Это ветер, который дуем мы сами?

         Клёв пошёл тихий, на расслабуху. Облака, чирикание, мысли, журчание.

        - Слышь, Дядя Миша, про что ты в жизни больше всего жалеешь?

        - Честно? Жалею, поздно понял, что ветер это всё. И дуем его мы сами.

        Чёрные его болотные сапоги висели вниз голяшками на воткнутых в бережок тростинах, а он, сидя босым на травяном холмике, неторопливо выстругивал для поддержки удилища ловкую рогатинку.

        - А причём ветер, Дядя Миша?

        - Точно хочешь, чтоб рассказал? Ну, слушай. В шестьдесят втором я закончил школу. А пока учился, ходил, знаешь, на шахматы. Было это тогда как само собой. Во дворах сидели, в парках. По радио даже шахматные партии передавали, многие этим увлекались.

        - Разряды, вроде, даже какие-то были?..

        - Какие-то! Темнота… Секции были, школы шахматные, это был спорт настоящий на всю страну! Первенства района, города, области, страны. Чемпионов знали все наперечёт даже в самом крайнем совхозе! Алёхин, Таль, Смыслов… Ботвиник - национальный герой. Не слыхал?

        - Не заморачивался как то… А ветер тут причём?

        - Да видишь ты, не знаю, толи в связи с этим делом, толи ещё почему, а у меня, да и у многих такая картина мира в голове была: Вот сидят где-то гроссмейстеры, этот – наш, этот не наш, а мы все на этой мировой доске исполняем свою задачу. Мы все как те полированные фигурки.

        - Шахматные?

        - Да, вроде, как шахматные. И эти гроссмейстеры думают! Держут в голове план на выигрыш, а наше дело чётко выполнить поставленную задачу. У слона – ходить вдоль да поперёк, у пешки – делать своё назначенное дело по другому. И если все ходят как надо, - в перспективе к светлому будущему точно придём. Гроссмейстер знает!

        Он достругал берёзовую палочку, воткнул перед кромкой, примастрячил на неё удочку. Отструганную от рогатинки бересту подложил в костер, над которым начинала закипать душистая щучья уха.

        - И жизнь вся наша окружающая представлялась мне как шахматная такая партия. Двое больших ребят играют, и им остальные, вроде, подыгрывают. Или мешают... Кто кого!

        - А кто кого?

        - Ну как… Была тогда, вроде, ясная картина. Были мы, были капиталисты. Был соцлагерь, были бывшие колонии. Мы-то их чёрными считаем, себя белыми. Они, правда, - наоборот. Они атомную бомбу, мы – догнали. Мы в космос, они на Луну. Они поддержку реакции, мы, - свободолюбия.

        - Ходами, в общем, обменивались?!

        - Да, вроде, ходами. Каждый из нас ходим, как должны, а мудрый наш игрок партию ведёт к правильному итогу. Чтоб наша взяла! А все ихние, значит, подняли бы вверх лапки. Игра игрой! Кой где, - сдать по ходу пешку, кой где, - взять. Где покрупней, где поменьше.

       - Ну, а разве всё не так? Вроде же, всё так и есть?!

       Солнышко, ещё высокое, золотило мелкую речную волну. Прихлебнув на пробу из котла деревянной ложкой, Дядя Миша глубокомысленно причмокнул губами, извлёк из своего мешка лавровый лист и пакетик с твёрдыми шариками чёрного перца. Прикинул, бросил ингредиенты в котелок, чуть подсолил, помешал. Вкусный запах ухи распространялся над прибрежной липовой порослью.

       -Так и есть, говоришь? Да… И я так думал! Есть система игры, правила, есть общая цель, есть действующие на общей большой доске лица. И есть, понятно, гроссмейстер.

        - Гроссмейстер? И кто он, этот гроссмейстер?

        - Лук режь, сало доставай, гроссмейстер… Потоньше режь то… Это у тебя зубы ещё хорошие. Думай и за других тоже. Луковицу очистил? Напополам её и давай сюда. Осталось ещё?

