Говорит Мордовия. Несколько свидетельств о мордовских лагерях

Филипп Дзядко

Участница группы Pussy Riot Надежда Толоконникова объявила бессрочную голодовку из-за нарушения прав осужденных женщин. В своем заявлении Толоконникова описала происходящее в колонии. Но ее случай не единичный: подобное происходит там каждый день вот уже 80 лет. Филипп Дзядко собрал отрывки текстов очевидцев, побывавших в мордовских тюрьмах в разные годы

Феликс Светов, в 1939-м навещавший свою мать, «жену врага народа», в мордовском лагере:

В вагоне было темно, только у проводника горел фонарь, за окном мело, поезд то и дело останавливался, его встряхивало, он гремел, как пустая консервная банка, входили и выходили люди в грязных телогрейках, подвязанных ушанках; курили махорку; было много военных в белых полушубках, стрелки с винтовками. Никто не собирался спать, как-то все были напряжены, словно боялись проехать остановку, и не шутили, как всегда бывает в поездах.

Проехать остановку было легко: ее не объявляли.

Мы ехали по узкоколейке Темниковскими лагерями. Остановки были лагпункты, военные — вохра, люди в телогрейках — вольнонаемные, или бесконвойные зека, или зэки бывшие — освободившиеся и осевшие здесь, у лагерей…

В Потьме мы с сестрой были засветло, а добрались до нашего лагпункта глубокой ночью.

Где-то здесь, в темноте, в снегу, где эти стрелки с винтовками, — наша мама.

(Феликс Светов, «Опыт биографии», 1972 год)

Фото: В. Хоменко/РИА "Новости"

FSIN.SU, официальный сайт Федеральной службы исполнения наказаний РФ:

В Учебном центре УФСИН России по Республике Мордовия прошла предметная неделя психологии. Открытием недели стало проведение акции «Волшебная шкатулка», которая дала возможность каждому слушателю Учебного центра помечтать, искренне, по-детски, улыбнуться. В фойе Учебного центра была установлена шкатулка, в которую были помещены записки с добрыми пожеланиями. Любой желающий мог подойти к шкатулке, мысленно задать какой-то вопрос, загадать желание и вытянуть из нее одну записку. Содержание записки было позитивное, что поднимало эмоциональное настроение слушателей, которые приняли самое активное участие в акции.

Познавательно, интересно, с шутками и смехом прошел психологический КВН. В игре приняли участие 2 команды слушателей из числа младшего начальствующего состава отделов охраны и безопасности. Главной целью мероприятия было научить слушателей красиво и правильно общаться. Ведь общение — тонкий инструмент, с его помощью можно помочь человеку, а можно и навредить. Поэтому общению нужно учиться. КВН дал возможность слушателям посоревноваться в красноречии, показать мастерство слова, пообщаться с помощью мимики, жестов. (Текст от 12 сентября 2013 года)

Фото: УФСИН России по Республике Мордовия

Надежда Толоконникова, заключенная ИК-14:

Для поддержания дисциплины и послушания широко используется система неформальных наказаний: «сидеть в локалке до отбоя» (запрет на вход в барак — осень, зима ли; во 2-м отряде, отряде инвалидов и пенсионеров, живет женщина, которая за день сидения в локалке отморозила себе руки и ноги так, что пришлось ампутировать одну ногу и пальцы рук), «закрыть гигиену» (запрет подмыться и сходить в туалет), «закрыть пищевую каптерку и чайхану» (запрет есть собственную еду, пить напитки). И смешно, и страшно, когда взрослая женщина лет сорока говорит: «Так, сегодня мы наказаны! Вот интересно, а завтра нас тоже накажут?» Ей нельзя выйти из цеха пописать, нельзя взять конфету из своей сумки. Запрещено. (Письмо Н. Толоконниковой из мордовской колонии, 23 сентября 2013 года).

Зоя Светова, автор книги о российской судебной системе «Признать невиновного виновным» (2011 год):

И вот я уже еду вместе с местным водителем Николаем, который живет в Потьме с рождения.

