Антисоветчиками становились люди без совести

На модерации Отложенный

На этом рынке хвалятся не купленной по дешевке вещью, а проданной в три дорога совестью - здесь есть свои кумиры и удачники, свои банкроты и шулеры

В годы Холодной войны диссиденты из СССР организовали на Западе настоящий рынок услуг по антисоветской лжи и дезинформации

От редакции «Евразии». Один из постоянных авторов портала, директор Аналитического центра ветеранов Госбезопасности «Вымпел» Сергей Кривошеев, подготовил книгу под названием «КГБ против НТС», составленной на основе воспоминаний и других материалов о деятельности агентов Народно-трудового союза российских солидаристов (НТС), которые он почерпнул непосредственно из имеющихся в его распоряжении подлинников документов. Пока книга не издана, бывший сотрудник спецслужб предложил «Евразии» некоторые главы из нее для ознакомительной публикации. Ниже представлены воспоминания А. Кострова. (Предыдущую публикацию из книги «КГБ против НТС» можно прочитать здесь.)

Экуменистам нужен был человек, который «авторитетно» мог бы попугать паству «ужасами коммунизма». Старая русская эмиграция исчерпала свои возможности на этом поприще.

Опущенные плечи, худая шея в вороте заношенного, растянутого свитера. Настороженный взгляд беспокойных глаз...

Для повествования не имеет значения, где и при каких обстоятельствах состоялась наша встреча, тот человек - назовем его Косовским - выехал по вызову в Израиль, но жизни на «земле обетованной» предпочел скитания в поисках счастья. Был в Австрии, США, два года провел по существу на положении безработного в Риме, в близком общении с теми, кто, напялив на себя маскарадный костюм «инакомыслия», клевещет на вашу страну. Статья эта - изложение его рассказа всего лишь о некоторых сторонах деятельности отщепенцев и предателей Родины, величающих себя «борцами за права человека в СССР».

- Виза у вас, конечно, в Израиль? Но вы хотели бы остаться в Европе? И в церковь вас привело не желание помолиться во спасение души?

Священник Русской православной церкви в Риме, видимо, и не ожидал ответов на свои вопросы. Да и задавал-то он их скорее для того, чтобы уточнить отдельные факты биографии смиренно стоявшего перед ним мужчины.

- И вы нуждаетесь не в слове господнем, а в крыше над головой, - уже без вопросительной интонации продолжал священник. - И ваш карман пуст, как и заблудшая душа...

Да, священник не ошибся, глаз у него наметанный. Сразу определил, что перед ним один из тех, кого иммигрантский переменчивый ветер занес сюда, в тихую церквушку на тихой римской улице, будто сорванный с дерева лист. И про карман и душу точно угадал, словно пошарил там своей рукой.

Кров Косовскому дали при церкви, в бывшей конюшне, оборудованной под жилье. В крохотной комнате он поставил кровать, точнее то, что при изрядной доле фантазии можно было назвать кроватью - доски на пустых ящиках-подставках. Как ему объяснили потом, за этот «комфорт» он должен благодарить господа Бога.

Одно не мог взять в толк Косовский: почему его, человека неверующего, приняли за верующего? Неужто, думал он, несколько месяцев без работы со дня отъезда из СССР, и жизнь на подачки организаций вроде «Толстовского фонда» сделала его похожим на страдающего во имя Христа?

Как бы то ни было, но атеистом он себя объявлять не стал. Решил, что лоб перекрестить да отстоять заутреню не так уж трудно. Зато можно присмотреться к людям, как и он, никуда не спешившим. Может быть, через них найти бывших соотечественников, тоже выехавших в Израиль и из Вены подавшихся в Вечный город. Косовский знал: многие из приехавших сюда бедствовали и соглашались на какую угодно работу. Но были и такие, которые ухитрялись жить, по существу нигде не работая. Они откровенно заявляли, что за порцию спагетти и бутылку сухого вина не намерены «вкалывать», что кормить и поить их должна «политика».

За какую «политику» платят на Западе эмигрантам из СССР, Косовский имел представление. Успел начитаться антисоветских изданий Народно-трудового союза (НТС), «Русского христианского движения» (РХД), наслушаться передач радиостанций «Свобода», «Немецкая волна», побывать на сборищах «в защиту прав порабощенных народов России», на которых задавали тон так называемые диссиденты. Они-то не «унижались» до публикаций в газетах объявлений «Согласен на любую работу», не выслушивали равнодушные ответы «Заходите через недельку» чиновников из «Бнай Брит» и «Сохнут».

Каким-то особым чутьем они угадывали, где требуются предатели, где и в какое время они нужны, какому злопыхательскому изданию можно дать интервью по поводу приехавших на гастроли советских артистов или открывшейся выставки, предстоявшего визита делегации из СССР или сообщения о заключении с нашей страной соглашения. Их акции падали и поднимались в зависимости от политической конъюнктуры, масштабов и целей антисоветских кампаний, организованных реакционными кругами.

