МАЛЕНЬКИЙ БОЙ С БОЛЬШИМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ (МЫС САРЫЧ, 18 НОЯБРЯ 1914 ГОДА)

Этому бою предшествовал ряд событий, о которых про­сто необходимо рассказать.

27 октября 1914 года главные силы Черноморского флота вышли в море и крейсировали в районе Севасто­поля. В 20.35 поступила радиограмма от русского парохо­да, шедшего в Константинополь, который встретил в 5 милях от входа в Босфор «Гебен» и «Бреслау». Однако в это же время адмирал Эбергард получил приказ верхов­ного главнокомандующего великого князя Николая Ни­колаевича, запрещавший искать встречи с турецким фло­том. В бой с турками разрешалось вступить только в слу­чае крайней необходимости. После этого Эбергард ре­шил вернуться в Севастополь.

В такой обстановке шок от внезапного нападения ока­зался особенно сильным. Но после того как русские оп­равились от неожиданности, перед командованием Чер­номорского флота встали извечные вопросы: что делать и с чего начать? (Слава богу, вопрос «кто виноват?» ре­шать не пришлось.) Перед войной были разработаны 2 варианта действий против вражеского флота. Но в обоих случаях задачей Черноморского флота было установле­ние господства на море. Это обезопасило бы от нападе­ний свое побережье, а также затруднило бы туркам пе­ревозку подкреплений на Кавказский фронт, что было особенно важно, так как наземные коммуникации в ази­атской части Турции были очень слабо развиты.

В том случае, когда военные действия начинал про­тивник (вариант «А»), планировалось установить даль­нюю блокаду Босфора. Основные силы флота при этом оставались в Севастополе, что не являлось серьезной по­мехой, учитывая небольшие размеры театра военных дей­ствий. Наблюдение за Босфором предполагалось вести с помощью пароходов. При выходе вражеского флота в море главные силы Черноморского флота должны были вый­ти из Севастополя и дать бой. По варианту «Б» военные действия начинала Россия. В этом случае к дальней бло­каде Босфора добавлялись минные постановки перед про­ливом. После победы на Кавказе планировалось высадить десант у Босфора и захватить Константинополь. Болез­ненный вопрос о проливах был бы наконец решен.

Но прибытие «Гебена» опрокинуло все эти планы. Сразу пришлось решать: а кто, собственно, сейчас господству­ет на море? Раньше об этом думать не приходилось. 2 старых турецких броненосца никак не могли считаться достойным противником достаточно однородному ядру Черноморского флота — броненосцам «Три Святителя», «Ростислав», «Пантелеймон», «Евстафий», «Иоанн Зла­тоуст». После появления относительно быстроходного и относительно мощного линейного крейсера вопрос о гос­подстве повис в воздухе. Практически все русские исто­рики говорят: появление «Гебена» на Черном море ли­шило русский флот господства на этом театре. Разве? Если понимать господство на море в узком догматическом, смысле, какой не вкладывал в это понятие даже сам Альфред Тайер Мэхен, то — да. Можно сказать, что господство достигается после уничтожения последнего вражеского корабля. Однако ошибочность подобного догматического подхода была показана еще 20 лет назад во время испано-американской войны. Американцы очень долго не решались высадить десант на Кубу на том основании, что в Эль-Ферроле стоят испанские крейсера адмирала Серверы. Заблокировав эти крейсера в Сантьяго, американцы опять-таки не считали, что добились гос­подства. Уничтожив эскадру Серверы, они как-то вовре­мя вспомнили, что у испанцев имеется еще эскадра ад­мирала Камара во главе с броненосцем «Пелайо». Если подходить с такой меркой, то русские действительно потеряли господство на Черном море.

