Сталин у колыбели Т-34.

Ветров А. А. Так и было. — М.: Воениздат, 1982.

Глава первая. Накануне[3]

* * *

Радостные, возбужденные всем только что пережитым [вручением правительственных наград за бои в Испании], мы вышли в длинный сводчатый проход между залами. Здесь-то нас и встретил ответственный секретарь Комитета Обороны при Совнаркоме СССР комкор Г. Д. Базилевич.

Он высокого роста, довольно плотный, шатен. На вид — лет пятидесяти. Несколько позже мы дополнительно узнали, что Г. Д. Базилевич — подполковник царской армии, в начале 1917 года вступил в РСДРП, а затем в разное время командовал Северо-Кавказским, Приволжским, Московским военными округами. Был членом Постоянного Военного совета при Реввоенсовете республики.

Г. Д. Базилевич пригласил С. И. Кондратьева, бывшего начальника штаба Интернационального танкового полка В. И. Кольнова и меня в свой кабинет. Расспросил о действии советских танков в боях в Испании, особенно в сражении у реки Эбро, попросил поделиться нашими пожеланиями по улучшению их боевых качеств. Затем доверительно сообщил:

— На четвертое мая [1938 года], товарищи, назначено заседание Комитета Обороны. Будет обсуждаться и танковый вопрос. На это обсуждение приглашаются бывшее командование Интернационального танкового полка, а также некоторые танкисты — Герои Советского Союза.

Базилевич сделал паузу, а затем, обращаясь уже непосредственно ко мне, сказал:

— Товарищу Ветрову надлежит подготовиться и доложить Комитету Обороны о боевом применении наших танков в Испании. Короче говоря, дать объективную оценку их боевых и технических качеств.

Я с недоумением посмотрел вначале на него, а затем на С. И. Кондратьева. Действительно, почему столь ответственный доклад поручается мне, заместителю командира танкового полка, а не самому Степану Ивановичу Кондратьеву, его командиру?

— Но для такого важного выступления у меня нет достаточного материала, — попытался я отговориться. — [8] Единственное, что имеется, — отдельные зашифрованные записи в блокноте...

— Зато у вас высшее военное образование, — решительно сказал Базилевич. — А это немало. Готовьтесь по памяти. В случае чего посоветуйтесь вот с ними, со своими товарищами. — Он кивнул на Кондратьева и Кольнова. И тут же перевел разговор на другую тему, давая тем самым понять, что вопрос о моем выступлении решен окончательно и, как говорится, обжалованию не подлежит.

По приезде из Москвы я принялся за подготовку порученного доклада. Хорошая память и сохранившиеся в спецотделе мои личные технические донесения из Испании помогли составить доклад довольно полным, со многими цифровыми выкладками. В частности, отметил, что наши колесно-гусеничные быстроходные танки БТ-5, обладая хорошей проходимостью, маневренностью, относительно мощным вооружением и многими другими прекрасными преимуществами перед итало-немецкими танками «Ансальдо» и Т-II, были, однако, не в состоянии противостоять появившейся у франкистов немецкой противотанковой артиллерии, так как имели всего лишь 13-миллиметровую, противопульную, бронезащиту. Добавил, что положение при этом усугублялось еще и наличием на наших «бетушках» (как, впрочем, и на всех зарубежных машинах) бензинового двигателя, что при попадании в них приводило к мгновенным пожарам.

Написав это, вспомнил бой под Сарагосой, когда танк, ведомый опытным механиком-водителем Виктором Новиковым, с ходу разметал проволочные заграждения перед траншеями врага, затем раздавил гусеницами пулеметное гнездо и устремился на укрывшуюся у церкви противотанковую батарею противника. Ближайшее орудие экипаж подавил первым же выстрелом. Но когда БТ-5 начал делать доворот, чтобы ударить по второму орудию, то сам получил довольно серьезное повреждение. В частности, перебило бензопровод, и вытекающий бензин воспламенился. Ежесекундно могли взорваться бензобаки...

