Андрей Головин: 90-е годы – расплата за наши иллюзии

На модерации Отложенный

Корреспондент «СП» встретился с депутатом Верховного Совета России Андреем Головиным.

В этом году исполняется 20 лет с момента переломного события в новейшей российской истории – разгона Верховного Совета. Для одних период 21 сентября – 4 октября 1993 – две равнодушные строчки в школьном учебнике, для других – кровавая бойня, расстрел демократии. Третьи считают происшедшее эпизодом пусть досадным, но неизбежным, исторически обусловленным, но о котором, впрочем, на всякий случай лишний раз лучше не вспоминать. «Свободная пресса» продолжает серию бесед с участниками памятных событий – «Октябрь 93». В разговорах с ними мы постараемся выяснить, какую роль расстрел парламента сыграл в их личной судьбе и судьбе нашей страны.

Организатор дискуссионного клуба «Коломенский куст», в недавнем прошлом сопредседатель движения Народный альянс (не путать с одноименной незарегистрированной партией), и в прошлом более отдаленном – один из самых молодых депутатов Верховного Совета Андрей Головин пришел в политику из научной сферы.

Не участвуя в «официозной деятельности» (в комсомоле не состоял, в КПСС – тоже) кандидат физико-математических наук, выпускник МИФИ Головин стал посещать дискуссионные клубы, – неформальные объединения, в которых собиралась интеллигенция радикально противоположных взглядов, начиная от ярых либералов, сторонников чистого рынка, заканчивая пламенными коммунистами. В жестких спорах они обсуждали будущее России, проблемы реформирования существовавшего строя.

«Меня почему-то причисляли к социалистическому крылу, хотя никакие крылья оформлены не были, – рассказывает Андрей. – Мы просто считали, что социализм нужно очеловечить, что нужно бороться с партийной бюрократией… грубо говоря, приблизить власть к людям. Вернуть Советами их первоначальную сущность».

Спрашиваю у Андрея, как он стал депутатом Верховного Совета.

– Ну чего, обычно, – пожимает плечами. – Сначала помогал народному депутату СССР на выборах, в 89-м уже выдвинули меня. Два тура голосования, во второй тур вышел с большим отрывом. Победил – 65% голосов «за».

«Финансовых ресурсов особых не было, поэтому вся предвыборная кампания проходила в основном на улице, то, что делает Навальный сейчас», – рассказывает Головин. – Выиграл путем прямой агитации у метро, в подземных переходах. Живая работа».

– Тогда были честные выборы?

–Были вообще другие моральные установки – предположить, что кто-то из членов избирательной комиссии будет жульничать – даже по приказу сверху – достаточно трудно. Это были те же учителя, рабочие, инженеры с советским воспитанием. Честность, порядочность им прививалась с детства. Кодекс строителя коммунизма. О каких жульничествах можно было говорить. Тогда же не было лозунга: обогащайся как можешь! Да и денег не было – значит, не было интереса в фальсификации.

Все годы Перестройки Головин последовательно выступал за сохранение СССР и против инициатив Ельцина и его команды: в частности, выступал против усиления исполнительной власти за счет ослабления законодательной. Выступил против Беловежского соглашения. Был одним из десяти депутатов, голосовавших против Федеративного договора, заявив, что это «искусственная федерализация, грозящая распадом России». На VII съезде народных депутатов России голосовал за включение в повестку дня вопроса о недоверии правительству Гайдара. В сентябре 1993 г. выступил против Указа Президента Ельцина о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ... И так далее.

– Можно сказать, что Ельцин был вашим политическим противником?

– Мы никогда не персонифицировали политику. Мы не говорили, что Ельцин враг. До тех пор, пока он не совершил госпереворот. Ненависти к Чубайсу, Гайдару и прочим не было. Мы выступали исключительно против конкретных действий. По поводу Беловежских соглашений – там все было сложно. Одно можно сказать – когда говорят, что только 6 человек выступили против, это неправда.

Наша фракция – единственная, в которой большинство не проголосовало «за». И то, голосование «за»… На самом деле сегодня, задним числом, очень легко рассуждать, но на тот момент это был классический цугцванг. Можно было не голосовать, но надо понимать, что в Украине прошел референдум, где 82% проголосовало за отделение. А против референдума трудно.

Поэтому, что было делать, абсолютно непонятно. И те, кто выступал, они не предлагали, что делать. В частности, наша фракция выступала просто за перенос ратификации. Альтернативы особой ни у кого не было.

– Указ 1400 стал для вас неожиданностью?

 

– То, что Ельцин задумал госпереворот, было понятно в марте 93-го. Когда он выступил против поправки в статью 21.6 Конституции, которая звучала так: «Полномочия президента не могут быть использованы для роспуска законно избранных органов власти» – член нашей фракции Плотников предложил дополнить, после запятой – «…в противном случае эти полномочия прекращаются немедленно». И вот такая безобидная поправка – ведь если президент не собирается ничего делать, то какая разница? – вызвала бурный протест.

С 21 сентября 1993 года Головин находился в здании Верховного Совета, но штурма уже не застал – благодаря содействию Александра Любимова (журналист, ведущий программы «Взгляд») Андрей вместе с еще несколькими членами фракции отправились на телевизионные съемки. На политические дебаты делегатам от Верховного Совета попасть не удалось, но, чтобы хоть как-то пробить информационную блокаду, они согласились участвовать в передаче совершенно не связанной с политикой:

«Это было такое ток-шоу, где все говорили про какие-то кастрюли, ну а мы – про политику.