Однако существует временное господство на период проведения операции, существует локальное господство. Об этом историки вспоминать не желают. Смехотворность попыток следовать доктрине абсолютного господства по­казала все та же испано-американская война. После унич­тожения испанской эскадры в Маниле адмирал Дьюи стоял в бухте Субик, всего в 20 милях от главной воен­но-морской испанской базы на Филиппинах, чувство­вал себя в полной безопасности и ничего не делал. Ведь в воздухе витала зловещая тень эскадры Камары, и гос­подство на море завоевано не было.

Давайте рассмотрим беспристрастно все происходив­шее на Черном море. Даже до вступления в строй линко­ра «Императрица Мария» русский флот действовал со­вершенно спокойно. Проводились активные операции против вражеских берегов и коммуникаций, была обес­печена перевозка войск, высаживались десанты. В то же время германо-турецкий флот был вынужден ограничить­ся набеговыми операциями против второстепенных пун­ктов русского побережья. Если русские броненосцы об­стреливали укрепления Босфора, то «Гебен» обстрелял, Батум. Вражеский флот постоянно уклонялся от боя с русским флотом. Турки не сумели обеспечить безопасность своих коммуникаций, особенно перевозок угля из Зонгулдака. Турки не сумели наладить доставку снабже­ния на Кавказский фронт. То есть, русский Черномор­ский флот в течение всей войны вел активные наступа­тельные действия, навязывая противнику свою волю. Турки, наоборот, были вынуждены подстраиваться под действия русских. Отсюда мы можем сделать вывод, что русский флот после прихода «Гебена» в Константинополь лишь в некоторой степени потерял свободу действий, но господства на море не лишился. Более того, после ввода в строй в 1915 году линкоров «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина Великая» это господство снова стало полным и неоспоримым.

Впрочем, вернемся к действиям флота. 4 ноября 1914 года адмирал Эбергард вышел в море на «Евстафии». Вместе с ним шли броненосцы «Иоанн Златоуст», «Пан­телеймон», «Три Святителя» и «Ростислав», крейсера «Память Меркурия», «Кагул», «Алмаз» и 5 эсминцев. Чуть позднее из Севастополя вышел 1-й дивизион эсминцев, в который входили новейшие корабли типа «Новик»: «Гневный», «Беспокойный», «Пронзительный», «Дер­зкий». Каждый из них имел на борту по 60 мин. Планиро­валось, что эсминцы поставят заграждение на подходах к Босфору.

Днем эсминцы отделились от эскадры и самостоятельно пошли к Босфору. Они не смогли точно определиться, но все-таки в 17.15 начали постановку мин. Во время по­становки на кораблях слышали несколько глухих подвод­ных взрывов. Это рвались собственные мины, попав на большую глубину. Однако на эсминцах решили, что отряд попал на крепостное заграждение противника, по­этому эсминцы спешно вывалили остаток мин за борт и быстро ушли. В результате первая минно-заградительная операция была провалена. Это можно объяснить тем, что новейшие эсминцы только что вошли в строй, и их ко­манды просто не успели получить достаточный опыт.

После присоединения эсминцев к эскадре, она направилась к Зонгулдаку. Днем 6 ноября броненосец «Ростислав» и крейсер «Кагул» должны были обстрелять этот порт. Операция, как и минная постановка, была скоропалительной и неподготовленной. Штаб флота не имел никаких сведений о Зонгулдаке. Единственным человеком, хоть что-то знавшим об этом порте, оказался лейтенант Туманов с эсминца «Капитан-лейтенант Баранов». До войны он посетил Зонгулдак.

В 7.30 «Ростислав» и «Кагул» отделились и в сопро­вождении 6 эсминцев 4-го и 5-го дивизионов пошли к Зонгулдаку. В 8.20 броненосец открыл огонь. Из-за дождя видимость была плохой, поэтому стрельба велась наугад, хотя на берегу вспыхнули несколько пожаров. «Кагул» подошел на расстояние 42 кабельтова и в 9.05 тоже от­крыл огонь. Крейсер сделал 30 залпов. Во время обстрела были замечены 2 турецких парохода. Один был потоплен эсминцами, а второй — «Кагулом».

