ПЛЯШИ, СТУДЕНТКА.

ПЛЯШИ, СТУДЕНТКА.

(Набросок для повести, а можно, видимо, и сценарий написать).

1.

   «Здравствуй».

   После «Здравствуй» чёрная жирная точка.

   Раньше письмо начиналось: «Здравствуй, доченька - студентка».

   «Исчезло» доченька – студентка.

   «Дальше читать не буду», - решила Вика, глядя, словно завороженная, на  жирную чёрную точку, которая, как казалось ей, превращалось в пятно, расползавшееся по всему  письму.

   Она скомкала длинными тонкими пальцами тетрадный  в клеточку лист и выбросила в коричневую пластмассовую ребристую корзинку для мусора.

   «Он не должен его прочитать».

    Вика присела на бежевый мягкий диван с откидными синимыми подушками и отрешено  начала осматривать комнату.

   Белая, отполированная  до блеска стенка с огромным треугольным   зеркалом, похожим на сторону пирамиды, в котором отражалось  похудевшее лицо с  серыми глазами…,  красная электрическая бритва на гладильной доске с железными ножками крест -  накрест, голубые в полоску обои на стенах…

   «Он уйдет, если прочитает письмо. И пляши студентка среди голубых в полоску обоев. Вот тогда и напишут: здравствуй, доченька - студентка».

   Вика вновь посмотрела в пирамидальное зеркало и увидела медленно стекающие маленькие ручейки… Зажав пальцы в кулачок, она вытерла слёзы и неожиданно для себя улыбнулась.

   «Пусть читает. Проверка на вшивость».

   Она забилась в угол дивана, натянула до подбородка шерстяной «колючий» плед и снова уставилась в пирамидальное зеркало.

2.

   Вика сидела в углу дивана, сжавшись в комочек, когда вошел Виктор.

- Как чувствовал, – он не улыбнулся, не засмеялся, а спокойно. - Завалила экзамен по диамату. И забилась в угол. А…

- Хорошие новости, - перебила она. – Письмо почитай.

   Голос звонкий. Только с переломами.

    Красный галстук, промелькнув в зеркале, упал на гладильную доску.

 - Письмо голос сломало? Выпрямим.

- Ты прочитай вначале. Тебе дали отменную  характеристику. После неё у тебя голова на  ноги заработает.

   Плед отлетел в сторону и примостился возле галстука.

   Виктор, достав письмо с мусорной корзинки, разгладил и посмотрел на Вику.

- И этот маленький бумажный комочек загнал тебя в угол?

- Не он, а то, что написано в нём.

   Читал Виктор внимательно.

- А что, - сказал он, напружинивая лоб с родинкой. -  Хорошее письмо. Ты ожидала другого? Я на двенадцать лет старше. Разведенный, - он пересчитывал свои «грехи», которыми пестрело письмо. -  Твои родители советуют, что тебе лучше выйти замуж не за меня, а за восьмидесятилетнего деда Кудрина. Он один, ни разу не разводился. Вот ты!  Если бы ты была на их месте, написала бы: доченька, хороший парень, выходи замуж. Или, как?  Честное письмо, Вика, но не в нашу пользу, но ситуацию нужно исправлять в нашу пользу, а не забиваться в угол, хотя он и мягкий.

- И, - оживилась Вика, -  каким образом?

- Не образом, а головой.

   Виктор взял синюю шариковую  ручку и начал водить по  письму.

- Что ты там черкаешь?

- Я не черкаю, а подчеркиваю. Ключик ищу.

    Виктор мелькнул в зеркале. В замке входной двери щёлкнуло.

3.

   Убежал.

   Она заплакала.

   Время, как бы остановилось.

   Виктор появился через полчаса.

- Где ты был?

- На почте. Телеграмму твоим родителям послал. Не они нас, а мы их.

   Он посмотрел в зеркало. Тревожные серые глаза медленно наплывали на него.

- Не они нас, а мы их, - растеряно сказала Вика. - Что ты написал им?

- Потом узнаешь.

   Виктор не мог оторваться от зеркала. Глаза разрастались и поглощали окружающее.

   - Вытри слёзы, Вик. И гриву свою причеши. А то она закрывает тебя  чуть ли не до ног. Одни серые глазища.

   Он оторвался от зеркала, открыл  двухстворчатый шкаф для одежды, достал чёрный костюм, белую рубашку… и стал складывать в желтый  чемодан.

