БИТВА С ИРРАЦИОНАЛЬНОСТЬЮ
На модерации
Отложенный
Эту тему поднимали в 1990-е годы, но ни до чего не договорились. Сейчас, подводя итоги, приходится признать, что эта тема осталась актуальной, и кому-то надо ее разрабатывать. Напомню первые шаги в том разговоре.
История показала, что одним из главных противоречий современного общества является столкновение иррационального с рациональным. Рациональное, логичное мышление — сравнительно недавний продукт культурного развития человека. Ницше писал: «Величайший прогресс, которого достигли люди, состоит в том, что они учатся правильно умозаключать. Это вовсе не есть нечто естественное, как предполагает Шопенгауэр, а лишь поздно приобретенное и еще теперь не является господствующим».
Это обязывает уделять особое внимание диалектике отношений бытия и мышления, чего истмат не только не сделал, но даже затушевал по сравнению, например, с социологией Вебера. При этом Вебер, конечно, вовсе не противопоставляет материальные факторы сознанию и вере. Он пишет: «Интересы (материальные и идеальные), а не идеи непосредственно определяют действия человека. Однако картины мира, которые создаются “идеями”, очень часто, словно стрелки, определяют пути, по которым динамика интересов движет действия дальше».
Английский историк Э. Хобсбаум заметил: «Точно так же, как Вебер многому научился у Маркса, не переставая оставаться при этом антимарксистом, нет никаких причин, чтобы марксистам не научиться многому у Вебера, не превращаясь в веберианских либералов». Прямо скажем, мы у Вебера не учились — и теперь практически не учимся. Доктрина российских реформ противоречит социологии Вебера в гораздо большей степени, чем марксизму.
В упрощенном истмате Бухарина проблемы столкновения с иррациональным как будто не существует. В его истматовской модели существуют интересы, объективно данные материальными условиями. И задача лишь в том, чтобы адекватно их понять и познать объективные законы развития. При этом исключается сама идея о значительной автономии общественного сознания от базиса, о существовании собственной логики развития сознания. Опыт же показывает, что сознание уязвимо и может быть испорчено или даже разрушено без прямой связи с материальными условиями жизни. С помощью целого ряда приемов у значительной части населения удается отключить способность к структурному анализу явлений — анализ сразу заменяется идеологической оценкой. Отсюда — кажущаяся чудовищной аморальность, двойные стандарты. На деле же болезнь опаснее: люди становятся неспособны именно анализировать.
Вебер в своих трудах прилагал большие усилия, чтобы не допустить отождествления мышления и бытия, тенденция к которому, как говорят, уже намечалась в философии Гегеля. Вебер выступал против фетишизации теории, которая, будучи высшим продуктом рационального мышления, превращалась в инструмент иррациональности, если приобретала ранг фетиша. Он подчеркивал, что логическая упорядоченность теории может привнести «утопический» элемент в познание, что историческая действительность в каждой «точке» и в каждый «момент» выступает как нечто уникальное и неповторимое – следовательно, не подчиняющееся никакому «объективному закону». Теория («утопия», закон) необходима исследователю, как инструмент — как микроскоп или телескоп — для выявления тенденций в развитии общественного процесса.
Но вера в то, что теория полностью адекватна самой действительности, означает поражение рациональности. Истмат был полон именно такой веры.
Более того, истмат внедрил в массовое сознание уверенность в том, что объективным законом является прогрессобщества. Та «революция гуннов», которая угрожала России после 1917 года и была остановлена большевиками (об этом много писал М.М. Пришвин), совершенно не вписывалась в законы истмата, и мы не могли ожидать ее в конце ХХ века — но она произошла на наших глазах. Более того, «революция иррационального» в ХХ веке захватила и Запад.
Николай Заболоцкий в 1931 году в поэме «Битва слонов» («Битва слов! Значений бой!») писал:
Европа сознания
в пожаре восстания.
Невзирая на пушки врагов,
стреляющие разбитыми буквами,
боевые слоны подсознания
вылезают и топчутся <...>
Слоны подсознания!
Боевые животные преисподней!
Они стоят, приветствуя веселым воем
все, что захвачено разбоем.
В 1930-е годы мир пережил урок фашизма, к которому теория истмата оказалась не готова. Недаром один немецкий философ после опыта фашизма писал: «Благодаря работам Маркса, Энгельса, Ленина было гораздо лучше известно об экономических условиях прогрессивного развития, чем о регрессивных силах».
На практике идеями психоанализа (не ссылаясь, конечно, на Фрейда) пользовались в своей очень эффективной пропаганде фашисты.