К 11.00 флот построился в походный ордер и приго­товился следовать в Севастополь, когда дозорный крей­сер «Память Меркурия» заметил слева силуэты 2 боль­ших пароходов. Вскоре за ними был замечен и третий пароход. Это оказались турецкие военные транспорты «Безми Ален», «Митхад-паша» и «Бахри Ахмед», кото­рые следовали в Трапезунд с грузами для турецкой ар­мии. В частности, на втором находились 100 000 комплек­тов обмундирования и 4 разобранных самолета. К 11.30 соединенным огнем всех кораблей транспорты были по­топлены. Эсминцы подобрали 224 человека.

В это время в море находились «Бреслау» и «Хамидие», которые прикрывали переход в Трапезунд транспорта «Ак-Денис» с подкреплениями. «Гебен» также вы­шел в море, чтобы провести демонстрацию у берегов Крыма. Получив сообщение об обстреле Зонгулдака, Сушон спешно повернул назад, но с русским флотом не встретился. Он приказал крейсеру «Бреслау» в отме­стку обстрелять Поти, что тот и сделал утром 7 нояб­ря, как раз в тот день, когда русский флот вернулся в Севастополь.

Это привело в бешенство русского главнокомандую­щего великого князя Николая Николаевича. Он вообще недолюбливал флот, а тут еще черноморцы не справи­лись с главной задачей, которую он им поставил: обес­печить оборону русских берегов. Князь подготовил такую телеграмму Эбергарду, что представитель флота при ставке капитан 2 ранга Бубнов пришел в ужас. Телеграмма была настолько оскорбительной, что адмирал мог застрелить­ся, получив ее. Бубнов бросился с телеграммой к началь­нику штаба генералу Янушкевичу, который тоже при­шел в ужас, но по совершенно другой причине. До сих пор никто не смел подвергать сомнению приказы вели­кого князя. Бубнов сумел его уломать, и Янушкевич по­шел к великому князю. Однако Николай Николаевич от­казался менять текст. Телеграмма была послана. Эбергард не застрелился.

15 ноября флот в составе 5 броненосцев, 3 крейсеров и 13 эсминцев вышел в море для действий у берегов Ана­толии. 17 ноября был обстрелян Трапезунд, а 18 ноября минные заградители «Константин» и «Ксения» постави­ли в наиболее важных узловых точках турецких коммуни­каций небольшие минные заграждения. Сушон немедлен­но вышел в море и направился к берегам Крыма, чтобы перехватить русскую эскадру. Утром 18 ноября герман­ский адмирал отправил «Бреслау» вперед для разведки.

Около 11.45 «Гебен» снова увидел «Бреслау» в густой дымке под берегом. Легкий крейсер в 12.05 заметил спра­ва по борту русский крейсер. «Гебен», узнав об этом, немедленно повернул и полным ходом пошел на про­тивника. Но тут же из тумана показались все 5 русских броненосцев...

Несмотря на исключительную скоротечность этого столкновения (всего 10 минут), а может, именно поэто­му, детального и согласованного описания боя не имеет­ся. Причем, хорошо бы расходились только русские и немецкие описания, но ведь нет согласия даже в источ­никах одной стороны. К тому же при попытке проанали­зировать имеющиеся описания боя возникает несколько вопросов, ответа на которые мы, скорее всего, уже не получим. Итак, что же произошло осенью 1914 года нет далеко от южных берегов Крыма?

Недостаток боевого опыта русские попытались ком­пенсировать избытком командиров. На 5 броненосцев приходилось целых 3 адмирала: на «Евстафии» держал флаг командующий флотом адмирал А.А. Эбергард, на «Пантелеймоне» находился начальник дивизии линейных кораблей контр-адмирал Новицкий, на «Трех Святите­лях» был поднят флаг начальника 2-й бригады линейных кораблей контр-адмирала князя Путятина. Еще один ад­мирал командовал крейсерским отрядом. Путаница была прямо пропорциональна количеству начальников.

