Рустем Вахитов. Болонский процесс в России

Что бы мы ни делали, КПСС получается…

В. С. Черномырдин

Еще несколько лет назад наша общественность бурлила, обсуждая вступление России в Болонскую конвенцию. Консерваторы предостерегали, что мы таким образом окончательно разрушим нашу национальную высшую школу, имевшую высокие показатели эффективности. Либералы, наоборот, говорили, что пора нам входить в единое европейское образовательное пространство. Минобрнауки, не обращая внимания на реакцию общественности, с завидным упорством проводило реформу в жизнь. Наконец, к 2012 году процесс завершился. Казалось бы, по всем основным параметрам российские вузы, подведомственные Минобрнауки[2], стали соответствовать европейским стандартам: в них были введены двухуровневая система (бакалавриат — магистратура), курсы по выбору, система кредитов (зачетных единиц), балльно-рейтинговая система. Наконец, на уровне руководства государства была провозглашена академическая мобильность и приняты некоторые меры по ее юридическому и финансовому обеспечению.

Фактически же Болонская реформа в России провалилась, и не только потому, что она втихую саботировалась на местах. Советник правительства Гайдара по вопросам экономических реформ Джеффри Сакс, анализируя причину провала «шоковой терапии» в России, сказал знаменитые слова: «Мы положили больного на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия»[3]. Оказалось, что и российская высшая школа обладает другой анатомией, отличной от анатомии западных университетов, поэтому всякие попытки реформировать ее на основе зарубежных рецептов обречены на неудачу.

Бакалавриат и магистратура на Западе и в России[4]

Западный бакалавриат имеет не только количественные (четыре года обучения против пяти), но и качественные отличия от российского специалитета. Бакалавриат на Западе называют undergraduate (подготовительное образование)[5]: это лишь подготовка к магистратуре, дающей более глубокое специализированное образование. Бакалавриат дает не законченное профессиональное образование, а только первичное «общее высшее образование»[6]. Западные вузы на уровне бакалавриата не готовят врачей-терапевтов или учителей математики, как это делали советские и российские вузы, когда в них был специалитет[7].

Бакалавриат в Европе и США делится на академический и профессиональный. В академическом готовят бакалавров наук (Bachelor of Science) и бакалавров искусств (Bachelor of Arts). Но диплом бакалавра наук (Bachelor of Science) значит скорее, что человек изучал естественные и точные науки в широком смысле слова. Формально будущий бакалавр наук получает более узкую специализацию (например, является бакалавром наук в области биологии), однако специализация эта далеко не такая углубленная, как у студента российского биофака, хотя бы потому, что западный студент может выбирать себе курсы и, скажем, вместо того чтобы изучать микробиологию, записаться на курс истории. Точно так же дело обстоит и со степенью бакалавра искусств (Bachelor of Arts), с которой человек может работать в самых разных сферах, а не только по своей специальности.

Профессиональный бакалавриат готовит бакалавров архитектуры, инженерии, бизнес-администрирования, но и здесь речь идет об общем образовании. Там готовят просто образованных людей с широким кругозором и минимальной специализацией, причем, как правило, для сферы бизнеса. В США подавляющее большинство профессиональных бакалавров — бакалавры управления бизнесом. Обладателю диплома бакалавра для получения хорошей должности придется продолжить учебу в магистратуре или в специальной школе (типа медицинской). Зато бакалавру легко сменить профессию, ведь глубокой профессиональной специализации у него нет. Именно это и является преимуществом с точки зрения рынка: на рынке постоянно происходит смена технологий, технических новинок, способов организации производства и т. д. И чем уже специализация у человека, тем сложнее его переучивать.

При поступлении в бакалавриат вуза западный студент не обязан выбирать себе специализацию — достаточно ведущей основной дисциплины (major). И даже это не обязательно: в случае сомнений можно выбрать сразу несколько таких ведущих дисциплин. Более того, руководство вуза настаивает на этом: младшекурсник должен попробовать себя в разных областях[8]. Вплоть до конца второго курса западный студент слушает в основном дисциплины по выбору (и минимум обязательных курсов по ведущей дисциплине) на самых разных факультетах. Его даже трудно отнести к конкретному факультету. В этом суть философии образования, положенной в основу западного бакалавриата — Liberal Arts and Sciences. И лишь на старших курсах соотношение профессиональных и выбираемых студентом дисциплин «по интересам» изменится в пользу профессиональных. Однако все равно узкой специализации у студента не будет, например, если он будет изучать математику как обязательную дисциплину, то это все равно будет общая элементарная математика[9].

Магистратура же называется на Западе graduate (выпускное образование). Она дает более узкоспециальное, практическое образование. Продолжается она от одного до трех лет, и поступают в нее далеко не все, кто окончил бакалавриат. Специалисты, получившие диплом магистра (мастера), высоко ценятся на рынке труда и, конечно, получают больше бакалавров. Магистратура открывает путь в докторантуру (впрочем, в ряде вузов для этого достаточно бакалавриата). Именно магистратура больше всего напоминает российское традиционное высшее образование с его уклоном в специализацию[10]. Точного аналога бакалавриата у нас вообще нет.

Бакалавриат, появившийся в России после нашего присоединения к Болонскому процессу, — это вовсе не западный бакалавриат. Это наш родной российский специалитет, только ужатый до четырех лет. В России первокурсник бакалавриата сразу начинает получать знания в узкой специальной области. На физфаке ему читают физику и высшую математику, а на филфаке — общее языкознание и теорию литературы[11]. Программы подготовки бакалавров первого и второго курса физического и филологического факультетов в российских вузах не совпадают более чем на две трети (общими лишь являются такие предметы, как философия или история Отечества). В связи с этим и переход с одного факультета на другой в России затруднен, равно как и выбор дисциплин на другом факультете. Студент второго или третьего курса бакалавриата по физике, даже если бы ему позволили выбрать спецкурс на филфаке, ничего бы в нем не понял, потому что это узкоспециальный курс, освоение которого предполагает изучение всех остальных дисциплин, читаемых на филологическом факультете начиная с 1-го курса. Вместе с тем суть бакалавриата — в самостоятельном формировании студентом своей образовательной траектории. У бакалавра на Западе, в отличие от магистра, гораздо больше предметов по выбору, чем обязательных профессиональных предметов. Предназначение бакалавра — не работать в узкой профессиональной нише, а гибко перестраиваться, приспосабливаясь к конъюнктуре рынка. Поскольку у нас, в СССР, рынка фактически не было (а в тех областях, где он был, например в случае продажи колхозниками излишков своего хозяйства, вузовская подготовка не требовалась), не было и социальной потребности в бакалавриате.