- Ты уходишь?

- Не совсем так, - ответил Виктор. – Пакуй чемодан.  Мы летим к твоим родителям. Проблему будем решать на месте.

- А письмо?

- Что письмо?  Честное письмо. Это редкость.

- И ты, - она выдержала паузу и по детски, -  ни капельки  не обиделся?

-  А на что мне обижаться? -  и всё в спокойном тоне. -  Они   написали то, что думали. Скандала не будет. Обещаю.

- Ты там меня не оставишь? Не бросишь?

   Одни вопросы и беспокойное ожидание ответов.

-  Я  еду туда, чтобы  жениться на тебе, а не для того, чтобы  отвезти тебя родителям и  сдать им на руки. Ты же не ребёнок. Вызывай такси до Внуково.

- А может на машине? Дорогой я успокоюсь.

- Нет В нашем положении время нужно сжать, чтобы быстрее прийти к  ясности. Один день и так завис у тебя на нервах. Хочешь второго. Так что Внуково. Самолёт. Маршрут на Волгоград, а там с хвостиком на пригородном поезде.

4.

   Утром следующего дня они были в посёлке.

- Вот и приехали, - тихо сказала Вика, когда они сошли с пригородного поезда. - А какими уезжать будем – неизвестно, - добавила она.

- Почему неизвестно. Известно. Ты посмотри вокруг.

- А что смотреть, - устало проговорила она. – И так все знаю. Выросла я здесь.

   Виктор усмехнулся.

- Видишь. Элеватор наполовину покрашенный, наполовину облезлый. Камазы возят зерно. Часть по маршруту в путёвке, часть в свой карман. Рынок. Кто торгует, кто ворует.... Магазины. Кто покупает, кто обсчитывает…

- Это ты к чему?

- Маленькая Россия на ладошке. Обычный посёлок. Обычные люди. Нормальные и не сумасшедшие. Твои же здесь живут. Понятно?

- Всё шутки, да шутки. А я боюсь.

- В Москве боялась, в самолёте летела -  боялась. В поезде тоже. В поселке… И когда замуж будешь выходить, тоже бояться будешь. Оседлал тебя страх. Пошли. А то нас уже заждались.

- Скажи ради бога, – взмолилась Вика, -  что за телеграмму ты дал? Всю дорогу пытала, а ты молчишь, а я об этом только и думаю.

-  Это хорошо. Отвлекает тебя от глупых мыслей, но на умные не настраивает. Пошли.

   Один шаг, второй…

- Я пойду впереди тебя, - сказала она.

- У вас так принято, что женщина всегда идет впереди мужчины?

- Ну… Это… У моего отца ладони, как лопаты.

-  Он, наверное, огород без лопат вскапывает. Или ты намекаешь, что он меня  ладонями в огороде и закопает?

- Год тебя знаю. Ты серьезным бываешь, когда-нибудь.

- Серьезные всегда шутят. А не серьезные трясутся. Вот как ты. За меня беспокоишься. Думаешь, что заблужусь в твоём посёлке. Адрес  знаю. Да я даже без адреса найду дом, где готовятся к свадьбе. На запах свадебных пирогов пойду.

   Они спустились со свежо выбеленных привокзальных ступенек,  прошли  через рынок, шумевший, как обворованный цыганский табор, и вышли на заасфальтированную улицу, единственной достопримечательностью которой были не дома, начиная с низкорослых глинно – серых мазанок с одним или  двумя паутинными  оконцами, крытых прогнившей от дождя, снега… соломой, кирпичными особняками, обвешанными флюгерами, антенными тарелками…, а дикая груша, возвышавшаяся над природной и людской мелочью, ютившуюся возле неё.

- Под этой грушей, Вить,  - сказала Вика, - и выросла я. Когда мы были маленькими: я, братья Коля, Вася мама работал в школе учительницей по труду. В школу она нас не могла брать с собой: не доросли, а чтобы мы не разбежались со двора, она брала кусочки чёрного хлеба, клала их в марлю, делая узелки. Потом смачивала в воде  и подвешивала к  низким ветвям деревьев. Вот мы целый день и лазали за ними.

   5.