        Две половинки луковицы нырнули в уху. На земле, поодаль от костерка на самодельном дядьмишином чемоданчике уютно расположился импровизированный стол, укомплектованный надёжной снедью.

        - Гроссмейстер…, - проговорил Дядя Миша, медленно помешивая уже почти готовую уху, - сразу в мозгу всплывает какая-то личность. Титаническая персона. Ворочает миллионами людей, земель, вещей. Когда был поменьше, я думал, что Сталин нашим Гроссмейстером был. Я, знаешь, вспоминаю иногда, чего было, когда он помер.

        - А чего? Помер и помер. Мало ли…

        Дядя Миша ухмыльнулся, покрутил в руке ложку.

        - Ты представить себе не можешь даже. Это катастрофа, бедствие! Я, хоть и невелик тогда был, - помню. Все! Все кого я знал, - родители, соседи, учителя, ребята, - восприняли его кончину, как нынче конец света не воспринимают!

        - Почему?

        - Мысль у всех одна была: «Всё! Однозначно миру конец! Как мы теперь?». Мы думали, что он, Великий Гроссмейстер, - вдруг пропал и партия наша кончена! А все мы, - фигурки, остались теперь без направляющего начала. Без него!

        - Ну, жизнь же на этом не кончилась, Дядя Миша?

        - Всё, отодвинь–ка тут, дай котелок поставлю! Камешек вот сюда под бочок… Вот. То-то и оно. Потом-то осознали… Поняли, что вот его не стало, а всё так и катит дальше. Города стоят, машины ездят, магазины работают. И бомбы не сыплются на головы, армия бдит! В общем, все фигуры продолжают ходить теми же путями. И мысль: «Почему? Как это? Что это значит?»

        - Ну, это значит, что водит всё это своими кругами уже кто-то другой. Успел мгновенно сесть на место старого гроссмейстера!

        - Хе, «уже кто-то другой»! А если он всегда и водил? Незаметно?

        - За спиной у Сталина? Навряд ли…

        - А если нет, то всё равно, имеется, значит, такой механизм, который меняет тех, кто двигает фигурками.

И выходит тогда, что вот этот-то механизм и есть настоящий Гроссмейстер, понял?! А те, кого мы считали гроссмейстерами, - тоже всего лишь фигуры! Главные, большие, красивые, мощные, - но фигуры. Фигурки, как и мы.

        Поплавок на дядемишиной удочке дрыгнулся, потом ещё, ещё и повёл от берега.

        - Дядя Миша, клюёт!

        Он неожиданно быстро для такого массивного и немолодого человека метнулся к своей рогатинке, подсёк, и вынул из воды небольшую шипастую рыбку. Ёрш.

        - Видишь ты! Тебя бы раньше, дурака! К щуке вкусу бы добавил. Да ладно, иди обратно, толку теперь с тебя..

        Дядя Миша аккуратно отцепил рыбёшку, бросил её в воду у берега, вернул на место удочку.

        Уха получилась на редкость вкусной, и, кажется, потребности в дополнительных компонентах, вроде отпущенного ершонка вовсе не испытывала.

        - Перцу, Дядя Миша, многовато, а? Во рту жжёт!

        - Перец полезный, хлебай себе. Его за золото раньше на вес покупали. Пряности, слышал? Сальца наверни с луком вдогонку. Здоровей будешь.

        - Слышал, слышал... Так что с гроссмейстерами?

        - С гроссмейстерами? Где-то в классе пятом всё отчётливее мысль стала у меня проступать, что не видим мы их, настоящих. Видим только сцену. А есть где-то кучка ребят, планирующих чего делать, и они всё здесь держат под неусыпным контролем. Делают верные ходы. Фигурки-то могут чего-то и не понимать, но в целом это всё для победы. И кто там на видимом всем главном кресле, - не суть важно. Потому, что реально за всем присматривают настоящие ребята.

        - Закулиса такая, чтоль?