Сейчас обстановка в определенной степени изменилась. В России возник развитый рынок услуг (прежде всего связанный с продажей ширпотреба, бытовой аппаратуры и т. д.). Это и могло бы стать нишей для российского бакалавриата, который разумно было бы организовать на базе многочисленных экономических вузов и факультетов. Наши бакалавры менеджмента, управления бизнесом, связи с общественностью могли бы работать в сетях магазинов по продаже бытовой аппаратуры, мебели, в администрациях рынков, в рекламных агентствах, в сфере шоу-бизнеса. Получаемое ими общее высшее образование позволяло бы им перестраиваться и приспосабливаться к конъюнктуре рынка. А в таких принципиально нерыночных областях, как образование, медицина, госуправление, желательно было бы оставить наш российский специалитет. Однако у нас теперь готовят и бакалавров педагогики (чего нет даже в США, где бакалавриата недостаточно, чтобы получить право преподавать в средней школе).

Наше государство просто отождествило бакалавриат и специальное профессиональное высшее образование. Согласно Федеральному закону РФ от 22 августа 1996 г. № 125-ФЗ «О высшем и послевузовском профессиональном образовании» «Диплом бакалавра является документом, которым подтверждается завершение высшего профессионального (выделено мной. — Р. В.) образования». Фактически государство признало приравнивание бакалавриата и урезанного (по объему образовательных программ) профессионального высшего образования.

Российская магистратура отличается от западной и по предназначению. На Западе магистратура дает выпускнику бакалавриата профессиональную специализацию. У нас студент получает специализированное профессиональное образование уже в бакалавриате. Магистратура вследствие этого превращается в своеобразное преддверие аспирантуры. Наша магистратура выпускает не высококвалифицированных специалистов для производства, бизнеса, государства, сферы здравоохранения и т. д., а ученых и вузовских преподавателей низшего звена. Российский выпускник магистратуры — это ассистент без степени, который чаще всего идет в аспирантуру и после защиты кандидатской диссертации становится полноправным преподавателем.

Итак, переноса западного двухуровневого образования на российскую почву не получилось. У нас сохранилась наша традиционная модель: специалитет — аспирантура. Только специалитет ужали до четырех лет, и теперь он называется бакалавриатом, а аспирантуру, наоборот, растянули на пять лет, и теперь она имеет два цикла: магистратуру (два года), которая завершается защитой «пробной» магистерской диссертации, и собственно аспирантуру (три года), которая завершается защитой «настоящей» кандидатской диссертации.

Курсы по выбору на Западе и в России

Другое требование идеологов Болонской реформы состояло во введении в российских вузах курсов по выбору. На Западе изучаемые в вузе дисциплины разделяются на предметы по основной специализации (major field), которые назначаются администрацией факультета данного вуза, и курсы по выбору (electives или free electives), которые выбирают сами студенты при помощи научных руководителей (тьюторов). Курсы по выбору разделяются на два вида — дисциплины ограниченного выбора, предлагаемые кафедрами и департаментами («обязательные курсы по выбору»), и дисциплины свободного выбора («элективные курсы»). Обязательные курсы по выбору принадлежат к кругу дисциплин, связанных со специализацией; несколько курсов данного круга студент обязан выбрать, изучить и сдать. Элективные курсы не ограничены специализацией студента, в принципе это любые курсы, которые читаются в данном или любом другом университете на любом факультете. Студент должен набрать этих курсов на определенное количество кредитов[12]. В среднем дисциплины по выбору составляют около 30—40 % от общего числа дисциплин, причем от курса к курсу их количество растет, так что на последнем курсе бакалавриата они могут составлять значительную часть образовательной программы[13].

Выбирая себе те или иные курсы по выбору и факультативы, студент на Западе формирует индивидуальный учебный план (причем учебный план и расписание вуза при этом построены таким образом, что студент реально может осуществить свое право на выбор курсов). Отметим, что у него нет обязанности выбрать определенные дисциплины именно на данный год. И уж конечно, если он не сдаст какую-либо дисциплину, его за это не исключат из числа студентов, просто он будет сдавать или изучать ее еще раз (если студент получил низший балл, не предполагающий права пересдачи по этому предмету, то он выберет и будет сдавать другой). Есть лишь три исключения: если студент не сдал слишком много предметов и имеет очень низкий рейтинг (количество академических кредитов), если студент получил по обязательному предмету балл, не предполагающий права пересдачи, или если он допустил грубое нарушение правил учебы (например, плагиат в письменной работе).

В СССР и в РФ до присоединения к Болонскому соглашению была иная ситуация. Студенты всех вузов подчинялись единому учебному плану, основы которого разрабатывались министерством, а детали дорабатывались в конкретных вузах. Предметы разделялись на общие, которые слушал весь поток, и спецкурсы, которые студенты изучали в зависимости от специализации (причем на каждом курсе нужно было сдать определенный набор предметов, в случае несдачи студента ждало исключение). На третьем курсе советского вуза каждый студент выбирал специализацию, прикреплялся к соответствующей кафедре и слушал читаемые ее преподавателями спецкурсы, в которых углубленно подавался материал общих курсов. Таким образом, студент выбирал не каждый отдельный курс, а весь набор спецкурсов на три года. Причем спецкурсов было немного, всего один-два в год.

Аналогами западных курсов по выбору были и иностранные языки. Студент, поступив в вуз (не на факультет иностранных языков), мог выбрать для изучения, как правило, один из трех языков — английский, немецкий или французский, причем независимо от того, какой язык он изучал в школе. Исходя из желания студентов формировались группы, и в их составе студенты изучали избранный язык (с нулевого уровня) в течение двух лет. После однажды сделанного выбора этот курс становился для студента обязательным.

Также были факультативы, которые посещались по желанию и не влияли на академическую судьбу студента (непосещение факультатива не вело к тому, чтобы студенту не дали стипендию, не перевели на следующий курс или лишили диплома). Были в советских вузах и механизмы компенсации, которые предоставляли студентам возможность изучать курсы, отсутствующие на данном факультете (что могут делать западные студенты). Речь о факультетах общественных профессий (ФОП), где физик при желании бесплатно мог прослушать курс литературоведения.

Наконец, лучшим студентам администрация предоставляла право составлять индивидуальный учебный план, в соответствии с которым предполагалось изучение дисциплин других факультетов или старших курсов (однако это не освобождало студента от обязанности сдать все предметы учебного плана своего факультета, ему предоставлялось лишь эксклюзивное право свободного посещения занятий).