Случае свел Косовского с Евгением Вагиным, бывшим ленинградцем, покинувшим СССР после отбытия наказания за антисоветскую деятельность. В свое время Вагин переправил за рубеж «программу» борьбы с Советской властью, в которой вознамерился ни много, ни мало свергнуть социалистический строй и вернуть Россию на «социал-христианский путь». Это кликушеское заявление, да еще изданная в Париже книжонка так называемого «Всероссийского социал-христианского союза освобождения народа» пришлись по душе главарям НТС и окопавшимся на радиостанции «Свобода» отщепенцам. Они и обеспечили новоявленному «борцу» Вагину кое-какое паблисити.

Оказавшись в Риме, Вагин проявил поразительную способность выдавать себя за «своего» среди антисоветчиков любого толка и политической ориентации. В кругах так называемой «Русской православной церкви за рубежом» он слыл идеологом «религиозного возрождения России», на энтээсовских сборищах, потрафляя их патологической вражде ко всему советскому, клялся им в «идейном родстве и духовной близости».

Приметил «православного» Вагина и католический экуменический центр, расположенный на улице Наполеона Третьего, возглавляемый падре Нилом. Этому политикану в сутане нужен был человек, который «авторитетно» мог бы попугать паству «ужасами коммунизма». Старая русская эмиграция исчерпала свои возможности на этом поприще. Сынки бывших помещиков и казачьих белых генералов, отпрыски княжеских и графских родов обычно несли такую ахинею о Советское России, что паства расходилась, не дослушав, как с неудачного циркового представления.

Иное дело Вагин. Он - человек «только что оттуда», из СССР, и вполне сойдет за «очевидца» того, как сейчас в России рушат монастыри и церкви, ссылают в Сибирь за веру христову, как на католиков и других христиан устраивают облавы с собаками. Не страшно? Тогда можно рассказать об этом же иначе - на примерах из «своей собственной жизни» в «стране антихриста». Можно, распахнув ворот рубашки и показав крест, с надрывом добавить, что и сам страдал в тюрьмах восемь лет. Разумеется, умолчав, за какие деяния отбывал срок.

Падре Нилу очень понравились такие «душеспасительные» лекции для католиков «православного» Вагина. Как-то Косовский прослушав очередную его лекцию, не выдержал и заметил:

- Липу, Евгений Александрович, гоните! А что если ваши слушатели побывают в СССР? Как потом объясняться будете?

Вагин улыбнулся как сатир. Но возражать не стал, примирительно сказав:

- Я говорю им о том, о чем хочет слышать падре Нил. Деньги-то мне платит он? - Вагин похлопал по нагрудному карману. - Я по его заданию объехал несколько городов, и пятьсот тысяч лир чистыми - мои.

Да, деньги платил падре Пил. Но не только он.

Вагин развил бурную деятельность по установлению связей с враждебными СССР организациями, издательствами и редакциями всех мыслимых и немыслимых политических направлений. Его не останавливало даже явное несовпадение провозглашаемого им «христианского курса» с официальными программами этих центров идеологических диверсий против стран социалистического содружества.

Он гордится личным знакомством с претендентом на «русский престол» великим князем Владимиром Кирилловичем и активно сотрудничает с НТС, который не без оснований считает этого самого претендента посмешищем Европы, выжившим из ума маразматиком. Он пристает к каждому, кто покинул СССР, независимо по каким мотивам.

Эти мотивы под бойким пером Вагина всегда выглядят однозначно: «борец против строя», «жертва тоталитарного режима». А если это верующий или выдающий себя за такового - значит, «мученик за веру». Соответствующим образом обработав новичка, обрядив его в бутафорский наряд «борца за права человека в СССР», Вагин берет у него интервью, пишет от его имени «разоблачительные» статьи или «воспоминания», адресуя их в «Посев», в эмигрантские газеты «Русская мысль» (Париж), «Новое русское слово» (Нью-Йорк), в журналы «Голос зарубежья» (ФРГ), «Часовой» (Брюссель)...

Вагин и Косовскому не раз предлагал: «Ну что ты в церкви отбиваешь поклоны, душеспасительные беседы ведешь со старухами! Давай-ка сядем за стол и сочиним что-нибудь такое...»

Косовский знал: «что-нибудь такое» в понимании Вагина - это непременно про преследования, разные страсти-мордасти про «лагеря». Была у Косовского обида на якобы несправедливое осуждение его советским судом в первые послевоенные годы, но в отличие от Вагина и ему подобных он на этой обиде спекулировать не собирался. О чем однажды без обиняков и сказал Вагину. «Ну и дурак! - заявил ему тот. - Продолжай тогда спекулировать на черном рынке».