        - Ну, вроде… Но сомневался ещё, не был уверен. И тут хлоп, - Хрущёв уходит. И опять меняется по большому счёту мало что. А жизнь идёт. Брежнев. И опять всё, в общем, в колее. В это время у меня уже уверенность чёткая была, что приглядывают ребята. Всё путём. Скорлупки меняем, а ядрышко остаётся. Всё в ажуре. На месте гроссмейстеры.

        - А я тоже уже Брежнева помню. Дедушка такой был. С бровями. Видно было, как тяжело ему разговаривать, и вообще присутствовать на всех этих мероприятиях.

        - Да уж… Анекдоты ходили! Поддерживаете ли Вы Леонида Ильича?, - Да! А Фиделя Кастро? Фиделя Кастро – нет! Почему же? Он ведь тоже коммунист! - А он сам ходит, его поддерживать не надо.

        - Смешно… А вообще жалко.

        - Человека то? Пожалуй… Пока молодые, - не понимаем.. И после Леонида Ильича они пошли как перчатки. Один, второй. Похороны, Лебединое Озеро. И ни-ка-кой паники. А я помнил Сталина. Помнил, сравнивал, и осознавал, что теперь существование скрытого гроссмейстерского ядрышка очевидно не только для меня. Что все поголовно дошли до этой же самой моей мысли! Все! Все поголовно думали об этих ребятах, которые при любом раскладе за всем следят, не светятся, а план на выигрыш держат в голове. И двигают, двигают для этого фигурками.

        - А потом?

        - А потом оказалось, что это всё было только в наших мозгах. И пока мы так думали, - это, вроде, существовало. Даже было ощутимо. Барьеры, сопротивление всякой мути. Только и то и то мы сами друг другу создавали.  Но…

        - Чего «Но»?

        -  Не вдруг, постепенно, постепенно, это всё становилось не таким уж и очевидным. И, настал момент, - раз и пропало! Никакого, оказывается, в орехе ядрышка не было вовсе! Пусто.

        Дядя Миша облизал ложку, хлопнул руками по коленкам, встал, подошёл к берегу, поправил наши обе удочки. Солнце подпаленным красным краешком коснулось лесистого края сопки. Уха ещё оставалась, но хватило, на таганок подвешали чай.

        - А причём, Дядя Миша, тут ветер?

        - А, ветер? Ты ж инженер по настоящему-то образованию? Вот. Ну представь, что вот стоит один мужик и дует в одну сторону. Во все свои щёки.

        - Ну, представил. И чего?

        - А то, что фигня-фигнёй, ничего этим дутьём не изменишь. Мощи маловато. Разве свечку задуть… А тут рядом с ним встаёт второй и дует туда же. Мощность потока сразу в два раза возрастает. Потом третий, сотый. И все вместе, плотно, сильно в одну сторону. Это уже путний ветер. А тыща дунет, - упадёшь нахрен! А полмильёна, - против этого урагана танк ехать не сможет, - перевернётся. А всего-то, - тьфу, - воздух какой-то невидимый. Но у кажого для этого в мозгах мысль должна сидеть не халявить, и дуть куда надо что есть силы.

        - Интересно…

        - Ты не понял! У каждого. В мозгах. А нас было двести шестьдесят миллионов. И мы не дули. Мы упирались изо всех сил. Пока это было у нас в мозгах. Пока было.

        - А потом?

        - А потом один начал дуть в другую сторону, второй. Третий подумал, и вообще бросил. И то, что раньше поддерживаемое этим нашим общим ветром, летало, стояло и плавало, - упало, повалилось и утонуло. Вот так… Ты чай-то пей, пей… Остынет.

        - Да… И чего? Если бы, допустим, Вы смалу поняли, что ядрышка никакого нет? И никаких гроссмейстеров? А только убеждение всех этих людей дуть в одну сторону? Вы б остановились первый? Или в другую сторону дуть бы стали?

        - Нет, конечно… Как жил бы, так и жил. Но одно бы точно было б по другому.

        - Чего?

        - Да детей бы своих в ерунде не убеждал… Попусту бы не мучился, время не тратил. Да ладно, где теперь… Поел? Ну, давай на сон собираться.