Слово о маме

Слово о маме

Мама может заменить всех, но никто и никогда не заменит ее. Это целая вселенная. И история. Порой в суете дней мы забываем о ней и вспоминаем лишь в праздники. В понедельник, 14 октября, - День матери. Самой доброй, самой ласковой, самой-самой. Она всегда в нашем сердце, даже когда ее нет рядом... Как раз к дате в минской школе №42 откроется уникальный музей - Музей матери. Один из его разделов расскажет о женщинах - ветеранах Великой Отечественной войны, другой - об известных минчанках, третий - о мамах людей, прославивших нашу страну. Сегодня "СБ" предлагает свою коллекцию душевных семейных историй.

Председатель Правления Национального банка Надежда Ермакова о маме Людмиле Алексеевне Лупекиной:

- Красивая и вся - в работе. Такой я ее помню. Мы жили в маленькой деревне Розальмово, всего сто дворов. Ни садиков, ни телевизоров, даже света не было, уроки при лучине учили. Мама работала в колхозе, в бригадах ходила полоть, сено сгребать, лен брать, зерновые серпом жала. Денег в колхозе не платили в послевоенные годы, а за отработанные трудодни могли выдать осенью мешок зерна, овощей. Поэтому жили своим хозяйством. 25 соток земли, корова, куры, один-два поросенка (второго, когда приходила проверка, приходилось прятать) - больше иметь в те времена не разрешалось. Мы с сестрой всегда по дому помогали - нас не надо было заставлять. Мне было приятно подняться раньше мамы и затопить печь, за водой сбегать, наложить свиньям картошки в чугуны. Или, пока она на работе, пойти на поле картошки накопать, чтобы ей чуть-чуть было легче. Два года ходила с мамой на ферму коров доить.

А еще мама была очень хорошая швея-самоучка. И зарабатывала дома шитьем, пока я в первый класс не пошла. Практически всю деревню обшивала. К каждому празднику нам с сестрой мама справляла новое платье: к Новому году, к школе, к Пасхе обязательно с карманом для крашеных яиц. Я постоянно сидела рядышком, возле машинки. Так и сама научилась шить-кроить. И у нас всегда вечерами собирались люди. У нее была принципиальная позиция - обязательно накормить гостя и с собой что-то дать, не важно, первый раз она видит человека или давно с ним знакома. И все говорили, что в жизни не встречали такого добродушия и гостеприимства.

В детстве мама всегда пела. До сих пор в памяти песни, которые сейчас уже и не поют, народные, душевные. А когда я вышла замуж, она петь перестала. Навсегда. Была категорически против этого замужества. И жизнь показала, что она была права...

Мама никогда не была строгой. Не помню, чтобы что-то запрещала или повышала голос. Ни разу меня не наказывала. Воспитывала без лишних слов и уговоров, своим примером, делами. Она была не очень разговорчивая. Может, потому что некогда было говорить. Работала без выходных и отпусков. Один раз, помню, они с отцом на неделю съездили к сестре в Новосибирск. И это был единственный отпуск... Когда маме уже здоровье не позволяло трудиться, мы ее только привезли из больницы, не успели оглянуться - видим: она, 80-летняя, в огороде на коленках свеклу вытаскивает. "Пока я работаю, я живу". И полола, сажала до последнего. Так приучена была.

Режиссер театра и кино Дмитрий Астрахан о маме Сусанне Марковне Маневич:

- Когда я родился, мама написала папе из роддома: "Он мне так тяжело дался, что на посредственность я не соглашусь". Эту записку нашли братья, перебирая семейный архив. На самом деле каждого из нас мама считала незаурядным. И старалась учитывать вкусы каждого. Утром кто-то овсянку ел, кто-то - манную кашу, мама не пыталась нас засунуть в один стандарт. Если кто-то говорил, что чего-то не может, мама искренне удивлялась: "Каждый из вас может достичь чего угодно!" Учила не бояться идти вперед, рисковать. Если мне приходил в голову, как мне казалось, несбыточный план, мама поддерживала: "Правильно, молодец!"

При этом мама была дочерью "лишенца", "врага народа" (до революции у деда была маленькая лавка). Она всю жизнь вынуждена была это скрывать, иначе не могла бы учиться в институте, жить в Ленинграде. Это уже потом Сталин заявил, что дети за родителей не отвечают. А тогда могла пострадать вся семья, и дедушка мой прятался. Мама была комсоргом школы, золотая медалистка, и ее мучил этот вопрос, она даже пошла в райком комсомола, чтобы сознаться, но, к счастью, старший брат случайно ее застал у входа и остановил. Иначе у моих родителей могла быть совсем другая жизнь.

