Яковлева" ("закон подлецов"), он действительно страшный. Они тогда говорили: "Мы сами можем усыновить". Прошло время, там 33 ребенка должны были быть усыновлены. Уже были родители, которые готовы были их забрать. Только 1 ребенок из этих 33 усыновлен. Только один! Остальные, которые могли бы быть уже при родителях (а это больные дети все), получать лечение и остались бы живы-здоровы, они теперь находятся в тяжелейшем состоянии. То есть власть отыгрывается на наших детях. И это говорит о том, что они крайне нервно реагируют, они неспокойны. "Акт Магнитского" называли антироссийским законом. Ничего подобного! Это пророссийский закон. Вот преследование этих людей, которые растлевают нашу страну, нашу правовую систему, общество, которые разлагают государственную систему - если наша система не может их привлечь к ответственности, то хорошо, что на них указывают европейцы. Пусть они укажут: "Вот, эти люди совершили грубейшее нарушение прав человека". Я верю, что со временем эти люди у нас сядут на скамью подсудимых. Это моя мечта и надежда, что правосудие совершится здесь, в России. Но если пока оно не совершается, эта реакция европейского сообщества полезна российскому обществу. Она полезна российскому государству, судебной системе, потому что и судьи, и прокуроры, в сущности, понимают, что произошло. Мне приходилось говорить со многими, и многие понимают, что, да, совершено преступление. Поэтому я думаю, что эта межпарламентская группа окажет серьезное влияние на то, что к правам человека у нас в России будут относиться гораздо серьезнее.