«Минуя капиталистический строй».

 

Старый друг жалуется, что молодежь ничего не помнит из нашей советской эпохи. И не понимает главного выражения политэкономической мудрости большевиков: «Минуя капиталистический строй».

 Если бы нынешние политические мыслители и журналисты всерьез изучали недавнюю единственно верную доктрину и не променяли ее на довольно мутную и еще более гуттаперчевую церковную догматику, то они могли бы дать верную оценку всему, что происходит в России в последние десять-двенадцать лет, полагает он.

 По теории Маркса, для перехода к социализму феодальные общества должны обязательно пройти фазу капиталистического развития. В России, возражали Ленин и Сталин, возможен прямой скачок от феодализма к социализму, «минуя капиталистический строй». Эта формула до сих пор снится многим гражданам, которые боялись позабыть ее на очередном экзамене или зачете.

 Кто бы мог подумать, что победителя в заочном споре между Марксом и Лениным все общество узнаёт только сегодня, когда умерли не только теоретики, но и сам советский государственный социализм!

 Россию и смежные с нею государства, — те самые, которые перешли в свое время к социализму, «минуя капиталистический строй», снова перебросило куда-то не туда. Почему же — что в Азии, что на Кавказе, что в Москве — люди снова очутились по ту сторону капитализма? Миновали по дороге туда, миновали и по дороге обратно.

Разбирая признаки «иронии истории», а вовсе не чьей-то злой воли, мы видим, как воспроизводится в новом обличье только то, у чего есть отчетливые феодально-рабовладельческие признаки.

 Церковь и всяческая духовность. Дворцы и дорогие экипажи. Торжество суеверий и страх перед высшей силой, в которую полагается уверовать как в длань карающую.

 В России бранными или табуируемыми в современных обществах словами «элита», «олигархи», «верующие» люди рады называть себя. А обозначение, как раз пригодное, например, для доброго соседа, — «либеральный» или «толерантный», — преобразуются в «либерастов» и «толерастов».

 Всё, в чем есть признаки современной социальной демократии — хоть христианского, хоть левого толка, — презрительно отвергается. Как и то, что несет в себе угрозу разномыслия и развития.

 Вот вам и единый учебник истории. И проповедь любви к своему помёту, как бы тот ни вонял. Тяга к мистицизму. Недоверие к ученым и страх перед иррациональным. На всякий случай люди носят сами и нацепляют на своих детей амулеты.

Неофеодализм объявляет сам институт выборов гнусной ловушкой либерастов. А вместо газет в московском метро читают сейчас молитвенники.

 Одна женщина, назовем ее старшей лаборанткой из института РАН, призналась мне на эскалаторе станции метро «Октябрьская», что каждый день по дороге с работы и на работу молится за своего мужа-алкоголика.

«Но молитвы не помогают, потому что у меня вера слабая очень...» — со слезами призналась женщина. Так сказал ей мужчина, которого она называет «отцом» и «духовником».

 Этот мужчина говорит, что муж-пьяница послан ей свыше как испытание. Теперь она думает об этом целыми днями. В лаборатории занимается наукой, а в метро пытается исполнить наказ мужчины, который велел ей совершить «подвиг веры». Она хотела бы лечить мужа, но другой мужчина не разрешает. Как же можно-с: взяться за лечение — значит отказаться от веры. А это — грех.

 Вот почему главное чувство этой женщины — страх. Перед неведомым, в которое ей надо верить, а она в этой своей вере как раз не вполне тверда. Перед дядькой-колдуном, который ее шантажирует «недостаточностью веры». Перед мужем, который страшен во хмелю.

 Миновав капиталистический отрезок развития, не научились рисковать. А если в таком обществе рискуют, то обычно это только самые сорви-головы. Может, поэтому в постсоветском бизнесе бандиты и воры неизмеримо влиятельнее, чем обыкновенные предприниматели. Они ведь пришли как пираты, а не как хозяева. И построили поэтому почти одни только предприятия по изъятию богатств из недр своего отечества, а не по производству нового. В науке, строительстве, образовании, медицине — одна показуха.

 Логика раннефеодального расхищения, а не капиталистических инвестиций.

 Вот и церковь этому социальному отряду суеверных витязей нужна повнушительней, чтобы ее услышала высшая сила. Из своего сумеречного блатного подсознания они достают несколько строчек Высоцкого — про то, что «купола в России кроют чистым золотом, чтобы чаще господь замечал».

 Как это было и в далеком прошлом, неофеодальная духовность на постсоветском пространстве такая плотская, материальная, предметная. Такая гламурная, сальная, УФСИНная.

 Минуя капитализм, вбежали осколки российской империи в новое царство. А когда кончился отпущенный на эксперимент срок, загадочная катапульта времени зашвырнула постсоветское человечество в прежнюю формацию (или, может, деформацию?), и снова — минуя этот чертов капитализм. Серенький, скромный, социальный. Как же его презирают в старо-новой России!

  Как сказал 28 сентября 2013 года глава правительства РФ Д.А.Медведев, «кому-то — это может быть довольно значительная часть населения — придется менять не только место работы, но и профессию, и место жительства».

 Прямо по «Сказке о рыбаке и рыбке». Работу, профессию и место жительства трижды меняла одна пряха. В корыте много ль корысти, когда у нас золотая рыбка на посылках. Пусть сплавает, ее у нас много, рыбы этой — бездомной и молчаливой, минующей капиталистический строй.