– Вспоминает Головин. – Это смотрелось совершенно дико. Тем более мы были такие непричесанные – в Белом доме же условий не было. И мы там чего-то вякнули, хоть это и выглядело странно».Назад Головин сотоварищи вернуться уже не смогли – в этот день же день ввели блокаду.

– Если бы победил Верховный Совет, по какому пути страна пошла бы дальше?

– Основная масса депутатов были социал-демократы с европейским уклоном. Страна все равно прошла бы путь 90-х, даже при победе Верховного совета. Либеральные реформы все равно бы шли. Может быть, не с такими трагическими последствиями, может быть, это было бы мягче, умнее, но страна все равно вступила бы на этот путь.

Были иллюзии по поводу белого и пушистого капитализма. До сих пор они есть, хоть 20 лет прошло. Что уж говорить про начало 90-х, когда еще никто не видел никаких ужасов, откуда все эти МММ и прочее? Вера в чудо была, с которой все равно никак нельзя было справиться. Все 90-е – плата за наши иллюзии. Видимо, надо было отболеть.

– Почему все-таки большая часть граждан осталась в стороне от конфликта президента с Верховным Советом?

– Это старая русская традиция – власть отдельно, народ отдельно. Большинство людей рассуждало так: вы там сами как-нибудь разберитесь, а мы поглядим. Вы там сами знаете, чего как, а мы не понимаем. Мы тут запутались: телевидение трубит одно, тут другое… Общей идеи не было: вроде бы Гайдар и Чубайс плохие люди, но, может, и нет. С другой стороны Хасбулатов со своей трубкой – тоже не фонтан.

СМИ очень верно лепили картинку: русский Ельцин, чеченец Хасбулатов. И неважно, кто там эта сторона… все они одинаковые. А как они могут быть одинаковые: один за Ленина и за Сталина, другой за дикий рынок. Но в глазах народа это выглядело так.

– Нынешний режим – прямой наследник ельцинского?

– Тогда, в 93-м году победила буржуазия. Победила ли она в результате кровавого переворота Ельцина, или победила бы она на честных выборах (вполне, кстати, могла победить) – не имеет значения. Победил капитализм. Путин – проводник капитализма. И сущность от этого мало меняется. У Лукашенко, вот, народный капитализм, у нас – просто капитализм, разница, может, и есть, но она непринципиальная.

– В конце 80-х вы пришли в политику человеком, скорее, левоориентированным. Сейчас руководите проектом «Коломенский куст» – дискуссионной площадкой, опять же, для левых. Ваши взгляды как-то эволюционировали?

– Да. Если в начале выборов я был социал-демократом (поскольку не было опыта, реального капитализма мы не видели), то сейчас я – стопроцентный коммунист.

– Сторонник «жесткой руки» или демократического подхода?

– Это всё методы, не имеющие отношения к сути. Коммунизм может методом демократии внедряться, может военным методом, жесткой диктатуры пролетариата. Понятно, что, не имея сильного государства, невозможно ничего строить. Если нет механизма, не будет ничего.

– Ну а перспективы у левых в России есть, по-вашему? Могут левые консолидироваться? Если да, то вокруг чего?

– Собираться можно вокруг коммуно-утопических идей, а спорить – о методах. Проблемка в том, что реальных левых нет. Их 20 человек. Они никак не структурированы, никак себя не обозначили. Консолидация возможна вокруг не человека, а идей.

В 93-м году была попытка создать объединение левого толка. В частности, мы проводили мероприятия, но быстро стало понятно, что энергии за этим просто нет.

– В Верховном Совете вы занимались межнациональными отношениями (Головин был членом Комиссии Совета Национальностей). В 93-м уже возник «чеченский вопрос» – как бы он разрешился, сложись ситуация иначе?

– Чеченский конфликт раздувался искусственно, это совершенно очевидно. Не было никакого национального конфликта, был конфликт классовый. Между просоветскими и антисоветскими. На антисоветских была сделана ставка. Антисоветские чеченцы устроили переворот у себя, выкинули из окна председателя местного Верховного Совета. Ельцин их поздравил с этим делом. После этого конфликт уже перешел в национальную плоскость, и этот конфликт всячески раздувался, чтобы не говорить о классовом конфликте. То же самое происходит сейчас. Педалируют национальными конфликтами, чтобы люди не интересовались классовым.

– Каково, по-вашему, историческое значение событий 93-го года для России?

– Чуть ли не впервые за 1000-летнюю историю парламент России не разбежался. Это очень важный элемент. Обычно как было: сказали «Расходитесь!» – и разошлись. А здесь представители народа не послушались. В школьном учебнике истории, я думаю, этот эпизод будут обязательно проходить как пример того, как народные избранники не послушались и исполняли свой мандат до конца. Несмотря на все запугивания, кворум был. При том, что людей с поездов снимали. Администрация президента была в шоке: одним золотые горы пообещали, других запугали, а все равно 2/3 собрались. Это очень важно для понимания русского духа.

А если взять нынешний состав Госдумы – им скажут, они завтра на работу не придут. Скажут: расходитесь, – они пойдут. А в Верховном Совете совсем другой был народ, потому что они действительно были избраны, а не назначены за хорошее поведение.

– Многие защитники Совета и спустя 20 лет требуют расследования тех событий и наказания для виновных. Насколько уместны такие требования в 2013-м году?

– Посадки – это репер. Удивительную фразу сказал какой-то студент в Беларуси на лекции: «Какие перемены, вот когда Чубайса посадят, тогда будут перемены». Если Чубайса посадят, это будет означать, что мы живем в другой стране.