Мама всю войну ждала моего папу. Они учились вместе на историческом факультете Ленинградского университета, но расписались только после победы. Жили в проходной комнате коммунальной квартиры. При этом мама родила пятерых. Трехкомнатную квартиру получили, когда папа уже был профессором, мама - кандидатом наук, а мне был год. Но мы никогда не ощущали тяжести времени. У нас в семье была дружелюбная веселая атмосфера. Мы устраивали детские спектакли, у нас собиралось много друзей. И мы гордились тем, что мы большая семья, что каждый - яркая личность. Это во многом благодаря маме. Мы у нее много отнимали сил и времени, из-за нас она не защитила докторскую диссертацию, не реализовала все свои идеи в профессии. Она была старшим научным сотрудником в ленинградской библиотеке Салтыкова-Щедрина, хорошо знала французский. Часто ездила в командировки в Москву. И мы знали, что поезд прибывает в 8 утра, а в школу к 9, и ждали ее, потому что она везла нам пастилу, которая была только в Москве. У нас не было дома телевизора. Мама выписывала "Новый мир", иностранную литературу, постоянно была в курсе всех последних романов и пересказывала их папе, которому некогда было их читать. Заодно и нам. Я не читал плохих книг. Они до меня просто не доходили.

Мама не ругала меня за драки, плохую учебу, терпеливо относилась к тому, что я менял институты. И возмущалась только в одном случае: если я приходил поздно и не звонил, заставляя всех переживать. Она была нестрогая, но в некоторых вещах могла быть непримирима. Например, папа в субботу ходил в баню, и в холодильнике его всегда ждала бутылка пива. Это была одна из немногих его маленьких радостей. В то время купить спиртное было сложно. Так вот я не помню, чтобы нас ругали за двойки. Но когда кто-то из братьев выпил это пиво, мама была в ярости... Дело было не в пиве, а в неуважении к отцу. Вообще, она жила нашими успехами. Ходила на все мои работы в институт, ездила в другие города, где я ставил спектакли. Братья - математики, инженеры, ей сложно было оценивать их профессиональную деятельность. А в моей области она могла выступить ценителем, и мне было важно ее мнение. У нее был ясный незашоренный взгляд. Сейчас мне иногда очень не хватает ее совета.

Ректор БГУ Сергей Абламейко о маме Тамаре Иосифовне Абламейко:

- Маме уже 82-й год, а она полна сил и энергии. До сих пор не может дома спокойно сидеть. У нее огород, варенья всегда целый погреб - черника, земляника. А помимо этого, еще и в клуб ходит "Кому за...", и путешествует по стране, то в Жировичский монастырь, то к сестрам в Мир, в Городище. Вязала и вяжет до сих пор. Даже правнукам. А их у нее уже трое. Поразительно, но она всегда и везде все успевала: и дома, и на работе, и выглядеть прекрасно, и свиней с отцом держали, кур, кроликов...

Это где-то передалось и мне - ее оптимизм, энергия, задор.

Мама много тянула на себе. Она не просто за мужем жила, ей приходилось и зарабатывать, и карьеру делать. И всего она достигла, членом партии была, и награды у нее есть. Они с отцом были оба известные, уважаемые, районная интеллигенция. Поженились еще на 5-м курсе Горецкой сельскохозяйственной академии и по распределению приехали в Вороново с одним чемоданчиком. Никаких сбережений. И потихоньку обустраивались вдалеке от родителей. Сперва маленькая квартирка была, потом трехкомнатную получили. И всю жизнь там прожили. Отец как главный инженер-землеустроитель отвечал за земли района, она, начальник семенной инспекции, - за все зерно, качество семян, количество. Помню, у нее в инспекции была машина ГАЗ-69, и она постоянно моталась по колхозам, все эти проверки-посадки-уборки. Но, несмотря на ее занятость, всегда было и тепло в доме, и наварено на целый день: и борщ, и второе-третье. Мы старались помогать ей. У меня с младшим братом разница 11 лет, а со средним - три года. Так мне вручали коляску и возлагали всю ответственность. И был случай: пошли с братьями в парк, заигрались и оставили младшего без присмотра. Вокруг коляски уже толпа собралась, милицию вызвали, стали выяснять, чей ребенок, нашли маму: мол, как вы могли бросить? Она: "Так вот же рядом еще двое носятся!" Так что няньки из нас были хоть куда. Волноваться за нас маме приходилось нечасто. Но если поздно домой приходил, как бы тихонько ни крался, она никогда не спала. Встанет, посмотрит на часы и потом выговор с отцом выносят: "Еще раз повторится, на танцы не пустим". Мы с братьями для нее по-прежнему дети, она считает, что должна помогать нам всю жизнь. А стараешься ей помочь - она все равно перераспределит все между нами, кому сложнее, нужнее. Себе - в последнюю очередь.

Двукратная олимпийская чемпионка, шестикратная чемпионка мира в гребле на одиночке Екатерина Карстен о маме Евдокии Гавриловне Ходотович:

- Маме было со мной непросто. Я была в семье шестым, младшим ребенком. И не любила сидеть дома с куклами. С мальчишками в футбол, хоккей, в снежки на крышах играла, по деревьям лазила. И падала не раз и не два. Пришли как-то с мамой в гости к бабушке, и, пока те чай пили, мы с братом полезли на чердак. А дом старый, балка прогнила, и я оттуда свалилась прямо в чугуны и ведра с водой. От удара вздохнуть не могла. Благо все обошлось одним испугом. Но маме часто приходилось поволноваться. И за моих сестер, которые на дискотеку ночью ходили за 8 км, и братьев по ночам по деревне искала, особенно если свадьба у кого-то или в армию провожают: без драк никогда не обходилось. Она все наши похождения терпела. Бывало, поругает, крапивой погоняет, но отцу не рассказывала. Добрая была.

