Кто делает подонков

Константин Андреев

Нам нужна гарантия, что нас не уволят за элементарное исполнение служебных обязанностей

— …После этого дверь открывается, и все сотрудники разбегаются как тараканы. Осталась только женщина в канцелярии. Я ей: возьмите документы. А она в ответ: мне тут еще дальше жить и работать, сами ваши документы берите.

Ссылка на источник этой цитаты будет в конце. Пока обойдемся без контекста. Хватит очевидного: место действия — Российская Федерация. Суть действия: сотрудник некой организации отказывается выполнять свои служебные обязанности, намекая на неизбежные санкции со стороны начальства.

Проговорим еще раз: человек отказывается делать свою работу. Потому что начальник заругает.

Добавим наглядности. Трудитесь вы, допустим, в региональном учреждении, которое отвечает за дороги. И приходит к вам общественность в лице инженера-мостостроителя. Так, мол, и так, на мосту через речку Лету в райцентре Старые Васюки случился подмыв опоры, вот у меня папочка с фотографиями и замерами. А вы ему: ступай-ка ты, родимый, отсюда вместе со своей папочкой. Тебе легко подмывы замерять, а мне тут еще дальше жить и работать. Знаешь, какой мне втык будет, если я начну папочки у всех подряд принимать?

— Да не бывает такого, — скажет сотрудник регионального учреждения, отвечающего за дороги. — Тут же человеческая жизнь на кону стоит. Мост же рухнуть может! Только последний подонок будет оглядываться на начальство.

Согласен. Людей, которые пренебрегают своими обязанностями, когда на кону человеческая жизнь, хочется назвать подонками. Независимо от пороков начальства. Очень хочется. Но мешает унылая перспектива: если подходить с таким критерием, подонков на любезной Родине окажется как-то чересчур много.

Потому что человеческая жизнь стоит на кону почти всегда.

В суде, например. Там человеческая жизнь регулярно скатывается кубарем по «обвинительному уклону». Когда зиц-президенту Медведеву в 2009 году доложили отечественный процент оправдательных приговоров, он решил, что ослышался. Долго не верил в 0,8%. Три года спустя премьеру Медведеву, видимо, пришлось бороться с неверием в два раза дольше, поскольку процент упал до 0,4.

Согласно московскому управлению Следственного комитета, стремление оправдательных приговоров к нулю есть «положительная тенденция, свидетельствующая об улучшении качества следствия». То есть — напрягите воображение — в 99,6% случаев российские следователи сажают в клетку настоящих преступников и собирают непотопляемые улики. И если тенденция роста следовательской непогрешимости не ослабнет, то под конец четвертого путинского срока в России торжественно закроют последний суд — за ненадобностью.

Иными словами, российский суд не судит. Он «низведен до уровня лакея, изображающего хозяина». Он, как трогательно объяснял Медведев, блюдет «корпоративную» солидарность. Ведь «оправдательный приговор — это, по сути, противопоставление позиции суда позиции следствия». Легион Макеевых, Данилкиных, Блиновых, Сыровых и прочих «судей особого назначения» ежегодно отправляет на зону — на российскую зону — тысячи людей только потому, что им, этим судьям, «тут еще дальше жить».

Где еще на кону человеческая жизнь? Ну, например, в Государственной думе и Совете Федерации. Там принимают законы. Законы касаются всех, а особенно тех, кто бедный, больной и маленький. Хорошие законы рождаются долго и трудно. Поэтому 616 человек, составляющие российский парламент, должны иметь собственные мнения, вести жаркие дебаты, просчитывать последствия.

Они, как правило, не делают ни первого, ни второго, ни третьего. Им «тут еще дальше жить». Поступит отмашка — и вместо закона кулуарно состряпают антиконституционный приказ отнять родителей у детей-инвалидов. За две недели пропихнут через все чтения, с финальным счетом 420-8 и 143-о. Команда детей разгромлена. Начальство удовлетворенно подмахивает и никого не ругает.

И ведь что характерно: парламент и все прочие власти у нас избираются. Значит, человеческая жизнь стоит на кону и в избирательных комиссиях. Людям, которые там сидят, положено честно считать голоса. Обеспечивать равные условия. А они — да нужно ли в энный раз расписывать, чем занимаются эти фокусники поневоле?