После нашего вступления в Болонский процесс правительство внесло соответствующие изменения в образовательные программы. Рассмотрим это на примере действующих ныне ФГОС (федеральных образовательных госстандартов, разрабатываемых министерством и утверждаемых председателем Правительства РФ), принятых в 2010 году. Согласно этим стандартам все дисциплины, которые должны изучить студенты (бакалавры и магистры) того или иного направления (специальности), разделены на базовые и вариативные (профильные). Базовые курсы указаны во ФГОСе и подлежат обязательному изучению. В каждой части или цикле базового набора дисциплин (Б1 «Гуманитарный, социальный и экономический цикл», Б2 «Математический и естественнонаучный цикл» и Б3 «Профессиональный цикл») министерство указывает около половины дисциплин, если исходить из количества кредитов (1 кредит — 36 часов). Например, ФГОС ВПО бакалавра философии в части Б3 предусматривает 75—70 кредитов из 150—160.

Остальные дисциплины могут выбрать преподаватели и представители администрации университетов и факультетов, внеся их в соответствующую основную образовательную программу (ООП), которая утверждается ректором. Списка рекомендуемых дисциплин (как в прежних ГОСах) нет, но фактически они указаны в списке компетенций, которые должны приобрести студенты в результате обучения. Например, ПК-9 (профессиональная компетенция-9) для бакалавров-философов предполагает умение использовать в профессиональной деятельности знания по «философии религии (становление и развитие философии религии в древности, средние века, Новое время; современные концепции религии) (ПК-9)». Хотя предмета «Философия религии» нет в базовом компоненте, очевидно, что ни один философский факультет России не сможет без него обойтись.

Базовый сегмент, составляющий до 50 % от образовательной программы бакалавра (в специалитете и магистратуре соответственно — 70 и 30 %), более или менее совпадает на одних и тех же направлениях во всех вузах России. Естественно, эти курсы обязательны для студентов. Дополнительные вариативные курсы разделяются на обязательные (которые назначаются администрацией) и курсы по выбору (то есть в идеале свободно избираемые самими студентами), причем последние должны составлять не более 1/3 от вариативной части. Предусмотрены даже индивидуальные учебные планы студентов, куда студенты при помощи академических консультантов (по аналогии с западными тьюторами) должны вносить выбранные ими курсы.

Обратим внимание на отличия наших курсов по выбору от западных. У нас их предоставлено куда меньше, лишь 1/3 от вариативной части. Если исходить из того, что соотношение базовых и вариативных курсов 50 : 50, то курсы по выбору составляют не более 1/6, или менее 20 % от общего объема образовательной программы. Но не это главное. Наш курс по выбору закреплен на определенном участке учебного плана и расписания. То есть в определенном семестре студент должен выбрать предмет из двух-трех предлагаемых, которые по учебному плану должны быть изучены и сданы именно в данном семестре. Он не может перенести его на другой семестр или год (и таким образом сдать все два или три курса), как западный студент.

Кроме того, в реальности российский студент в отличие от западного не может выбрать курс на другом факультете: он просто ничего не поймет в читаемых там курсах.

Иначе говоря, у нас нет элективных курсов, а есть лишь некое подобие западных обязательных курсов по выбору. Студент выбирает не из 80 курсов (сумма обязательных курсов по выбору и элективных курсов), а лишь из двух-трех в каждом конкретном случае. Наконец, несдача курса по выбору, как и любого другого курса, лишает российского студента возможности учиться дальше и ведет к его отчислению.

Есть и другая сторона вопроса. В реальности, а не на бумаге, в российских вузах сильно ограничена свобода выбора курсов. В провинции студенты, как правило, изучают курсы по выбору как обязательные, причем администрация делает все возможное, чтобы неофициально ограничить индивидуальную свободу учебы студентов. Это делается разными способами (студентов не информируют о наличии курсов по выбору, эти курсы распределяют между собой сами преподаватели при составлении учебной нагрузки, а для студентов они становятся обязательными; деканаты принуждают студентов выбирать определенные курсы и определенных преподавателей под угрозой репрессий на экзаменах; выбор между курсами заставляют совершать всю студенческую группу решением большинства, так что отдельные несогласные студенты вынуждены подчиниться; наконец, завкафедрами негласно договариваются и распределяют курсы по выбору между кафедрами, так что студент, выбирая кафедру, получает набор «курсов по выбору», которые становятся для него обязательными).

Но даже в тех вузах (как правило, столичных), где у студентов есть возможность выбрать курс в индивидуальном порядке между несколькими альтернативами, происходит это не совсем так, как на Западе. Там элективный курс могут выбрать и один, и два студента, преподаватель все равно будет им его читать, хотя в этом случае он получит гораздо меньшую зарплату, чем коллега, на курс которого записались 20 человек. У нас, если какой-либо курс выберет очень малое количество студентов (например, в ВШЭ это менее десяти у бакалавров и менее пяти у магистров), то он просто не будет читаться, а студентам предложат выбрать другой курс[14]. Сами деканаты это объясняют тем, что количество аудиторий в российских вузах ограничено и они рассчитаны на стандартные группы — по 20—30 человек (каковой была средняя группа в советские времена) или на потоки (70—100 человек), каковым в советских вузах читались лекции по общим предметам (вроде философии).

Далее, в столичных вузах, если студент сам не производит выбор (например, ему не нравится ни один из предлагаемых курсов или он просто слишком долго думал), то администрация факультета без учета его желания определяет его в группу, слушающую курс по выбору у того или иного преподавателя. Это называется «доукомплектация групп». Этот принцип провозглашен в ряде нормативных документов ведущих российских вузов. Так, параграф 4.4. Регламента ВШЭ гласит: «Не записавшиеся в срок студенты распределяются по дисциплинам по выбору по решению декана факультета / заведующего отделением в бакалавриате и специалитете или руководителя магистерской программы в магистратуре». То же говорится в положении о курсах по выбору факультета прикладной математики СпбГУ[15] и т. д. Деканат формирует группы стандартных размеров по 20—25 человек также с расчетом на оптимальное использование аудиторного фонда.