Виктор Новиков пытался на максимальных оборотах двигателя с помощью вентиляторов сбить пламя. И на некоторое время огонь вроде бы приутих. Но когда машина пошла под уклон, пламя вновь разбушевалось, из моторного [9] отделения перекинулось в боевое, начало подбираться к снарядной укладке...

Когда объятая пламенем машина Новикова, перемахнув в обратном направлении траншеи, промчалась мимо нашего командного пункта, я увидел в открытом люке багровое от ожогов лицо Виктора. И подумалось: какой же волей надо обладать, чтобы, борясь за машину, стерпеть все это!

Когда горящая «бетушка» остановилась, испанские товарищи из ремонтной бригады быстро вытащили из машины обессиленного Новикова и его раненых товарищей, а затем, убрав из боеукладки обжигающие руки снаряды, потушили пожар...

Итак, БТ-5 с бензиновым двигателем требует срочной модернизации. И вообще напрашивается вывод об ускорении проектно-конструкторских работ по созданию новых, более совершенных образцов танков с противоснарядной защитой, более мощным вооружением и безопасным в пожарном отношении двигателем.

Боевая практика показала еще и то, что весьма сложный и громоздкий колесно-гусеничный движитель танка БТ-5 недостаточно надежен. Особенно слаба его колесная часть, доставлявшая немало хлопот как членам экипажа, так и ремонтникам. Поэтому в своем докладе я счел целесообразным предложить, чтобы при проектировании новых машин отказаться от колесного хода, а разработать более надежный — гусеничный.

* * *

Правда, по этому вопросу между мной и С. И. Кондратьевым возникли некоторые разногласия, для разрешения которых пришлось обратиться за советом к заместителю начальника Автобронетанкового управления военному инженеру 1 ранга Б. М. Коробкову, с которым в свое время учился вместе в академии. Но...

— Что за наивный вопрос?! — удивился Коробков, едва услышав мои доводы против колесного хода. — Ведь наши колесно-гусеничные танки, и в особенности БТ-7А, являются лучшими в мире! Они пришлись но душе танкистам, хорошо освоены в войсках. А, как известно, от добра добра не ищут...

— Но, Борис Михайлович, — настаивал я, — в данном случае речь идет не о состоящих уже на вооружении танках, сильные и слабые стороны которых проверены [10] в испанских боях. Я говорю о том, стоит ли при проектировании новых, лучше бронированных, с более мощным вооружением, а следовательно, и более тяжелых машин, ориентироваться на колесно-гусеничный движитель? Ведь в конструктивном отношении он, согласитесь, не совсем удачен и даже, по-моему, бесперспективен.

— Бесперспективен?!

— Да! Вам, как инженеру, тоже известно, что при увеличении веса танка одной пары ведущих колес при колесном же ходе будет далеко не достаточно. Ведь в этом случае ведущие колеса или будут пробуксовывать, или с них послетают резиновые бандажи. Ну а если сделать четыре пары ведущих колес... Значительно усложнится передача к ним от двигателя. Спрашивается, не слишком ли велика плата за подобную универсальность.

— Одним ударом дерева не срубишь, — помолчав, все же сказал несогласно В. М. Коробков. — К тому же мы уверены, что колесно-гусеничный движитель в скором времени не только будет доведен до кондиции, но и станет основным для наших легких и средних танков.

Когда же я попытался вновь отстаивать свое мнение, Коробков поморщился от досады, поднялся и, подойдя ко мне, доверительно сказал:

— Саша! По-дружески советую не поднимать на заседании данного вопроса. Это, как бы тебе сказать... пока еще несвоевременно.

Приблизительно такое же отрицательное отношение к моему предложению высказали и некоторые другие сотрудники этого управления.

Домой я возвращался не в настроении. Было о чем подумать. Тревожные мысли роились в голове. Ведь, думалось, германские фашисты, использующие Испанию как полигон для испытания своего вооружения и боевой техники, поди, до тонкостей изучают захваченные у республиканцев советские танки. И, надо полагать, примут самые энергичные меры к созданию у себя более совершенных машин. А вот у нас... У нас даже в Автобронетанковом управлении отдельные товарищи не желают критически осмыслить испанский опыт применения танков, предпочитая идти уже проторенной дорожкой. Но куда она нас приведет? [11]

Дома, поужинав, решил немного прогуляться. Но тут нагрянули гости — соратники по антифашистской войне в Испании Петр Сиротинин, Алексей Разгуляев, Константин Гурьянов. Они, оказывается, уже откуда-то прознали о возложенном на меня задании, поэтому-то и пришли кое-что подсказать, посоветовать...