Денег было не так много, но выкраивала нам на конфеты, сладости. Мама работала в колхозе, телят кормила. Нелегко ей приходилось, особенно зимой, когда силос замерзал, его надо было выбирать вручную. Мама уставала, поэтому помогали ей как могли. За животными смотрели мы с братом. Сена дать, воды наносить, напоить, колонок тогда не было. И в колхозе помогали - полоть бураки, лен брать руками. У нас было более 30 овец, и за них отвечала я. Даже мама их не различала. А я любую могла найти среди чужих. Летом, когда друзья из городов приезжали в деревню, мы с братом часто убегали, хотелось погулять, у костра посидеть до рассвета. В полшестого коров пасти, а мы только в 3 - 4 утра спать ложились. Но куда деваться: маме на работу, а мы - на хозяйстве. Мама говорила всегда, что надо добросовестно трудиться, честно. Будет результат, тогда и люди будут уважать. Учила выкладываться на полную катушку. И я старалась. И выносливость, трудолюбие - это с детства мне привили. Может, поэтому и в спорте результата добилась. Когда начинала заниматься академической греблей, мне поначалу не нравилось, я сидела в восьмерке и работать в команде не получалось: один хочет сачкануть, второй - посмотреть по сторонам, третий вообще не напрягается. А я хотела не просто числиться в спорте. Поэтому даже думала уйти. А когда тренер меня посадил в одиночку, у меня стали появляться результаты. Мама не нацеливала меня на чемпионку, на медали. Главное, чтобы работа была, а кем - не важно... Мама, конечно, следит за моими результатами, переживает. Как-то приехала ко мне домой, а я занималась на тренажере, с меня пот ручьем. Она стояла у дверей, смотрела и плакала, ей казалось, что мне так тяжело. Очень расстроилась из-за результата в финальной гонке на Олимпиаде в Пекине, возмущалась, что подстроили - так в меня верила. Маме сегодня 76 лет, она до сих пор живет в деревне Осечино. Остались только куры у нее да коты с собаками. Приезжать к ней получается нечасто. Чтобы неделю побыла, такого давно не было. Стараемся по возможности помогать ей. Только она не дожидается нас, сама и картошку посадит, и огород вскопает: хочет, чтобы к ней приезжали поговорить, посидеть. Еще и с собой нагрузит овощей-закаток.

Член-корреспондент НАН, кардиохирург Юрий Островский о маме Галине Васильевне Островской:

- У нас с братом были жесткие условия воспитания. Дед был заслуженным учителем, очень суровым, строго нас воспитывал в плане и учебы, и воспитания характера. И от отца получали на орехи. А мама была очень мягким человеком - вот что мне больше всего запомнилось из детства. Резкий контраст между ней и дедом с отцом. В основном ей приходилось решать наши конфликты с братом, потому что отец не стал бы долго вникать: получили бы и тот и другой, точка. А мать пыталась нам что-то объяснить, доказать, учитывала разные обстоятельства. Конечно, больше стояла на стороне брата. И до сих пор так. Это и понятно, самый младший в семье. Но задирали мы друг друга одинаково. И она была нашим рефери. Гасила все ссоры, сглаживала конфликты. В отличие от отца мама была очень взвешенным человеком, всегда говорила мне: "Не решай быстро, подумай". Но характер у меня не такой. По всей видимости, отцовский. Вспоминаю историю, когда в начале 1960-х - Гагарин как раз полетел в космос - мы, как все пацаны, начали строить ракетные конструкции. И однажды я устроил дома пожар. Если бы, конечно, не мама, то отец обошелся бы со мной еще круче. Она меня тогда спасла. И спасала не раз. Помню, с друзьями на стройках лазил и провалился в гашеную известь, получил ожог роговицы - она тогда страшно переживала, бегала к окулистам, ездила со мной по больницам...

Мама была заведующей инфекционным отделением - не самым простым. Помимо того, больница располагалась очень далеко, было тяжело добираться. А на маме еще держался весь дом, в котором четверо мужчин и она одна. Она очень хорошо готовила. Мы всегда с братом ждали по утрам драники, особенно в выходные. А в семейных заготовках на зиму - квашеная капуста, соленые огурцы - принимала участие вся семья. И мать, конечно, была основным действующим лицом этого процесса. Так что она работала на два фронта. Приходилось думать и как семью кормить, и чем людей лечить, особенно в послевоенные годы, когда ни лекарств в больницах не было, ничего. Мое решение идти в медицину мама приняла без каких-то комментариев и замечаний: решил и решил. И я пошел по стопам отца, хирурга-гинеколог