   Иван Андреевич высокорослый, как говорила Вика, с ладонями в лопату,  и Галина Степановна, как называет её муж: бегунок  за умение жены появляться в гараже или в бане, и как раз в тот момент, когда Иван Андреевич цедит первую каплю в стаканчик, сидя на порожках летней убранной в деревянные решетки  кухни, в сотый раз перечитывали телеграмму, из которой от их взглядов  некоторые слова даже  исчезать стали.

- Она что сдурела – спрашивал Иван Андреевич жену, тыкая в телеграмму и выбивая из неё  оставшиеся слова.

- Сдурела она или не сдурела – не знаю, - отвечала Галина Степановна, одетая в коричневое крепдешиновое платье с белым воротничком, на которое то и дело посматривал Иван Андреевич, чувствовал: точно задумала что-то. – А я вот точно сдурела. Согласна.

- Ты что за свадьбу?

   Были бы порожки на так, да сяк  – точно разлетелись бы.

- А что делать? – вздохнула Галина Степановна. – Умник. Телеграмму читай.

- Да я её, - в груди Ивана Андреевича ударили в барабан, -   уже в который раз перечитываю. Глаза стираться начали.

- Ты, наверное, и тыщу раз прочитаешь её, а не поймешь. Резонанс. Понимаешь.

- Что за резонанс, - и в барабан ударили, и  литаврами  медными приложились. -  Ты можешь на понятном мне языке говорить.

- Тут  и говорить ничего, телеграфистка всем в посёлке выложила, а что она выложила, читай телеграмму. Делать нечего.

 - Галина Степановна поправила белый воротничок. – Весь посёлок уже в курсе о свадьбе.  Соседи приходили поздравлять…

- А ты?

   Иван Андреевич даже поднялся с порожек.

- Что я, как и ты.  Спасибо говорила.

- Я не говорил, - процедил  Иван Андреевич. – Я не говорил: спасибо.

   От его голоса пошла волна и, докатившись до соседки Марии Николаевны, так ударила, что Мария Николаевна: ростком с вершком, да с чесучим языком - выскочила из дома и затарахтела через деревянный забор.

- Это вам спасибо, соседушки. Спасибо, что на свадьбу пригласили.

   Иван Андреевич обмяк.

- Вот и резонанс, - прошептал он. – Вот и крепдешиновое платье с белым воротничком.

- А я тебе, что говорила, - вздохнула Галина Степановна. - Пройдись по посёлку.  Тебя все поздравлять будут, а ты им в ответ что?  Дураки. Хорошую славу наживешь. А дочку как хвалили, говорили: вот и в Москве учится, а свадьбу решила дома под родной крышей с родителями справлять, дай Бог, чтоб у каждого такая дочка была, и жениха хорошего нашла, даже спрашивали, на какой день наметили свадьбу?

- И, - протянул Иван Андреевич, покрепче усаживаясь на порожки. – На какой день ты наметила?

- А ты, на какой день наметил бы? Сегодня понедельник.

- На субботу, - твёрдо ответил Иван Андреевич и сплюнул. - Да ты что свихнулась. В глаза жениха не видели. А что мы в письме о нём  написали? Неужели он такой придурок, что после нашего письма припрется?

- Придурок или не придурок, а чую сердцем, что к воротам они приближаются. Прислушайся.

   Иван Андреевич  уже и к земле нагнулся, а потом невнятно посмотрел на жену.

- Что-то со мной не то, - сказал он. – Как-то мутно в голове. Неужели резонанс так повлиял.

- Резонанс, а что ещё. А с письмом ошибка вышла, - горестно сказала Галина Степановна. – Исправлять теперь нужно.

- Вот ты и исправляй. Ты диктовала, а я только писал, твою волю исполнял, а я пойду дрова для бани рубить.

- Так ты вчера рубил, парился. Пропотел от страха?

- Дочка с будущим мужем приедут. Понимаешь.  С дороги. Помыться нужно. – Иван Андреевич спохватился.  - Резонанс всю голову замутил. Вот студентка, так студентка.  В капкан загнала.

6.

   Галина Степановна застыла на порожках, увидев дочку и незнакомого мужчину, входивших во двор.

- Моя мама, - сказала Вика  Виктору, когда они подошли к порожкам – Галина Степановна. А это Виктор. Мой будущий муж.

-  Навели вы шороху, -  вздохнула Галина Степановна. - Весь посёлок к твоей свадьбе готовиться. На субботу наметили. А как же вы решились?

- Как и Вы с Иваном Андреевичем, - ответил Виктор. – По любви.