Мы-то придем, проголосуем и уйдем, а им там еще дальше жить.

Судьи, депутаты, работники избиркомов. Уже глаза разбегаются. А впереди еще журналисты, провинциальные и не очень, которые должны трубить про подмыв опор, крышевание овощебаз и раздолбанный асфальт перед крыльцом реанимации. Но вместо этого ходят по струнке, освещая эпохальные встречи крепких хозяйственников с местным активом «Объединенного народного фронта».

Десятки тысяч людей из года в год кладут с прибором на свой священный долг, чтобы угодить начальству. Неужели все последние подонки? Все до единого?

Профессиональные защитники системы, сложившейся в России, крикнут вам гневное «нет!», которое тут же окажется циничным «да». «Нет!» — потому что это «либерал-фашизм» и «русофобия». Но на самом-то деле, между нами, государственниками, да, таки все подонки. Потому что «не Путин берет все взятки» и «другой придет — ничего не изменится».

Последнее — вздор. Чтобы дурость этого уравнения засверкала всеми красками,  достаточно взять другие переменные. Скажем, «не Сталин всех расстреливал», а стало быть, «пришел Хрущев — ничего не изменилось». Ну, свернули «дело врачей», прекратили массовые аресты, выпустили из лагерей тысячи невинно осужденных, стали писать настоящие книги, снимать настоящее кино. А так не-е-е, ни фига не изменилось.

Российские суды, газеты и УИКи укомплектованы абсолютно нормальными людьми. Теми самыми нормальными людьми, которые способны абсолютно на все, потому что их — наше — поведение плавно мутирует вместе с нормой. Норму на любом рабочем месте задает начальство. Рецепт изготовления подонков из подчиненных стар как мир и прост, как погром:

Во-первых, убедить их, что они бесправные холопы.

Во-вторых, потребовать показной лояльности.

В-третьих, подать пример. Лично, часто и безнаказанно плевать на законы и инструкции.

Мой текст начался с цитаты из интервью адвоката Дмитрия Динзе. Ему две недели не давали связаться с подзащитной Надеждой Толоконниковой, находящейся в мордовской колонии №14. Страх сотрудницы ФСИН, отфутболившей Динзе со словами «мне тут еще дальше жить и работать», рифмуется со страхом заключенных, о котором пишет Толоконникова в последнем письме:

«Проверка приезжает и уезжает, а мы, осужденные, остаемся у своего разбитого корыта… Нам, осужденным, нужна гарантия того, что на следующий день после отъезда комиссии “жалобщика” не начнут морально и физически убивать».

Нам, еще не осужденным, нужна гарантия, что нас не уволят и тем более не посадят за элементарное исполнение служебных обязанностей. Нужны, например, сильные, независимые профсоюзы. Как подметил глава профсоюза московской полиции Михаил Пашкин в беседе о Западном Бирюлеве, «там, где у нас нет профсоюза, обычно творятся очень нехорошие дела». Но тот же Пашкин, не переводя дыхания, расписался в полной беззубости своей организации: «…Начальники запрещают в профсоюз идти и говорят, что уволят, эти начальники боятся, что будут какие-то разоблачения в отношении них, и люди не идут».

Не поймите меня неправильно. Я ни в коем случае не призываю освобождать рядовых сотрудников от персональной ответственности за халатность, беззаконие и нарушение профессиональной этики, не говоря уже о создании действенных профсоюзов.

Я просто снова и снова пытаюсь перевести проблему из области удобных фантазий про нерушимый российский «менталитет» в практическую плоскость. Честное исполнение служебных обязанностей никак не может стать нормой, если во главе организации стоит человек, воспроизводящий подонков — в полном соответствии с рецептом, описанным выше.

Во главе организации под названием «Российская Федерация» такой человек стоит уже четырнадцать лет. Вероятно, он будет продолжать в том же духе еще какое-то время, до 2018-го, когда мы все вместе попробуем прогнать его в шею, чтоб другим неповадно было. А пока я заклинаю вас, начальники всех уровней и мастей, заклинаю со слезами отчаяния на глазах и неприкосновенным запасом веры в людей за душой: пожалуйста, не оглядывайтесь на него. Не следуйте его примеру.