Флот следовал своим обычным походным строем. Примерно в 3,5 милях впереди броненосцев была раз­вернута завеса крейсеров: «Память Меркурия» (флаг контр-адмирала Покровского), «Алмаз», «Кагул». Поря­док указан справа налево. Далее следовали главные силы флота: «Евстафии», «Иоанн Златоуст», «Пантелеймон», «Три Святителя», «Ростислав».

Позади колонны броне­носцев и чуть левее в 2 кильватерных колоннах следова­ли 13 эсминцев.

Сразу скажу, что критика этого строя мне представ­ляется неуместной. «Под удар противника подставлены слабые тихоходные крейсера, а лучшие эсминцы лише­ны возможности выйти в атаку». Позвольте спросить вас: какая такая минная атака среди бела дня против совер­шенно исправного линейного крейсера противника? Се­вастопольская побудка ничему не научила? Вполне по­нятно, откуда взялось подобное предложение. Начитав­шись описаний ночных боев на Соломоновых островах, наши историки механически пересадили их опыт на Чер­ное море, да еще сместили лет на 30 назад. Средства свя­зи у эсминцев в Первую Мировую войну находились бук­вально на доисторическом уровне, даже у вполне совре­менных кораблей лучших флотов. В описании любого боя можно найти длиннейший список неполученных радио­грамм, поэтому появление в авангарде крейсеров с их мощными радиостанциями вполне естественно. Иначе и быть не могло.

Добавлю еще одно. Самостоятельные действия коман­дира дивизиона эсминцев в 1914 году при наличии на кораблях эскадры четырех адмиралов представляются мне абсолютно невозможными. Уж скорее солнце взойдет на западе. Не та психология была у людей сто лет назад.

К тому же, следует учесть еще один нюанс. Перед войной на Черноморском флоте были разработаны правила бригадной стрельбы броненосцев. Наиболее удобным ко­личеством кораблей для ведения сосредоточенного огня была признана тройка. То есть «Три Святителя» и «Рос­тислав» как бы выпадали из обоймы. Управляющий огнем размещался на среднем корабле бригады, а командир находился на головном. Такое рассредоточение командова­ния должно было повысить боевую устойчивость управле­ния. К тому же, средний корабль замерял некую «усред­ненную» дистанцию, пригодную как для головного, так и для замыкающего кораблей. На учениях мирного време­ни, при отсутствии каких-либо помех, недостатки этой системы не бросались в глаза. В бою все обернулось иначе.

Примерно в 11.40 крейсер «Алмаз» прожектором со­общил, что видит большие дымы. Через несколько минут «Бреслау» заметил русские корабли и тоже сообщил флагману. «Гебен» развил полный ход и повернул на противника.

Адмирал Эбергард приказал увеличить скорость до 14 узлов и сократить интервалы между броненосцами до 2,5 кабельтов. В 12.10дымы были замечены и с мостика «Евстафия», после чего русская эскадра повернула на 8 румбов влево последовательно, что позволяло ввести в действие артиллерию всего борта. Русские крейсера занимали предписанные им места: «Кагул» — в голове колонны броненосцев, «Память Меркурия» — в хвосте. Но замыкающие и более старые броненосцы «Три Святителя» и «Ростислав» отстали.