Они обращались не к рассудку, а именно к иррациональному в человеке — к чувствам и инстинктам. Чтобы их мобилизовать, они с помощью целого ряда ритуалов превращали аудиторию, представляющую разные слои общества, в толпу — особую временно возникающую общность людей, охваченную общим влечением.
Фашисты исходили из фрейдистского сексуального образа: вождь-мужчина должен соблазнить женщину-массу, которой импонирует грубая и нежная сила. Это — идея-фикс фашизма, она обыгрывается непрерывно. Вся механика пропаганды представляется как соблазнение и доведение до исступления («фанатизация») женщины. Гитлер писал в «Майн кампф»: «В подавляющем большинстве простые люди имеют настолько женскую природу, что рассуждение возбуждает их мысли и их действия в гораздо меньшей степени, чем чувства и эмоции. Их чувства несложны, они очень просты и ограниченны. В них нет оттенков, все для них — любовь или ненависть, правильное или ошибочное, правда или ложь».
Опыт фашизма показал ограниченность тех теорий общества, в которых не учитывалась уязвимость общественного сознания перед наступлением иррациональности. Юнг, наблюдая за пациентами-немцами, написал уже в 1918 г., задолго до фашизма: «Христианский взгляд на мир утрачивает свой авторитет, и поэтому возрастает опасность того, что “белокурая бестия”, мечущаяся ныне в своей подземной темнице, сможет внезапно вырваться на поверхность с самыми разрушительными последствиями».
Потом он внимательно следил за фашизмом и все же в 1946 году в эпилоге к своим работам об этом массовом психозе («немецкой психопатии») признал: «Германия поставила перед миром огромную и страшную проблему».
Он прекрасно знал все «разумные» экономические, политические и пр. объяснения фашизма, но видел, что дело не в реальных «объективных причинах». Загадочным явлением был именно массовый, захвативший большинство немцев психоз, при котором целая разумная и культурная нация, упрятав в концлагеря несогласных, соединилась в проекте, который явно вел к краху.
Почему уже после войны Юнг говорил о том, что проблема, которую Германия поставила перед миром, огромная и страшная? Потому, что это был лишь пример того, как идеологи разбудили и «раскачали» скрытые, скованные разумом и нравственностью устремления человеческой души,— коллективное бессознательное — и этот зверь начал действовать способом, который невозможно было предсказать. Подобный слом произошел в СССР в конце 1980-х годов.
Поведение огромных масс населения нашей страны стало на время обусловлено не разумным расчетом, не «объективными интересами», а именно всплеском коллективного бессознательного.
Это поведение казалось той части народа, которая психозом не была захвачена, непонятным и необъяснимым. В некоторых частях сломанного СССР раскачанное идеологами коллективное бессознательное привело к крайним последствиям. Например, нет смысла искать разумных, пусть и эгоистических, расчетов в войне Армении с Азербайджаном или Кишинева с Приднестровьем.
Кто в 1990-е годы поддержал Ельцина, если не считать ничтожное меньшинство «новых русских», с их разумным расчетом, и сбитую с толку либеральную интеллигенцию? Поддержали именно те, в ком взыграло обузданное советским строем коллективное бессознательное. Возникновение индустриальной цивилизации было очень болезненным «скачком из мира приблизительности в царство точности». И это царство — еще островок в мире, и нас тянет вырваться из него обратно в мир приблизительности.
Эти массы людей, освобожденные от рациональности заводов и КБ, правильно поняли клич Ельцина «Я дал вам свободу!» В самом понятии рынок их слух ласкал эпитет: стихийный. А понятие плана отталкивало неизбежнойдисциплиной рациональности. И к этим людям, пьяным и веселым, вооруженные истматом коммунисты взывали: выберите нас, мы восстановим производство и вернем вас к станку и за парты. И удивлялись, когда те шли голосовать за Ельцина или даже за Хакамаду.
Конечно, все мы испытываем тягу к такому бегству от цивилизации. Мы и совершаем порой такое бегство на время, отдыхаем душой. Но когда это происходит с половиной народа, и она начинает «жечь костры и в церковь гнать табун», то это — катастрофа. И чем она кончится, пока не ясно. И это — вовсе не возврат к досоветской российской цивилизации, это именно пробуждение в нас гунна. А гунн сегодня может сколько-то времени выжить, только истребляя все вокруг,— пока не иссякнет его страсть.
Сегодня в России в среде людей, воспитанных (и воспитываемых) в истмате, рациональность оттеснена в катакомбы, царит разруха в умах.
