Андрей Макаревич: «Мы выросли с еврейской музыкой»

В первые дни нового еврейского года в московской синагоге на Поклонной горе прошел торжественный вечер в честь праздника Рош а-Шана. Центральным событием мероприятия стало выступление Андрея Макаревича, который презентовал свой новый альбом Yiddish Jazz. Лидер легендарной «Машины Времени» рассказал Jewish.ru о своем новом проекте. 

— Андрей Вадимович, что вас подтолкнуло на запись альбома Yiddish Jazz?

— Мне это интересно. Мне интересна старая музыка, старый джаз. Интересно проследить, что откуда выросло и что из чего образовалось.

— В своем творчестве вы к еврейской тематике обратились впервые.

— Я стараюсь не делать таких акцентов — еврейская тематика или другая. Мы с этой еврейской музыкой выросли и живем. Вся советская эстрада — это еврейская музыка. Даже вся блатная песня — это тоже еврейская музыка. Она всегда была рядом, так что в этом нет ничего удивительного.

— Расскажите, как проходила работа над альбомом?

— Сначала был подобран материал. Было довольно много песен, записанных в начале ХХ века, в основном малоизвестных. Записи были ужасного качества, нуждались в реставрации. Потом мы отобрали то, что нам особенно понравилось. То, что мы хотели бы записать. После этого Женя Борец, наш пианист, сделал аранжировки, стараясь сохранить дух времени, дух эпохи. Записали инструментальную часть. Потом певицы, которых мы пригласили, спели свои партии, и на этом все — альбом был готов.

— Идиш — язык довольно архаичный и не самый распространенный.

— По сравнению с ивритом он как раз достаточно молодой. Другое дело, что идиш — язык уходящий. На самом деле, в альбоме присутствует некая смесь идиша и английского. Последнего даже, наверное, чуть больше. На идиш вся Америка разговаривала, в 30-40-е годы там было огромное количество эмигрантов-евреев из Европы, из России. Все они говорили именно на идиш.

— Планируете ли вы когда-нибудь в своем творчестве вернуться к этому языку?

— Вы знаете, я не лингвист. Так что вряд ли. Тем более, что сам я идиш не знаю. Моя бабушка на нем еще говорила, но я — нет. Честно говоря, в этом проекте меня больше интересовала именно музыкальная составляющая. Дело в том, что язык — это тоже часть музыки, потому что мелодии диктуются тоном и фонетикой языка. На самом деле, между человеческой речью и мелодией существуют глубочайшие связи. У меня про это целая книга написана. Она называется: «Вначале был звук».

— Как вы думаете, еврейское происхождение как-то сказалось на вашем становлении как музыканта?

— Некоторые, когда видят, что почти вся советская эстрада создана евреями, начинают рассуждения, кривотолки и прочее. Я думаю, что здесь дело не в том, что это какой-то особенно музыкальный народ. Хотя, конечно, он очень музыкальный. А дело в том, что, согласно традициям еврейской семьи, ребенка нужно было обязательно отдать в музыкальную школу. Это был статус. Это было положено. Вот есть будет нечего, а в музыкальную школу он будет ходить! Еврейский мальчик — он обязательно или со скрипочкой, или с папкой для нот.

— В синагогу ходите?

— Сейчас — крайне редко. Я, честно говоря, не религиозный человек. Я очень занят работой. Но то, что мы придумали в этой синагоге, прекрасно. Такие вечера с какой-либо интересной музыкой и с интересными музыкантами хотелось бы сделать традицией. И я думаю, что периодически мы будем там встречаться.

— Какой последний альбом Вы слушали?

— «Женщины и дети» группы «Ундервуд».

— Считаете ли вы себя рок-музыкантом?

— Я не знаю, что такое рок. Так получилось, что для себя я это так и не выяснил. И ни один человек мне этого объяснить не смог. Я считаю, что музыка бывает только хорошая и плохая.

Беседовал Алексей Романовский