Между тем одновременное применение принципа нижней границы численности групп и принципа доукомплектации групп может привести и приводит к полному исключению индивидуального выбора студентов. Положим, ни на один из предложенных курсов по выбору не записалось десять студентов-бакалавров и пять студентов-магистров. В этом случае деканат имеет законное право перераспределить студентов как угодно, то есть превратить курсы по выбору (как они продолжат именоваться в учебных планах) де-факто в обязательные. Часто так оно и бывает. Обычно в студенческой группе из 20—25 человек лишь 3—4 увлечены наукой, и именно они и захотят выбрать тот или иной курс (причем интересы у них не обязательно совпадают). Остальные либо заинтересованы лишь в хороших оценках, либо вовсе хотят с минимальными усилиями получить вожделенный диплом. Возможно, они даже не станут брать курсы по выбору, потому что им все равно. Есть и фактические данные, подтверждающие это. В отчете об образовательной деятельности РГПУ им. А. И. Герцена за 2004/2005 учебный год говорится, что из 123 предложенных курсов по выбору удалось организовать лишь 16, потому что на остальные записались от двух до шести студентов[16].

На примере попытки внедрения реального выбора студентами курсов в столичных вузах мы можем увидеть, что в нашей системе сопротивляется переходу к свободе учебы, существующей в западных университетах. Работа преподавателя у нас организована плановым образом. Каждый преподаватель в конце учебного года получает составленную завкафедрой «карточку поручений» — документ, в котором запланирована его учебная нагрузка на следующий год в академических часах (сколько он должен провести занятий, принять зачетов и экзаменов и т. д.). Эта нагрузка у преподавателей одной и той же категории примерно одинакова (у ассистента — 900 часов, у доцента — 800, у профессора — 700 и ниже). Нагрузка соответствует ставке — объему работ, за который выплачивается фиксированная заработная плата. Преподавателю при этом гарантируется стабильная зарплата, а администрации легче составлять расписание и распределять аудиторный фонд. Введение реальной свободы учебы приведет к тому, что работа наших вузов будет парализована. Отсюда и попытки нейтрализовать негативные последствия свободы учебы студентов при помощи принципов доукомплектации групп или минимального порога численности групп (а также менее изящных ухищрений, описанных выше). Ясно, что студентов, которые не успели или не захотели реализовывать выбор, деканат распределит в группу того профессора или доцента, который пользуется наименьшей популярностью у студентов (чтобы дать и ему возможность выполнить план по нагрузке; несмотря на то что ему достанутся самые слабые студенты, свою зарплату он получит). Группы же будут сформированы таким образом, чтобы хватило аудиторий.

Итак, вторым принципиальным требованием Болонской реформы было введение в российских вузах курсов по выбору. Формально это произошло, фактически же в большинстве вузов (прежде всего провинциальных) администрация, применяя всяческие уловки и авторитарный нажим, просто превращает их в обязательные. В небольшом количестве вузов (прежде всего столичных, ориентирующихся на западные стандарты) свободный выбор студентов сведен к минимуму посредством принципов нижней границы количества студентов в группе и доукомплектации групп. В итоге курсы по выбору превращаются в аналоги обязательных курсов (назначаемых администрацией, а не выбираемых студентами).

Система кредитов (зачетных единиц) на Западе и российские «академические часы»

Еще одно требование Болонской реформы — введение системы кредитов (зачетных единиц). На Западе она называется European Credit Transfer System (ECTS) — Европейская система перевода и накопления кредитов. Ее главное предназначение — прозрачность и совместимость образовательных программ разных вузов и разных стран Европы. Ни в Евросоюзе в целом, ни в какой-либо из его стран в отдельности нет единого общенационального учебного плана или образовательного стандарта (каковой есть в России). Более того, там до 50 % предметов студенты выбирают в индивидуальном порядке. Но как быть в случае если, скажем, студент поучился один год в германском вузе, а затем выразил желание доучиться во французском? Он привез с собой документ, в котором указано, какие курсы он прослушал и сдал в другом вузе, но в данном вузе большинства из этих дисциплин просто нет.

В связи с этим образовательные программы всех вузов — участников Болонского соглашения разделены на элементарные части. За освоение каждой такой элементарной части (в каком бы вузе это ни происходило) студент получает одну зачетную единицу («кредит»). В сущности кредит — это объем трудоемкости обычного для Запада семестрового учебного курса, который читается один час в неделю (и включает в себя не только лекции и семинары, но и самостоятельную работу студентов)[17]. Вся образовательная программа в любом вузе, входящем в Болонское соглашение, разделена на такие «элементарные курсы» и их совокупности (модули), сдача которых дает студенту 1, 2, 3, 10 и т. д. кредитов. Для перевода на следующий курс нужно набрать 60 кредитов, в семестр — 30, в триместр — 20. Для получения определенной квалификационной степени нужно набрать определенное количество кредитов (около 240 для степени бакалавра и около 300 для степени магистра). В случае продолжения обучения в другом вузе — участнике Болонского соглашения кредиты, полученные ранее, зачитываются как полученные в данном вузе.

Итак, система кредитов позволяет учитывать объем труда студентов в ситуации, когда студенты учатся по разным, не совпадающим по содержанию образовательным программам. Переводясь в другой вуз, европейский студент не должен досдавать те предметы, которые изучали его новые однокурсники, ибо, изучая и сдавая другие предметы, он потратил столько же труда, выражаемого в кредитах, сколько и они.

В России сложилась совершенно иная система учета труда студентов и преподавателей. Ее элементарная единица — академический час (формально это 45-минутное занятие, хотя в часах может исчисляться не только аудиторная нагрузка). Студент за все годы учебы обязан освоить определенное количество часов по определенному количеству дисциплин, указанных в учебном плане (прослушать лекции, посетить семинарские и лабораторные занятия, сдать зачеты и экзамены, пройти практику). В часах также исчисляется его труд по подготовке курсовых, дипломных работ, сдаче зачетов и экзаменов. Но часы по природе своей несопоставимы с кредитами. Кредит не привязан к содержанию курса, он представляет собой элементарный объем абстрактного свободного учебного труда студента, независимо от того, что студент изучал — физику или медицину (и напоминает тем самым абстрактный труд рабочего, который есть основа меновой стоимости товара по Марксу, и точно так же, как абстрактный труд рабочего делает возможным сопоставление и обмен разных по качеству товаров, кредит делает возможным сопоставление разных по содержанию образовательных программ[18]).

Академические часы, отработанные студентом на 1-м курсе физического факультета российского вуза, напротив, не тождественны часам на 1-м курсе химического факультета того же или другого российского вуза, и если студент переводится после первого курса физфака на второй курс химфака, то, сдав экзамены на физфаке, он еще досдает те дисциплины, которые изучали на химфаке, но которых не было на физфаке (что с точки зрения западной системы несправедливо, ведь в итоге он потратил больше учебного труда, чем его новые однокурсники-химики). Короче говоря, кредиты конвертируются, а часы не конвертируются.