После ознакомления с набросками тезисов моего доклада друзья высказали единодушное мнение, что неплохо бы довести до правительства наш неудачный опыт боевого применения танкового десанта при прорыве организованной обороны противника. Следует доложить и о необходимости улучшения танковых средств радиосвязи, оптических и электрических приборов...

Словом, дополнений было высказано немало.

Трое суток, не разгибая спины, я трудился над составлением таблиц боевых повреждений и сравнительных характеристик советских, итальянских и немецких танков. Облегченно вздохнул лишь тогда, когда конкретные предложения по улучшению боевой машины были всесторонне сформулированы и, как представлялось, достаточно обоснованы.

* * *

Настал день заседания Комитета Обороны. Это был один из волнующих дней в моей жизни. За четверть часа до назначенного срока С. И. Кондратьев, В. И. Кольнов, С. Я. Лапутин и я были уже на месте.

Зал заседания Совнаркома СССР был заставлен квадратными столиками под зеленым сукном, к тому же еще поверх покрытыми толстыми стеклами. За ними сидели 35–40 военных и гражданских руководителей. В глубине зала, поближе к председательскому столу и небольшой трибуне, я увидел оживленно беседующих, знакомых мне в основном по портретам членов Политбюро ЦК ВКП(б), наркомов и видных военачальников.

Вскоре в зал вошли И. В. Сталин, В. М. Молотов и К. Е. Ворошилов. Заседание открыл председатель Совнаркома СССР и Комитета Обороны В. М. Молотов. Он же предоставил слово и первому выступающему. Им был народный комиссар машиностроения А. Б. Брускин.

Нарком машиностроения доложил о выполнении задания правительства по изготовлению опытного образца нового легкого танка. Привел общие данные о разработанном коллективом конструкторов одного подведомственного [12] ему завода (под руководством М. И.

Кошкина) 18-тонном колесно-гусеничном танке А-20.

— Советские танкостроители, — слегка повысил голос А. Б. Брускин, — создавшие семейство современных колесно-гусеничных танков БТ-2, БТ-5 и БТ-7А, поручили мне доложить и о выполнении задания Комитета Обороны по изготовлению более совершенного образца боевой машины. На танке А-20 устанавливается 45-миллиметровая пушка и спаренный с нею пулемет Дегтярева. Корпус — оригинальной конструкции с наклонными бронелистами толщиной 20–25 мм. Вместо бензинового авиационного двигателя М-17 на танке впервые в мировой практике будет установлен 500-сильный дизель В-2, позволяющий развивать скорость не менее 65 километров в час...

И тут К. Е. Ворошилов перебил оратора:

— Товарищ Брускин! Мы хорошо знаем о преимуществе дизельного танкового мотора перед бензиновым. Однако известно и то, что бензиновые моторы М-17 вполне надежно работают на танках в течение 200 и более часов, тогда как дизельные — лишь 50. Я не ошибаюсь?

— Да, вы совершенно правы, Климент Ефремович. В настоящее время танковые дизели отрабатывают значительно меньше моточасов, чем бензиновые. Но такое положение долго продолжаться не может.

— Тогда скажите, где гарантия, что танковые дизельмоторы будут работать так же надежно и продолжительно, как и бензиновые?

— Климент Ефремович! Такой гарантии я сегодня дать не могу. Но уверен, что усилия наших талантливых конструкторов Чупахина, Трашутина, Челпана и других увенчаются успехом, Красная Армия вскоре получит добротные дизельные двигатели, которые покажут высокие, ходовые и эксплуатационные качества.

— Это хорошо, что вы так оптимистически настроены, — протирая платком пенсне, заметил В. М. Молотов.

Затем, ответив на ряд других вопросов, А. Б. Брускин предложил одобрить рассматриваемый образец танка.