С. Г. Кара-Мурза 19.08.2013г.
Комментарии
Гитлеру приходилось "вгонять" немцев в иррациональность факельными шествиями, маршами штурмовиков по улицам и ночными съездами с прожекторами, то есть прилагать к этому большие усилия.
Сейчас появился новый инструмент - СМИ. Любая теория адекватна реальности до определённых пределов. Далее в более мелких подробностях теория и реальность расходятся. Теория после её изучения создаёт в воображении человека образ реальности, до некоторой степени адекватный действительности.
СМИ формируют готовую картину мира, не просто не соответствующую реальности, а искажённую в выгодную для манипуляторов сторону.
О какой рациональности можно сейчас говорить, если силами государственных структур формируется иррациональность?
На самом деле, историческая наука давно доказала, что главное противоречие, которое должно было разрешить уже первобытное человеческое стадо, а не только «современное общество» вооружённое истматом, чтобы перейти к рациональному прогрессивному социальному развитию – это противоречие между рациональными коллективными действиями по сохранению и воспроизводству жизни в жестком природном окружении и зоологическим индивидуализмом, который генетически заложен в каждом человеке от его биологической животной сути ещё со времени существования дообщественных животно-человеческих прайдов.
Кстати об этом свидетельствует и Библия, при всём мифологическом своеобразии религиозного «знания». Кто нарушил стабильно и рационально устроенную жизнь в Раю – змей-искуситель. Самая значимая суть всех без исключения религиозных систем, начиная от тотемизма, вплоть до мировых монорелигий, заключается в поиске самых различных способов обуздания зоологического индивидуализма вплоть до ритуально-показательного отказа от удовлетворения половых потребностей в монашестве, применения вериг и пр.
Безусловно, минусом истмата нужно считать абсолютизацию материальных (экономических) факторов, среди всех прочих, влияющих на прогрессивное развитие общества. В этом слабость линейной логики, не смотря на те поправки, которые внесла диалектика. Можно даже говорить о линейно ориентированной диалектике, поскольку в реальности одно и тоже, по сути, противоречие совершенно по-разному проявляет себя в системе, где доминируют различные факторы.
Зачем нужно уводить ход рассуждения из чётко обозначенных социальных противоречий в область «существования собственной логики развития сознания»?
Что из того, что существует специфическая природа связи сознания и подсознания? Но ведь нет прямой зависимости подсознания индивидуума и «коллективным бессознательным». Посредником всегда была и будет материальная общественная практика. Её и нужно изучать, её и необходимо преобразовывать, не ожидая, что прогрессивные преобразования происходят согласно и по воле только формализованных теорий.
То, что они при этом воспользовались недозволенным приёмом, освобождая от оков нравственной социальной ответственности джина фашиствующего либерализма – в этом тоже нет ничего удивительного. Это только Путин может, по-детски округляя наивные глаза, упрекать США в иррациональной помощи бандам террористов.
Настоящее объективное и открыто проективное преодоление обозначенного противоречия произошло только в Советской Социалистической России, когда «рациональность» экономической и технологической целесообразности была дополнена (уравновешена) «иррациональной» (тоесть неспособной к экономической формализации) системой гарантированного удовлетворения основных человеческих потребностей для полноценного воспроизводства жизни в социуме.
Это взаимодополняемое равновесие объективных противоречий стало возможным только в масштабе целостности трудового человеческого коллектива, который Вы, Сергей Георгиевич, обозначили как «Центр жизнеустройства». Но, к сожалению, не продолжили развивать эту плодотворную, с позиции системной социологии, тему.
Если рассматривать главное системное противоречие в масштабе всего общества, то его лучше обозначить как противоречие между «идеологией прогрессивного социального развития» и «идеологией социальной справедливости». Понятно, что именно в таком виде это противоречие разрушительно проявило себя при реальном социализме, когда ослабли рамки целостности отдельно взятого трудового коллектива в период начала бурно развивавшихся и плохо контролировавшихся (теоретически совершенно не обоснованных) процессов урбанизации.
Природа не терпит «дурной бесконечности» - так выразил свою догадку о движущих силах развития материального мира Гегель.
Анализ всего комплекса проблем, перед которыми остановилось в своём развитии индустриальное общество, чётко указывает на то, что следующим квантом, базовым элементом, способным дать гигантский толчок к новой фазе социального прогресса, является оптимальная целостность трудового городского коллектива – Атом-город будущего. Но разрешить все противоречия и системные проблемы его становления способно только Проективное Обществоведение в совершенстве владеющего системно-интегративной методологией.
Николай Градов.