Академические часы — мера не абстрактного свободного учебного труда, а конкретного служебного учебного труда студента. Термин «служебный труд» ввела в науку экономист О. Э. Бессонова для описания альтернативной рыночной раздаточной экономики, доминирующей в России[19]. Служебный труд — это обязательный труд, который налагает на человека государство, причем государство само и регламентирует этот труд, то есть указывает, сколько ему работать, где и каким образом. Для учета этого служебного труда могут использоваться трудодни, талоны и т. д.

Советский вуз был учреждением, осуществляющим образовательный раздаток[20]. Основой его работы был служебный труд преподавателей и студентов. Этот труд учитывался с помощью академических часов (вузовского аналога колхозных трудодней). В российских вузах сохранилась та же система (с некоторыми изменениями).

Таким образом, приравнивать часы к кредитам так же невозможно, как килограммы к метрам. Однако именно это и сделало Минобрнауки, когда особым письмом механически приравняло один кредит к 36 академическим часам[21]. Учебные программы и планы при «переходе на Болонскую систему» были переработаны: например, если курс состоял из 72 часов, писали «2 кредита».

Как уже говорилось, на Западе кредиты нужны потому, что у разных студентов и в разных вузах разные образовательные программы и возникает проблема их сопоставления. В СССР не было самой этой проблемы. Учебные планы одних и тех же специальностей во всех вузах СССР были унифицированы и утверждались государством. Но с переходом на Болонскую систему и возникновением у нас курсов по выбору подобная проблема возникла. Перезачет предметов при переводе из одного вуза в другой внутри России теперь стал более проблематичным — курсы по выбору ведь различаются в различных вузах. Далее, появление вариативной части привело к тому, что и обязательные курсы могут называться по-разному и иметь разное содержание.

Кроме того, теперь на одном и том же факультете программы меняются с каждым годом (министерство выпускает новые ФГОСы, факультетское начальство тоже постоянно меняет программы, создавая новые специализации, чтобы привлечь абитуриентов). Студент, ушедший в академический отпуск, вернувшись, вынужден досдавать предметы за уже пройденные курсы.

Однако решить эту проблему при помощи кредитов, как это сделали на Западе, у нас невозможно, ведь наши кредиты — закамуфлированные часы — имеют иную природу. В реальности администрации вузов, которые на Западе технически перезачитывают предметы, у нас предпочли это отдать на откуп преподавателям, которые сами решают: перезачесть, заставить снова сдавать или ограничиться рефератом. И это не прихоть администраций, ими движет интуитивное понимание того, о чем мы уже говорили: часы в рамках российской системы высшего образования не тождественны западным кредитам, и даже если объемы разных спецкурсов в разных вузах равны по часам, то это ничего не значит. Часы суть воплощение некоторого количества служебного труда, а служебный труд не абстрактен, а конкретен. Он представляет собой труд по принуждению, а осуществляет принуждение конкретное лицо — преподаватель, причем один преподаватель заставляет студентов все выучить «от и до», другой требует знания самого основного, оценку же они ставят одну и ту же. В итоге студент, переводящийся из другого вуза, в идеале должен сдать предмет тому же преподавателю, которому сдавали студенты этого вуза, тогда полученный им объем знаний будет адекватен их объему.

Итак, еще одно требование Болонского соглашения — введение в наших вузах системы кредитов. Требование это было выполнено формально, кредиты были механически приравнены к определенному количеству академических часов. Иначе быть не могло: единицы исчисления учебного труда в западных и в российских вузах (кредиты и часы) несоизмеримы в силу принципиального отличия процессов обучения на Западе и в России.

Балльно-рейтинговая система в России

В одном пакете с Болонскими нововведениями в российских вузах была введена и балльно-рейтинговая система (БРС) (правда, не централизованно, а распоряжениями администраций факультетов и учебно-методических управлений вузов, но при этом в разных вузах принципы БРС примерно одинаковы)[22].

На Западе нет отдельной БРС, ее функции выполняет уже рассмотренная нами кредитная система. Для того чтобы получить кредит, студент должен набрать определенное количество баллов (как правило, за сданные письменные работы). Система оценок достаточно дифференцированная:

A — «Превосходно». Оценка, которой нет аналога в российской системе оценок, констатирует выдающийся исключительный уровень владения материалом;
B — «Очень хорошо».

Соответствует нашему «отлично», что означает выполнение всех требований, предусмотренных программой;
C — «Хорошо». Соответствует нашему «хорошо» и предполагает, что студент усвоил предмет на высоком уровне, но имеет незначительные пробелы в знаниях и умениях;
D — «Удовлетворительно». Выше, чем наше «удовлетворительно», но ниже чем «хорошо». Предполагает освоение данного предмета на неплохом уровне и пробелы в познаниях, не имеющие существенного характера, которые студент может заполнить затем сам;
E — «Посредственно». Соответствует нашей оценке «удовлетворительно» и предполагает наличие у студента общих представлений о прослушанном предмете;
Fx — «Условно неудовлетворительно». Наше «неудовлетворительно», которое предполагает, что студент не знает предмета, но может его изучить.
F — «Безусловно неудовлетворительно». Оценка, не имеющая аналогов в российской системе оценок, фактически это «неудовлетворительно» без права пересдачи означает, что студент лишен способностей, которые необходимы для овладения этим предметом (либо допустил грубые нарушения профессиональной этики вроде плагиата))[23].

Если студент западного вуза сдаст обязательный предмет на оценку ниже D и элективный на оценку ниже Е, то кредиты за этот предмет он не получает. Но это не означает, что он не будет осваивать программу дальше, пока не сдаст этот предмет. Он может выбрать другой предмет и получить за него те же кредиты, а если предмет обязательный, он может сдать его позже или просто сменить специализацию и сдавать другие обязательные предметы. В случае если студент получает по обязательным предметам оценку F или если большинство предметов сданы им на оценки ниже D и E, администрация порекомендует ему сменить специализацию или вуз. Но это не равнозначно нашему отчислению из вуза, студент может сдавать в этом вузе некоторые элективные предметы, которые потом ему зачтут в другом вузе.

В советских вузах главным и для студента, и для преподавателя были сдача (прием) зачета или экзамена. Никто не обязывал преподавателя оценивать знания студентов посередине семестра. В течение семестра в обязательном порядке контролировалась лишь посещаемость.

В реальности, конечно, каждый преподаватель имел свой собственный журнал, куда он вносил оценки за ответы студентов на семинарских занятиях. Преподаватель по желанию мог провести контрольную или коллоквиум. По результатам работы в семестре преподаватель мог выставить зачет или экзамен «автоматом». Но делать это или нет, сколько ставить «автоматов» за сколько выступлений на семинарах, учитывать при этом или нет посещаемость, заставлять ли отрабатывать пропущенные занятия и как их отрабатывать — все это было в ведении преподавателя.