«Гебен» повернул вправо практически одновременно, с русскими, и противники оказались на параллельных курсах. Плохая видимость определила дистанцию боя, которая оказалась исключительно малой — всего 40 ка­бельтов. Для линейных кораблей это был бой на дистан­ции пистолетного выстрела. И вот здесь начала сказы­ваться разница между учебными стрельбами мирного времени и нервной обстановкой реального боя. Управля­ющий огнем бригады лейтенант Смирнов определил ди­станцию как 60 кабельтов, что и передал по радио. Это объяснимо — ему мешали густой туман и дым из труб головного броненосца. Дальномеры самого «Евстафия» выдали всего 38,5 кабельтов. Смирнов никак не мог оце­нить ситуацию и медлил с приказом на открытие огня. Нервы Эбергарда не выдержали «Мы не можем ждать больше... Это не учения. Открыть огонь немедленно!» — приказал он. Время первого залпа «Евстафия» в различ­ных источниках указано по-разному — от 12.18 до 12.24. На такой дистанции промахнуться было трудно, и пер­вый же двухорудийный залп русского броненосца дал попадание в третий 150-мм каземат левого борта «Гебена». Снаряд пробил броню и вызвал пожар в каземате. Погибли 12 человек, еще несколько матросов были от­равлены газами от горящих зарядов и позднее сконча­лись. В германских источниках на сей счет нет никаких сведений, но современная история турецкого флота го­ворит, что всего погибли 16 человек

Германская официальная история утверждает, что обе стороны открыли огонь почти одновременно в 12.20. По русским данным, «Гебен» начал стрелять пример­но через 50 секунд после «Евстафия», уже получив пер­вое попадание. Можно только посмеяться, читая ут­верждения, что немцы испытывали трудности с опре­делением дистанции, так как русские корабли находи­лись на фоне берега. В нескольких милях от него при сильной дымке?! Может, затянувшиеся средиземномор­ские каникулы скверно сказались на подчиненных стар­шего артиллериста «Гебена» капитана 3 ранга Книспеля? Первый залп «Гебена» лег перелетом, а дальше начались попадания. Всего «Евстафий» получил 4 сна­ряда. На броненосце погибли 33 человека, 25 были ра­нены. Пара шальных снарядов «Гебена» разорвалась в воде недалеко от «Ростислава».

«Гебен», развив полный ход, пытался охватить голову колонны противника. Но в это время линейный крейсер оказался под сосредоточенным огнем 5 русских броне­носцев, залпы которых ложились очень хорошо. Однако вскоре опасность миновала — подобно видению русский флот растаял в тумане. По крайней мере, так говорит официальная германская история. Однако прокладки по­казывают, что бой велся на параллельных курсах, и про­тивники отвернули в разные стороны практически одно­временно — в 12.35.

Но как же на самом деле выглядел этот «сосредото­ченный огонь»? «Иоанн Златоуст» стрелял самостоятельно с неверной установкой прицела. «Пантелеймон» из-за дыма и тумана не видел вообще ничего и огня не откры­вал. «Три Святителя» стрелял по неверным данным «Иоан­на Златоуста». «Ростислав» предпочел обстрелять «Бреслау». Зато головной «Евстафий», используя небольшую дистанцию, открыл беглый огонь из 152-мм и 203-мм орудий. Было выпущено 14 снарядов 203 мм и 19 снаря­дов 152 мм. Всего русская эскадра выпустила 30 снарядов калибра 305 мм, не считая более мелких, и якобы доби­лась 14 попаданий, в том числе 3 — снарядами 305 мм. Но почему-то во всех отчетах описывается детально одно-единственное попадание в тот самый каземат. Впрочем, «Гебен» снова вышел в море уже 6 декабря, поэтому го­ворить о каких-то серьезных повреждениях, им получен­ных, не следует.

О дальнейших действиях сторон официальная исто­рия также говорит весьма смутно. Русская эскадра отка­залась от попытки преследования противника из-за не­ких «плавающих предметов», обнаруженных впереди по курсу. Она отвернула влево, описала большую петлю и вернулась в Севастополь. «Гебен» якобы попытался найти противника, но в густом тумане никого обнаружить не сумел.

Итак, какие же выводы можно было сделать из ре­зультатов этого боя? Бригада старых броненосцев оказа­лась вполне способна дать отпор линейному крейсеру. Позднее это подтвердилось еще раз в бою 10 мая 1915 года. Еще раз оказалось, что не следует буквально вос­принимать трескучие пропагандистские лозунги. После появления «Дредноута» броненосные флоты отнюдь не потеряли своего боевого значения, как это слишком ча­сто говорится. Да, один отдельно взятый броненосец после ввода в строй «Дредноута» устарел немедленно и безна­дежно. Но броненосный флот — это, в полном соответ­ствии с законами диалектики, количество, перешедшее в новое качество. И он ушел в прошлое только после появления флота дредноутов. То есть, по моему мнению, Австрия, даже имея 4 очень неплохих дредноута типа «Вирибус Унитис», наверняка потерпела бы поражение в бою против армады британских броненосцев.