— Никакой другой работы здесь нет. Вот и таксую. Конечно, можно было бы пойти вохрой работать. Но как-то не хочется. Мой дед и отец в лагерях служили. Спились и умерли, не дожив до шестидесяти лет. Невеселая работенка.

Николай везет меня по длинной дороге знаменитого Дубравлага.

— Сколько их здесь, этих лагерей? – спрашивает он и сам отвечает: — Кажется, восемнадцать, а может, и больше. Всех не упомнишь. Вот зона для ментов, следующая будет для иностранцев. Там еще две-три мужские. А уж потом, подъедем к Парце, вот там начнутся женские. В Явасе — знаменитая, показательная. Образцовая. Там мамочки сидят вместе с младенцами.

Я мерзну и с тоской смотрю на дорогу. Справа — вышки, вышки, вышки. Слева — лес.

FSIN.SU:

В колониях Мордовии заготавливают овощи на зиму. Консервированные летом и осенью продукты не только дополнят зимний стол осужденных, но и сэкономят немалые бюджетные средства. Огурцов и помидоров заготовлено уже более 60 и 45 тонн соответственно (Текст от 9 сентября 2013 года).

Феликс Светов:

Сейчас [в 1970-е] в тех же самых лагерях сидят Синявский и Даниэль, Гинзбург и Галансков, здесь был Марченко. Так же, как когда-то мы с сестрой, спустя тридцать лет ездят к ним на свидания — поездом до Потьмы, потом той же самой колеей от лагпункта, через Явас. За окном дребезжащего вагона тот же снег и те же стрелки с винтовками. Режим свидания все так же зависит от поведения заключенного, от того, что за человек начальник лагеря, стрелок-вохровец, — те, кто следит за соблюдением инструкций.

Зара Муртузалиева, в 2005—2012 заключенная ИК-13 Мордовской республики:

Поначалу, когда в тебе все кипит, все играет, ты отстаиваешь свои права, борешься за справедливость, пытаешься что-то доказать администрации колонии. Первую половину срока я боролась, верила, что смогу что-то изменить. Потом я просто устала и поняла, что все бесполезно, поняла, что система непробиваема. Ведь если жалуешься на администрацию колонии, к тебе приезжают из управления, говорят с тобой, и после этого ты сто процентов окажешься в ШИЗО. На 10–15 суток. После разговора с осужденными проверяющие заходят в кабинет к начальнику колонии, пьют чай и уезжают. Они все между собой связаны: там обязательно кто-то чей-то сват, брат, зять, мать, отец, словом, все родственники. Поначалу я жаловалась на быт, на низкие зарплаты, на то, что бьют.

И меня били, и других бьют. Очень жестко. Не отработал норму — тебя бьют, если что-то нарушил — бьют. Вызывают, бьют дубинкой. Это и больно, и унизительно. Но доказать ты ничего не можешь, потому что в санчасти врач не зафиксирует побои. Врачи никогда не пойдут против администрации колонии, с которой они работают.

Но в другой мордовской колонии, ИК-2, женщин до сих пор бьют. Когда я была на больничке, я видела избитых женщин, которых оттуда привозили. Они приезжают с отбитыми почками, с разбитой головой, с переломанными руками. У них есть там один сотрудник, который их просто убивает. Говорят, что в последнее время там две женщины повесились. И жаловаться там никто не будет. Эти осужденные никому не нужны. Они сидят уже не первый раз. Среди них мало тех, к кому приезжают, к кому могут прислать адвоката. А сами они не жалуются, потому что опасаются: комиссия уедет, а им станет только хуже.