Наконец, на самом экзамене или зачете преподаватель учитывал работу студентов в семестре, но опять-таки ни один нормативный документ не вменял ему это в обязанность.

С введением БРС в большинстве (прежде всего провинциальных) вузов[24] ситуация изменилась. За семестровый курс, который оканчивается зачетом или экзаменом, студент может и должен получить определенное количество баллов. Так, за семестровый курс, который заканчивается экзаменом, в университете, где преподаю я[25], каждый студент может получить не больше 80 баллов (70 + 10 поощрительных). Эти 70 баллов складываются из балов за посещаемость, выступлений на семинарах, решение задач, написание рефератов (это называется текущий контроль), а главное — за сдачу «рубежного контроля» (тестирование, контрольные работы). «Рубежный контроль» производится трижды в семестр после окончания каждого модуля (элементарного цельного куска изучаемой дисциплины; материал семестрового курса должен состоять из трех модулей). Дополнительные поощрительные 10 баллов присуждаются за особые заслуги студента, например, за участие в работе научных конференций, научную публикацию и т. д.

На самом экзамене преподаватель может поставить студенту не более 30 баллов. Итого максимальное количество баллов равно 100 (студенты, получившие 80 балов, в семестре экзамен не сдают, потому что 80 балов и так означают «отлично автоматом»). Студент, получивший от 80 до 100 баллов, получает оценку «отлично», от 60 до 80 — оценку «хорошо», от 45 до 59 — оценку «удовлетворительно» и до 45 — «неудовлетворительно».

Студенты, не набравшие минимального количества баллов, вообще к сдаче экзамена не допускаются (пока они не наберут их путем «отработок», т. е. выполнения индивидуальных заданий).

Примерные рейтинги (с указанием, сколько баллов и за что ставит тот или иной преподаватель) утверждаются на заседании кафедры.

Итак, БРС нацелена на то, чтобы заставить работать студента в течение семестра: посещать занятия, выступать на семинарах, писать рефераты и т. д. Наилучшие шансы на сдачу зачета и экзамена при этой системе имеет средний добросовестный студент, пусть даже он не блещет талантами. Напротив, талантливый студент, который не посещал занятия или не проявлял на них активность, но готовился самостоятельно, либо вовсе не имеет шансов быть допущенным к экзамену, либо получит на экзамене низший балл.

В этом состоит противоречие с духом Болонской реформы. На Западе упор делается на самостоятельную работу студентов, сам бюджет учебных занятий в западных вузах кардинально отличается от нашего. Так, у британских студентов в неделю лишь 16 аудиторных часов, а у наших — целых 40[26]. БРС ориентирует на работу в аудиториях, а не дома или в библиотеке. Но главные отличия в ином.

Во-первых, на Западе низкая оценка не означает, что студент теперь не может продвигаться дальше по «образовательной вертикали», пока не исправит оценку. У нас это именно так. Неудовлетворительная оценка все равно по какому предмету — будь это обязательный курс или курс по выбору — означает, что студента скорее всего не переведут на следующий курс. Во-вторых, наша система в отличие от западной жестко регулирует учебную деятельность студента, требуя от него обязательного посещения занятий, участия в семинарах и т. д. Причина в том, что подавляющее большинство наших студентов поступают в вуз не по влечению к какой-либо науке или профессии, а по требованию родителей, из нежелания служить в армии, стремясь еще несколько лет пожить «на всем готовом». Мотивировки к самой учебе у них нет, учиться их заставляют администрация вузов и преподаватели. Однако отчислить их тоже нельзя, большинство платит за обучение, и эти «коммерческие деньги» составляют значительную часть бюджетов вузов (бюджетное финансирование сокращается каждый год). Кроме того, Минобрнауки жестко связывает количество студентов и преподавателей вузов: отчисление студентов ведет к сокращению профессорско-преподавательского состава. Наконец, новое поколение студентов склонно упрекать преподавателей в необъективности на экзаменах, а новое поколение преподавателей, выросших из таких студентов, действительно зачастую имеют низкую квалификацию. БРС в этих условиях есть оптимальный выход из положения. Она позволяет не отчислять тех студентов, которые являются случайными людьми. От них требуется лишь подчинение учебной дисциплине. С другой стороны, она снимает с преподавателя груз нравственной ответственности за поставленные «липовые» оценки (или избавляет его от необходимости делать выбор, затруднительный из-за скудных знаний самого преподавателя).

Итак, система оценок на Западе предназначена для унификации и конвертации полученных составных частей образования: оценки А, С, D говорят об уровне знаний независимо от того, каково содержание предметов, где они изучались, каково было поведение студента. Система оценок в России (баллы, преобразующиеся в привычные нам оценки от «отлично» до «неудовлетворительно») — это инструмент зачета служебного принудительного труда (вроде трудодней в колхозе). Они говорят о том, что студент имеет или не имеет права продолжить учебу, получать стипендию и в итоге стать обладателем диплома (обычного или «красного») с перспективой поступить в аспирантуру и самостоятельно выбрать место работы.

Академическая мобильность на Западе и в России

Последнее требование Болонской реформы — введение академической мобильности, которая определяется как «ключевой принцип формирования европейского пространства высшего образования и европейского исследовательского пространства, предусматривающий многообразные возможности для свободного перемещения европейских студентов, преподавателей и исследователей в этих пространствах…»[27]. Фактически речь идет о том, что студенты вузов, входящих в Болонскую конвенцию, могут по собственному желанию переходить на время в другой вуз, учиться там с тем, чтобы по возвращении в исходный вуз полученные ими кредиты были бы им зачтены. При этом уровень учебы студента (за исключением случаев, когда он не сдал базовые дисциплины профессионального цикла), а также его поведение, не являются препятствиями для перехода его в другой вуз, и администрации вузов не могут ему в этом мешать. Более того, согласно Болонской конвенции «обучение в рамках программ академической мобильности осуществляется бесплатно (студент оплачивает лишь транспортные расходы, расходы на проживание, питание, медицинские услуги, а также занятия вне согласованной программы)»[28]. Конечно, указанные расходы могут составлять немалую сумму, поэтому в странах Евросоюза предусмотрены финансовые механизмы оплаты этих расходов за счет государственных или частных организаций (университетов, фондов, общественных организаций и т. д.).

Академическая мобильность преподавателей состоит в возможности для преподавателей, работающих в вузах, входящих в Болонское пространство, трудиться некоторое время в другом вузе, не теряя основного места работы.