Начались прения. Начальник Автобронетанкового управления Красной Армии комкор Д. Г. Павлов, кстати, за отличные действия в Испании удостоенный звания Героя Советского Союза, тоже высказал озабоченность в связи с малым запасом моторесурсов дизельного двигателя. Но [13]высоко оценил маневренность новой машины, оригинальный бронекорпус, рекомендовал обязать наркомат машиностроения в кратчайший срок изготовить опытную партию этих танков, с тем чтобы провести их строгие полигонные испытания.

Выступления еще двух ораторов также свелись в основном к одобрению представленного образца и, помимо всего прочего, к просьбам о выделении ведомствам, которые они представляли, ассигнований и фондовых материалов.

Но вот председательствующий предоставил слово мне, добавив при этом, что «товарищ только на днях вернулся из Испании». И я, волнуясь, пошел к трибуне.

* * *

Свое выступление я начал с рассказа о том, в каких боевых операциях участвовал наш Интернациональный танковый полк, костяк которого составляли советские добровольцы. Как самоотверженно и храбро воевали танкисты под Сарагосой, при освобождении, а затем и обороне города Теруэля, в жестоких схватках с фашистами у реки Эбро... По тому, с каким интересом меня слушали, можно было понять, что присутствующим близки излагаемые мной события, что сердцами они там, в далекой Испании. Д. Г. Павлов даже одобрительно кивал в такт моим словам.

Отметив отличную маневренность и огневую мощь наших пулеметно-пушечных танков, их подавляющее превосходство перед пулеметными итальянскими и немецкими танками, я затем перешел к главному — перечислению выявленных в процессе боевой эксплуатации характерных недостатков конструктивного и производственного порядка.

— Именно это-то мы и хотели услышать от вас, — кивнул И. В. Сталин...

Итак, высказав удовлетворение тем, что наше замечание, касающееся замены бензинового авиационного двигателя дизелем, учитывается промышленностью, я от имени однополчан попросил присутствующего на заседании М. И. Кошкина и других конструкторов вдобавок увеличить бронезащиту новых танков, сделав ее снарядостойкой. А также улучшить вооружение, радиосвязь и электрооборудование, повысить надежность целого ряда узлов и механизмов. [14]

Сидящие в зале военные на все мои слова одобрительно кивали. А вот представители промышленности, напротив, хмурились и выжидательно поглядывали на Сталина...

А я продолжал. После того как обосновал необходимость значительного увеличения запаса хода машин по горючему, высказал и пожелание в целях экономии моторесурсов перевозить танки на специальных танковозах. И тут Сталин остановил меня, попросив:

— А расскажите-ка нам вот о чем: как показала себя в испанских условиях ходовая часть танков, и в частности система колесного хода?

Признаться, этот вопрос озадачил меня. Очень уж не хотелось раскрывать здесь разногласия в оценке колесно-гусеничного движителя. И я, по-видимому, не совсем убедительно, но в общем-то положительно охарактеризовал его, добавив при этом, что большинство моих однополчан тоже стоят за колесно-гусеничный ход. А как известно, коллектив всегда прав...

— Часто, но не всегда, — возразил И. В. Сталин. И, обращаясь к сидящим в зале, пояснил: —Нередко бывают правы одиночки, а коллективы — нет.

Я недоуменно посмотрел на Сталина, но промолчал. И тут последовал его следующий вопрос:

— А какого мнения придерживаетесь лично вы? Только откровенно. Большинства?

— Нет, я сторонник чисто гусеничного танка.

— Почему?

— Потому, что сложная и далеко не совершенная комбинация колесного и гусеничного движителя ненадежна, нередко выходит из строя, — начал решительно пояснять я. — Потому, что сравнительно высокий и узкий, а следовательно, и недостаточно устойчивый танк не может развивать на колесах большую скорость. Ибо он опрокинется даже на небольшом повороте. И, наконец, потому, что при движении по шоссе колонны танков со снятыми гусеницами их колеса оставляют на асфальте глубокую колею. Особенно же большому разрушению подвергаются асфальтированные дороги в жаркую пору, когда асфальт размягчен...