- Да я о письме спрашиваю. Читали. Небось, обиделись. Вы уж простите нас стариков.

- За что прощать. Вы же хотите, чтоб мы поскорее  поженились. И мы за это.

- Так в письме…

   Виктор не дал договорить.

- Хорошее письмо, Галина Степановна,  хотя полностью мы не успели его прочитать. У нас дома собака овчарка. Хан. – Он повернулся к Вике: поддержи, - схватила и порвала на кусочки. Так мы  пытались склеить. Не вышло. Только и остались кусочки: здравствуй, надеемся, что послушаешь нашего совета, свадьба. Вот мы и решили послушаться. И телеграмму сразу послали.

- Так, так. – Галина Степановна поспешно закивала головой.

   В жизни не говорила таких слов, а  вот выскочили.

-  Благородная  у вас собака, дай бог ей здоровья.

- Полный занавес, - растеряно прошептала Вика.

   Галине Степановне было не до шёпота. В голове крутились письмо, телеграмма, резонанс и благородный Хан.

7.

   Иван Андреевич, увидев шагающего по тропинке к нему Виктора, хотел было нырнуть в баню, закрыться и на стук ответить: парюсь. Он бы так и сделал. Да дымка из трубы на бане не было.  Вместо этого он схватил топор и всадил его в берёзовый чурбан. Топор застрял.

- Здравствуйте, Иван Андреевич, - подойдя поближе, сказал  Виктор. -  Вот. И будущий муж студентки, и Ваш зять. Хотите, милуйте, хотите, казните. Топор и плаха есть.

- Не рубится, - буркнул Иван Андреевич. -  Сучок, наверное.

- Клин и колун?

- У тебя под ногами.

- Не заметил. Это от волнения. Всю дорогу к Вам думал о свадьбе и  как встретите. Галина Степановна сказала, что Вы пошли для нас баньку готовить. Сейчас мы этот чурбан расщелкаем. Ставим колом клин и колуном всаживаем. Вжик.

   Чурбан треснул и развалился пополам.

- А в печку эти оковалки  влезут?

- Ещё как. У меня знаешь, какая печка. Ни у кого здесь такой нет. Ты вот попробуй  чурбан шелковицы расколоть. Она вся зараза жилами свита. Бил, бил. Толка никакого.

- Сейчас расколется. Нужно рассмотреть, в какую сторону жилы свиты. А где она?

- В предбаннике.

   Виктор вытащил чурбан шелковицы.

   Колун только царапнул по ней.

- Я же говорил, - довольно сказал Иван Андреевич. – Дай я попробую.

   На чурбане появилась вторая царапина.

- А ну её на хрен, -  Иван Андреевич отшвырнул колун. – Знаешь, что в субботу свадьба.

- Галина Степановна уже сказала.

- А письмо читал?

- Так я уже Галине Степановне рассказывал. Не всё мы его прочитали. Собака наша овчарка Хан порвала.  Кусочки оставила. Здравствуй, надеемся, что послушаешь нашего совета, свадьба… Вот мы  и решили. Без долгих ящиков.

- Правильно. – Иван Андреевич посмотрел на не расколотый чурбан шелковицы. - Пошли в баньку. Там у меня в печке… Понимаешь. За знакомство.

8.

   Вечером Иван Андреевич, Галина Степановна, Виктор и Вика сидели за дубовым круглым  столом под дикой развесистой грушей и составляли список гостей.

- Да, что его составлять, - Иван Андреевич  выбросил ручку. – Весь посёлок приглашаем. По местному радио объявим.

- Так все во дворе не уместятся, - возразила Галина Степановна.

- А на хрена нам двор. – Иван Андреевич припечатал кулаком стол. – Мы на речке справлять будем. На бережку.  Покроем бережок целлофаном. Наставим… Пейте. Гуляйте. Знайте, что студентка замуж выходит. Правильную телеграмму вы дали. Молодец дочка и ты зять молодец. Резонанс, какой напустили. Наше письмо в подмётки вашей телеграмме не годится. После свадьбы поедем к вам. Посмотрим, как живёте.

   Вика оторопело посмотрела на Виктора.

  «Да что ты, студентка, беспокоишься, - заморгал он, словно передавал по азбуке Морзе. – Я своим ребятам позвоню.  Они и десять Ханов приведут. Да ещё со щенятами».

   Пляши, студентка!