После вхождения России в Болонское пространство наши вузы подчиняются требованию академической мобильности. Это отражено в ряде документов федерального уровня, в частности, в Федеральном законе от 22 августа 1996 г. № 125-ФЗ «О высшем и послевузовском профессиональном образовании», где декларируется интеграция российской системы высшего образования с соответствующей мировой системой (ст. 2). На государственном уровне заявляется о необходимости финансирования академической мобильности (как индивидуальной, так и групповой). Об этом, в частности, говорится в Концепции долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 года, утвержденной распоряжением Правительства РФ 17 ноября 2008 г. № 1662-р, в федеральной целевой программе развития образования на 2011—2015 годы, утвержденной постановлением Правительства РФ от 7 февраля 2011 г. № 61, в Стратегии развития науки и инноваций в Российской Федерации на период до 2015 года (утверждена Межведомственной комиссией по научно-инновационной политике; протокол от 15 февраля 2006 г. № 1).

В настоящее время во всех крупных вузах РФ реализуются программы академической мобильности как за счет бюджетных средств вуза, так и за счет внебюджетных поступлений (при этом имеется часть студентов, которые отправляются учиться за рубеж на собственные средства либо за счет стипендий и грантов принимающей стороны).

Вместе с тем реализация академической мобильности в России имеет ряд особенностей, что позволяет говорить о том, что перед нами под именем академической мобильности западного типа скрывается модифицированный феномен образовательного раздатка, существовавший еще в советские времена. Дело в том, что согласно нашему Закону об образовании реализация академической мобильности в РФ не должна вступать в противоречие с правовыми норами РФ, включая подзаконные акты, принимаемые на уровне вузов (уставы вузов, приказы ректора, решения международных отделов и т. д.). Вместе с тем в большинстве уставов российских вузов есть пункт, позволяющий отчислить студента за длительное непосещение занятий (т. е. за так называемую потерю связи с университетом[29], соответствующая формулировка содержится в типовом уставе российского университета[30]). Иными словами, от администрации университета, а не от самого студента, как на Западе, зависит, сможет ли он на длительный срок покинуть вуз (то же самое касается преподавателей, работа которых организована на основе годового плана: его срыв может привести к увольнению преподавателя). Кроме того, финансовые средства для обучения за рубежом распределяет также администрация вуза, а она, естественно, руководствуется при этом своими оценками претендента. Если оставить в стороне девиантные формы поведения представителей администрации (предоставление финансирования родственникам, знакомым либо за взятку), то, как показывает практика, обладателями привилегии на реализацию академической мобильности оказываются студенты, которые имеют хорошие оценки, научные достижения, занимаются общественной работой и не получали взысканий за нарушения правил поведения.

Перед нами почти полный аналог советской системы обмена студентами, когда по результатам первого или второго года обучения лучшие студенты из провинции отправлялись доучиваться в вузы Москвы, Ленинграда, крупных академических городов (Свердловск, Новосибирск) и даже за границу; в основном в соцстраны, но и иногда и в страны капиталистического лагеря. В этом был большой смысл: таким образом выявлялись талантливые студенты, которые могут освоить гораздо более сложную образовательную программу столичных вузов, наиболее активные и перспективные комсомольские администраторы, лучшие представители нацменьшинств, которым после учебы в столице предстояло войти в элиту данного региона.

Итак, фактически в России нет декларированной законами и подзаконными актами академической мобильности западного типа; она превращена в ресурс, которым распоряжается администрация вузов; причем ресурс этот вмонтирован в механизм распределения других ресурсов, необходимых учреждениям высшего образования (от числа иностранных студентов или преподавателей, а также студентов и преподавателей этого вуза, обучающихся и работающих за границей, зависит рейтинг вуза, а значит, его финансирование и возможность дальнейшего существования). И в этом аспекте Болонское соглашение действует у нас лишь номинально.

«Другая анатомия» высшего образования в России

Мы показали, что превратить наши вузы в университеты западного типа в результате Болонской реформы не получилось. Под внешним косметическим ремонтом остался знакомый нам советский вуз. И это не случайно. Само устройство нашей системы высшего образования таково, что ее невозможно совместить с западным университетским образованием, как нельзя совместить, например, радиоприемник и двигатель внутреннего сгорания[31]. Высшее образование у нас и на Западе выполняет разные функции, в связи с тем, что на Западе существует общество иного типа.

Высшее образование можно определить как совокупность знаний и умений, которые можно получить в соответствующих учебных заведениях (вузах), представляющих собой третью и последнюю ступень системы современного образования (после начального и среднего). Важно отметить, что высшее образование как процесс связано с социализацией индивида, причем гораздо более сложной и глубокой, чем в условиях начальной и средней школы.

Обладание высшим образованием позволяет перейти в более высокий слой общества (но не гарантирует этого). Практически во всех современных обществах элиты (политическая, экономическая, научная, творческая) состоят из людей, обязательно имеющих высшее образование. Но при этом в обществах разного типа этот переход осуществляется по-разному. Необходимо различать общества с рыночной экономикой и классовой структурой и общества с раздаточной экономикой и сословной структурой[32]. В первых все важнейшие жизненные блага представляют собой частную собственность и распределяются через рынок, в ходе этого процесса формируются социальные группы по уровню потребления, или классы (высший класс, или «богатые», низший класс, или «бедные», и «средний класс»). Во вторых — все важнейшие блага в собственности государства, они раздаются государством в соответствии с его представлением о важности того или иного социального слоя; в ходе этого раздатка формируются социальные группы, которые получают от государства те или иные ресурсы для целевого, установленного государством их использования (и соответствующие привилегии и обязанности). Мы именуем их сословиями[33], однако они не всегда совпадают с сословиями традиционного общества.

Это, конечно, идеальные модели, но в наиболее полном виде модель рыночного классового общества была воплощена в странах классического капитализма (Англия и США XIX века), а модель сословного раздаточного общества — в странах реального социализма (СССР и страны соцлагеря)[34]. В наши дни на Западе и в России раздаток и рынок сосуществуют, но на Западе (прежде всего в США и Великобритании) доминирует рынок, а в России — раздаток.