(Интервью журналу The New Times от 10 сентября 2012 года)

Зоя Светова:

— Тебе в какую зону, в 13-ю или 14-ю? Они по разные стороны дороги. Четырнадцатая – это та, где есть церковь. Там женщина из ЮКОСа сидела. Я как-то ее адвокатов возил. Помню: они переживали, что ее с УДО обманули. Обещали, что если будет тихо сидеть, то раньше срока отпустят. На суде администрация колонии заявила, что она исправилась, вину свою признала. Но судья ее все равно не отпустил. Адвокаты сказали, что она на свидании забеременела. А судье что? Пускай на больничке рожает. У нас судьи прикормленные. Они на УДО никого просто так не отпускают. Все расценки известны. За год свободы около ста тысяч рублей берут. Потом они между собой делятся. И для них, и для тюремщиков это одна из статей дохода. Зарплаты, сама знаешь, у них копеечные. А тебе к кому?

— Мне в 13-ю колонию, спасибо.

Надежда Толоконникова:

«Если бы ты не была Толоконниковой, тебя бы уже давно *********», — говорят приближенные начальникам зэчки. Так и есть, других бьют. За неуспеваемость. По почкам, по лицу. Бьют сами осужденные, и ни одно избиение в женском лагере не происходит без одобрения и ведома администрации. Год назад, до моего приезда, до смерти забили цыганку в 3-м отряде (3-й отряд — пресс-отряд, туда помещают тех, кого нужно подвергать ежедневным избиениям). Она умерла в санчасти ИК-14. Факт смерти от избиений администрации удалось скрыть: причиной указали инсульт. В другом отряде неуспевающих новеньких швей раздевали и голыми заставляли шить. С жалобой к администрации никто обратиться не смеет, потому что администрация улыбнется в ответ и отпустит обратно в отряд, где «стукачку» изобьют по приказу той же администрации. Начальству колонии удобна контролируемая дедовщина как способ заставить осужденных тотально подчиняться режиму бесправия.

FSIN.SU:

В ИК-2 УФСИН России по Республике Мордовия прошел День открытых дверей. В ходе экскурсии заместитель начальника колонии Ольга Драгункина, отвечая на многочисленные вопросы, рассказала гостям о труде, быте и организации досуга осужденных женщин.

В клубе-столовой силами коллектива художественной самодеятельности осужденных гостям мероприятия был представлен небольшой концерт.

Особенностью проведения этого Дня открытых дверей стало расширенное заседание Родительского комитета исправительной колонии, в ходе которого членами Комитета было принято решение об участии в ближайшем заседании комиссии по оценке поведения осужденных по системе «социальных лифтов».

Фото: УФСИН России по Республике Мордовия

Надежда Толоконникова:

Все можно перетерпеть. Все, что касается только тебя. Но коллективный колонийский метод воспитания означает другое. Вместе с тобой терпит твой отряд, вся колония. И, что самое подлое, те люди, которые успели стать тебе дороги.

Зара Муртазалиева:

Я бы хотела проснуться утром и решить, что все, что со мной было, — страшный сон. Думаю, что я никогда не смогу этого забыть. И когда я выходила на свободу, мне казалось, что это не со мной происходит — как будто я смотрю сон, но про кого-то другого. Я много раз представляла, как выйду на свободу. В чем буду одета, кто меня будет встречать. А сегодня мне кажется, что все, что произошло, — этот вокзал, станция, мама, брат, ты, которая приехала меня встречать, все это не про меня…

Феликс Светов:

Уже смеркалось, снег был синий, и на вахте зажги фонари. Мы провожали маму до зоны.

И вот здесь, перед воротами, которые раскрылись и сейчас должны были за мамой закрыться, я вдруг пронзительно, впервые в жизни понял, что ничего нельзя сделать, чтобы это предотвратить, что никто не может ничего сделать.

Помнится, я не плакал и не цеплялся за маму. Я просто совершенно отчетливо — как-то не по-детски — понял бессмысленность какой бы то ни было мольбы или протеста, здесь, перед затиснутой в колючую проволоку зоной, перед стрелками с винтовками и воротами, в которые мама войдет и там останется.

Мама, мне кажется, поняла меня. Она нежно шутила и бодро улыбалась нам в синих сумерках уже оттуда.

Фото: Борис Ельшин/РИА "Н