Мне с трибуны было хорошо видно, как побагровело лицо у комкора Д. Г. Павлова и как укоризненно смотрел в мою сторону и покачивал головой А. Б. Брускин. Все ясно: они меня не поддерживают... [15]

Во время перерыва ко мне подошел бывший однокашник по академии военный инженер 1 ранга Н. Н. Алымов и начал расспрашивать об общих знакомых в Испании, о том, как действовали бронемашины, изготовленные под его руководством на судостроительном заводе в Валенсии. Я начал отвечать. И тут кто-то положил сзади руку на мое плечо. Я оглянулся и едва не ахнул от удивления: это был Сталин.

— Значит, вы твердо стоите за гусеничный движитель? — негромко спросил он, пристально глядя мне в глаза. И тут же, без паузы, поинтересовался: — А что вы можете сказать о многослойной броне?

Я вначале растерялся, а потом Ответил, что не считаю себя специалистом в этом деле. Вот если только военинженер Алымов... Он, как мне помнится, хорошо разбирается в различного рода сплавах...

Алымов действительно начал говорить обо всем том, что ему было известно по этому вопросу. Сталин внимательно слушал, кивал. И все-таки из их непродолжительного разговора я понял, что вопрос о многослойной броне обоим не совсем ясен и что проблема усиления бронезащиты танков еще будет ждать разрешения.

* * *

Выступавшие после перерыва ораторы, в том числе и военные, в основном расхваливали рассматриваемый образец танка А-20, особо подчеркивая достоинства его колесно-гусеничного движителя и решительно отвергая «изживший себя гусеничный вариант». Испанский опыт в этом отношении не типичен, говорили они, явно бросая камешек в мой огород.

Что ж, я ждал этого. Ведь, повторяю, даже многие «испанцы» стояли за колесно-гусеничный движитель...

— Не журись, Саша! Ты поступил правильно, что не скрыл своего, пусть даже и спорного, мнения. Ведь здесь собрались люди, до тонкостей разбирающиеся в военных вопросах, они не ошибутся, — сочувственно сказал мне сидящий рядом Владимир Иванович Кольнов.

И действительно, выступления и даже реплики с мест участников заседания, сам ход делового обсуждения свидетельствовали о хорошем знании ими рассматриваемого вопроса, большой заинтересованности в его правильном решении. [16]

В конце заседания И. В. Сталин также одобрительно отозвался о проекте нового танка А-20, предложил принять его за основу. Но добавил: с учетом замечаний и пожеланий вернувшихся из Испании товарищей. Больше того, взяв в руки макет танка А-20, Сталин, обратившись к членам Политбюро, сказал:

— Думаю, что кроме представленного нам колесно-гусеничного образца с добротным дизельным двигателем и 76-миллиметровой, а не 45-миллиметровой пушкой, следует разработать и изготовить схожий, но гораздо лучше бронированный танк на гусеничном ходу. И после сравнительных испытаний двух образцов окончательно решить, какой из них пускать в серию — колесно-гусеничный или чисто гусеничный... И еще: к этой работе привлечь танкистов, уже имеющих боевой опыт.

Предложения Сталина легли в основу принятого Комитетом Обороны постановления.

Уже после заседания у Спасских ворот меня догнал знакомый военный инженер из Центрального управления Наркомата обороны СССР. Не скрывая своего недовольства, сказал мне:

— Ну и подвел же ты нас, Александр! Ведь вопрос о принятии на вооружение А-20, этой во всех отношениях современной машины, был уже предрешен. И вдруг... И потом, неужели американцы глупее нас? Ведь у них лучшим считается не гусеничный, а более универсальный колесно-гусеничный танк «Кристи»...

— Так это — у них. А у нас... Спорить не будем, какой из двух образцов окажется наилучшим, покажут сравнительные испытания, — ответил я. И добавил: — Однако заранее уверен, что на колесно-гусеничном танке невозможно добиться сколько-нибудь значительного увеличения снарядостойкости бронезащиты. Да и должной надежности механизмов ходовой части — тоже...

Домой я возвращался в приподнятом настроении. Теперь слово за сравнительными  испытаниями.