Основное предназначение западного вуза — классовая социализация. В идеале западные вузы должны были бы готовить представителей высшего класса общества, однако социализация их выпускников происходит через посредство рынка труда, который дифференцирует их, и одни оказываются в классе богатых, другие — в классе бедных. Итак, западный вуз готовит людей для рыночной конкуренции. С этим связаны особенности западных вузов. Необходимость выбирать самому себе курсы, индивидуальный план, график занятий, отсутствие долговременных академических студенческих групп, партнерские отношения с преподавателями, возможность переходить с факультета на факультет, переезжать из вуза в вуз — все это нацелено на воспитание таких качеств, как самостоятельность, независимость, критичность, инициативность, умение конкурировать с другими, способность к мобильности, смене образа жизни, профессии. Короче говоря, западный бакалавриат готовит критически мылящих инициативных индивидуалистов, из которых и состоит гражданское общество Запада. Ради этого на Западе готовы даже пожертвовать уровнем их подготовки (подготовка западных бакалавров сильно уступала подготовке советских специалистов).

И сам процесс обучения здесь структурно повторяет рыночную операцию купли-продажи (но не совпадает с ней). Субъектом западной системы образования является сам студент, выстраивающий отношения с преподавателем на партнерской основе. Студент при помощи тьютора здесь сам формирует индивидуальный план своих занятий, выбирает курсы (набирает «кредиты»), преподавателей, самостоятельно готовится к экзаменам и занятиям и т. д. Набрав «кредиты» (определенное количество сданных курсов), студент как бы обменивает их у вуза на статус бакалавра или магистра. Это напоминает операцию на рынке, но, конечно, не буквально (потому что здесь не фигурируют деньги) а, повторимся, структурно — и в том и в другом случае наличествует эквивалентный обмен, возможный постольку, поскольку единицы обмена суть воплощенный свободный труд. Правильно было бы назвать эту систему «образовательный обмен», основой которого являются:

— преподавательские корпорации вузов как институции, осуществляющие распределение высшего образования в виде обмена (выдача академических степеней здесь прерогатива вуза, а не государства, даже если вуз государственный, последнее старается не вмешиваться в его внутренние дела);
— партнерские отношения преподавателей и студентов;
— свобода учебы (право на выбор курсов, преподавателей и т. д.).

В России иная ситуация. В России — не в идеологической реальности, а фактически — нет гражданского общества западного типа. И в  дореволюционные, и в советские, и в постсоветские времена у нас доминировало и доминирует государство. Еще совсем недавно практически все — от министров до дворников — у нас были служащими государства. И вузы наши готовили и готовят либо кадры для госслужбы, либо специалистов в согласии с реестром должностей и специальностей, установленных государством, то есть тех же госслужащих, но не имеющих такого статуса по закону. Даже наши бизнесмены чаще всего — не частные предприниматели, а особое создаваемое государством «сословие коммерсантов» (С. Г. Кордонский), которое получает от чиновников право на осваивание того или иного государственного ресурса в обмен на определенную ренту («откат»). А психология госслужащего иная: он должен быть дисциплинированным, исполнительным, не склонным к конфликтам, обладающим духом корпоративности и в то же время знающим, эрудированным, высококвалифицированным. На воспитание таких качеств в молодых людях и нацелен российский вуз, и с этим связаны его особенности — строгая дисциплина, верховенство администрации в учебном процессе, наличие студенческих групп и т. д.

В самом процессе высшего образования студент у нас становится объектом, а субъектом является государство в лице министерства образования, администрации вуза и, наконец, преподавателя. Государство задает унифицированные стандарты образования, решает, будет в том или ином вузе специалитет либо бакалавриат-магистратура, какие предметы и у каких преподавателей студент будет слушать и сдавать и т. д. Перед нами структурное повторение раздаточных отношений в экономике (О. Э. Бессонова), «образовательный раздаток», при котором государство как собственник вуза раздает студентам ресурс «высшее образование» в обмен на служебный учебный труд, выраженный в академических часах. Различия очевидны: в случае образовательного раздатка на месте свободы выбора мы видим принуждение со стороны государства в лице администрации вуза, на месте партнерства — иерархические отношения между преподавателем и студентом, наконец, на месте эквивалентного обмена «кредитов» на «высшее образование» — неэквивалентный обмен «часов».

Основные институции образовательного раздатка:

— монополия государства на ресурс «высшее образование»;
— иерархические отношения преподавателей и студентов;
— принудительный характер учебного процесса (плановая организация учебы студентов и труда преподавателей).

Итак, сама «анатомия» нашей системы высшего образования («образовательный раздаток») препятствует введению западной гумбольдтовской модели (основанной на «образовательном обмене»). Поэтому администрации наших вузов сопротивляются введению требований Болонской системы — не в силу своей злонамеренности и консерватизма, а в силу инстинкта выживания. Вообще говоря, для того чтобы у нас внедрить западную вузовскую модель, первым делом нужно ликвидировать Минобрнауки в том виде, в каком оно существует сейчас, то есть лишить его права раздавать ресурс — разрабатывать единые госстандарты, вмешиваться в жизнь и работу вузов, указывать, как и что преподавать в вузах, и, наконец, разрешить вузам свободно выбирать себе весь реестр руководителей — начиная от ректора и заканчивая завкафедрой. Ирония ситуации состоит в том, что самому этому министерству поручено перевести российские вузы на западные рельсы. Результат можно было предсказать с самого начала.

Но предположим, что произошло чудо и у нас возникли вузы западного типа. Тогда возник бы серьезный конфликт между этими вузами и самим российским обществом. Это подтверждает тот факт, что значительная часть выпускников тех вузов, где все же до определенной степени удалось внедрить западную модель, типа ВШЭ, выбирают эмиграцию.

Выводы

Конечно, наши университеты выдержали удар Болонской реформы, но в то же время они в определенной мере пострадали, и процесс их вырождения, начавшийся несколько десятилетий назад, ускорился. В дальнейшем ситуация, вероятно, будет складываться следующим образом. Государство будет развивать, финансировать и модернизировать, не затрагивая «институционных ядер», те вузы, в которых оно преимущественно заинтересовано и которые оно само вывело из зоны действия Болонской реформы. Речь об академиях госслужбы, вузах ФСБ, Минобороны, МВД, Министерства иностранных дел, вузах, готовящих специалистов для нефтегазовой, оборонной промышленности и т. п. Специалисты, которых готовят все остальные вузы (прежде всего «классические университеты», за исключением МГУ и СПГУ, которые переподчинены непосредственно Президенту РФ), похоже, нашему современному государству (если судить по его делам, а не декларациям) не нужны. Они превратятся в полигон для различных экспериментов, будут реорганизовываться и сокращаться. Фактически они отданы на откуп Минобрнауки РФ и превратились в его ресурс, которым министерство может пользоваться, как ему угодно, с тем чтобы извлекать финансовые, административные и символические дивиденды.

Изменение ситуации возможно только в том случае, если изменятся приоритеты государственной политики, а этого в ближайшее время ожидать не приходится.