Когда бог хочет наказать...

Вы знаете, что тогда делает бог. Он лишает разума. Именно об этом чаще всего вспоминаешь, читая Интернет. Причем – даже не столько комментарии (ну, что с них возьмешь – сам жанр провоцирует), сколько комментируемые материалы. Вы помните, когда вам приходилось читать что-то по-настоящему мудрое? Ну, такое, чтобы дух захватывало? Чтоб оторваться было нельзя? Если помните, я вам завидую...

Какими темами заполнено наше информационное пространство? Коррупция, мигранты, геи, аборты, зловредные пиндосы... Это еще для интеллектуалов. Про публику попроще я уж не говорю – там уж совсем дикий ужас. А о чем говорит наиболее граждански активная, протестующая публика? Навальный, выборы, антикриминальная революция, учредительное собрание, нормальное государство... Ну, и конечно, еще какие «они» плохие, из чего неопровержимо следует, что сами «мы» чудо как хороши.

И тут даже неважно, насколько умно мы обо всем этом говорим. Потому что сами эти темы не слишком умны. А какие умны?

Если мы соглашаемся, что живем плохо, то нам нет очень большого смысла обсуждать, кто в этом виноват. Ответ на этот вопрос известен без всякого обсуждения. Всегда – исключений просто не бывает – виноваты мы сами. Так что нам некого наказывать за нашу плохую жизнь. Это она, плохая наша жизнь сама наказывает нас за те или иные наши «подвиги».

Нет нам и смысла обсуждать, что делать. Потому что для этого нужно знать, во-первых, что мы хотим получить в результате деланья, а во-вторых, кому делать – кто такие эти самые они или мы, о программе действий которых мы собрались говорить.

А вот об этих двух вопросах – какой мы хотим видеть свою совместную, общую жизнь и как нам к такой общей жизни прийти – как раз говорить имело бы смысл. Но именно разговоров о них мы и избегаем со всей присущей нам стеснительностью, как чего-то крайне неприличного.

И для такой застенчивости у нас есть причины. Глубокие внутренние причины.

Вот возьмем, например, реальную проблему – диспропорции в потреблении между различными группами («у них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает»). Совершенно реальная проблема. Способы ее решения – от шведского до северокорейского – хорошо известны.

Но о ней говорить неприлично: рана от советской уравниловки еще не затянулась. И поэтому мы упражняемся в разговорах о коррупции, как будто искоренение коррупции может решить проблему бедности. А ее ничто не может решить там, где общество не ограничивает аппетиты желающих кушать очень-очень-очень и еще раз очень хорошо.

Другая реальная проблема – деградация культуры. Проблема многоликая – от падения «культурного производства» в искусстве и науке до роста бытового хамства. Устраивает нас такое положение?

А мы об этом даже не говорим. Одних останавливает другая психотравма советских времен – страх цензуры и творческой несвободы. Другим мучительно признавать творческую деградацию, личную, а чаще – былых кумиров. В общем – не говорим. А те разговоры, которые все-таки слышны, такие, что уж лучше бы их не было. Единственное средство, которым обществу предлагают лечить культурный паралич, – хранить традиции.

Рецепт традиционалистов для болезни культуры еще бесполезнее рецепта антикоррупцинеров для болезни экономики. Традиции умирают, только когда они отжили свое, когда общество их переросло. Поэтому оживить их невозможно, как невозможно школьника засунуть в ползунки. Но дело даже не только в этом. Консервация старого принципиально не способна решить проблему производства нового. Здесь нужны совершенно другие меры, совсем иные подходы.

Но ни о чем таком мы не говорим. Гораздо приятнее поговорить о том, как сатрапы сожрали академию наук. Как будто ее сохранение гарантировало бы нам великую жизнь в науке.

Проблемы-то науки лежат в совсем иной плоскости. Как помогать развиваться талантам? Как среди очень немногих талантливых ученых отыскивать уж совсем редких тех, кто сочетает талант ученого с талантом организатора науки? Как отсекать от научного пирога тех, кто к научному производству не способен? И масса других неприличных вопросов. Неприличных потому, что честный разговор о них немедленно сдерет краску с прогнивших стен отечественного научного здания, а заодно ущемит и интересы очень многих людей, надеящихся дожить в этом здании до конца жизни.

Но это – частность, пример. Взять любую область, и мы услышим одно и то же. Разговоры о неважном и полное молчание о важном. Как это и должно быть в обществе людей, которых наказали лишением разума.