Этот бой также показал прекрасную выучку артилле­ристов Черноморского флота и очень слабую подготовку командного состава. Практически ни разу не удалось орга­низовать хотя бы отдаленное подобие сосредоточенного огня, что практиковалось во время довоенных учений. Хотя, может быть, виной этому стало объективно плохое каче­ство средств связи. Ведь УКВ-передатчикам еще только предстояло появиться. В то же время стало ясно, что в оди­ночку броненосцам попадаться на пути «Гебена» крайне нежелательно. Но этот бой, который вернее было бы на­звать кратковременной перестрелкой, оставил много воп­росов, на которые ответить уже вряд ли удастся.

В заключение приведем один любопытный отрывок из воспоминаний старшего артиллериста «Евстафия» лей­тенанта Невинского.

«Почти тотчас после нашего залпа «Гебен» дал залп из всех 5 башен (я ясно видел это в бинокль). Продолжая смотреть в бинокль, я увидел какие-то черные точки. Протер стекла платком, снова поднес бинокль к глазам: точки все еще были видны и теперь уже поднимались вверх. Я понял, что это неприятельские снаряды, сосчитал их — пять штук, затем они исчезли из поля зрения, и в этот момент я увидел падение наших снарядов...»

А теперь обещанные загадки.

Загадка первая. Бой длился 10 минут, и за это время «Гебен» выпустил 19 снарядов, иначе говоря, дал 4 залпа (какое-то орудие пропустило свой выстрел). То есть германский линейный крейсер продемонстриро­вал прямо-таки потрясающую скорострельность. Вспом­ним знаменитые воспоминания Хазе о Ютландском бое, когда говорится о залпах, следующих буквально через 20 секунд...

Русские насчитали целых 6 залпов, хотя немцы гово­рят только о 4. Но существуют воспоминания одного из радистов «Гебена», на основании которых можно попы­таться согласовать эти внешне противоречивые данные. По словам Георга Коппа после поворота «Гебен» вел огонь только из кормовых башен. Носовые не стреляли. Это может как-то объяснить и число залпов, и небольшое количество выпущенных снарядов.

Загадка вторая. Из-за большого расстояния (?!) про­тивоминная артиллерия «Гебена» не стреляла, в то вре­мя как русские броненосцы свои 152-мм орудия исполь­зовали.

Загадка третья. Даже, точнее, не загадка, а пример откровенной лжи русской военной историографии. По­тери «Гебена», по данным русской разведки, составили ни много, ни мало 115 человек убитыми и 59 ранеными. Между прочим, это равняется 17% численности экипажа линейного крейсера на 1914 год и превышает потери лю­бого из линейных крейсеров Хиппера в Ютландском бою, когда они попали под огонь 343-мм и 381-мм орудий. Данные о потерях и повреждениях «Гебена», приводимые в нашей литературе, основаны только на донесени­ях русских шпионов в Турции, и к ним следует отно­ситься с большой осторожностью. Но эти цифры повто­ряются во всех изданиях подряд, как конечная и абсо­лютная истина, с прямо-таки идиотическим упрямством. Загадка четвертая. Почему стреляли четвертый и пя­тый корабли русской колонны, а третий («Пантелеймон») молчал? Можно предположить, что ему мешали дымы 2 головных броненосцев, тогда как отставшая пара от них не страдала. Но это лишь предположение, а не ответ.

Ну что?? Корабли будем называть??




Повреждение от попадания 280-мм снаряда с "Гебена" на линкоре "Евстафий".