Черный рынок Косовский действительно знал, «подрабатывал» там на пропитание. Но чем больше он общался с Вагиным и его окружением, тем явственнее для него раскрывались тайны спроса и правила игры другого рынка - антисоветского, этой гигантской фабрики лжи и дезинформации, этого притона политических маклеров и искусных торговцев «инакомыслием».

На этом рынке своя конъюнктура, свои законы престижности, свои правила «хорошего тона». По этим правилам здесь, как на черном рынке, не скажут «подзаработал», а, конечно же, «получил гонорар». На этом рынке хвалятся не купленной по дешевке вещью, а проданной в три дорога совестью. Здесь есть свои кумиры и удачники, свои банкроты и шулеры.

Вагин быстро освоил правила игры этого рынка, служа тому, кто больше платит. Он даже отказался от сана священника, предложенного ему не кем-нибудь, а самим Антонием, архиепископом Женевским и Западноевропейским, удостоившим Ватина аудиенции. Ему, знающему «священное писание» не лучше первокурсника духовной семинарии, предлагали приход! Лестно? Вагин считал, что да, сверхлестно. Но для него это был не тот случай, когда «Париж стоит мессы». Он понимал: сан священника православной церкви закроет ему дорогу к кассам католических организаций. А они на Западе побогаче и повлиятельнее православных.

Осенью 1977 года Вагин совершил вояж в США. Падре Нил был здесь ни при чем: деньги на путешествие за океан подбросила «Русская православная церковь за рубежом». Косовский уже «имел счастье» быть обласканным этой церковью: почти год жил при нью-йоркском синодальном доме. Вот его впечатления: «Слушаешь иную проповедь и ушам своим не веришь: в какой стране ты находишься, в какое время живешь? Один священник про царя-батюшку талдычит, призывает молиться за восшествие на русский престол наследников "убиенного". Второй - провозглашает царствие небесное "досточтимому" Власову, третий - многие лета желает Солженицыну. Вначале я не понимал, почему так: кто про Фому, кто про Ерему. А дело, оказывается, вот в чем. Протоиерей Киселев, например, служил у Власова, церковными делами ведал в его "армии". Ну и до сих пор, как видно, живет надеждами на новый крестовый поход против Советской России. Под знаменем своего "досточтимого" кумира. Книгу, говорят, о нем написал. А другие священники, особенно из тех, кто помоложе, нацеливают паству на иных "спасителей" русского народа от безбожной власти...»

Издерганному, обозленному, ему все же хватило ума понять, что «никакой свободы на Западе нет, просто конкурентов они убивают капиталом, газетной ложью, умолчанием, лишением работы и т. д.».

Косовский насмотрелся в Нью-Йорке на этих новоявленных «спасителей». Они частенько захаживали к протоиерею Киселеву, который «по совместительству» трудится еще на одном поприще - заправляет «Комитетом помощи гонимым христианам в СССР». Объявился в Нью-Йорке бывший ленинградец Игорь Синявин - перво-наперво зачислил себя в разряд «гонимых христиан» и принялся исповедовать... конечно же, антисоветизм. Протоиерей, сам промышляющий на этой ниве гораздо усерднее, чем на ниве божьей, свел его с «нужными» людьми - активистами НТС, в частности с семьей Сорокиных. Вместе они занялись подготовкой к контрабандной засылке в СССР антисоветских изданий, сочинением инструктивных писем проживающим в Ленинграде «непризнанные талантам». Главная цель этих посланий, чего они сами не скрывали, - внести некоторые коррективы в «самиздатовскую» деятельность «непризнанных». Другими словами, проконсультировать их, о чем они должны писать, в каком духе, с учетом требований враждебных социалистическому строю изданий Запада.

Вагин вернулся из Нью-Йорка, еще выше набив себе цену в глазах падре Нила. Имеющий уши, да услышит. Падре слышал все, что соответствовало его интересам. Он знал, что его подопечный выступил в США на съезде, проведенном по поводу подготовки к 1000-летию крещения Руси, что вел переговоры о возможности переезда за океан. Знал падре и о том, что Вагин озадачил некоторых эмигрантов своими громкими восторгами по поводу знакомства с бывшим белогвардейцем Ковердой - убийцей полпреда СССР в Польше П. Л. Войкова в 1927 году. Что, вернувшись в Рим, долго вспоминал не богослужения в храме, а застолицы и «приятную тяжесть в руке от скорострельного пистолета американского производства», который ему там дали то ли поносить, то ли подержать.

Вероятно, чтобы как-то морально компенсировать отказ Вагина от этих потенциальных благ в США, падре Нил позаботился о присвоении ему звания профессора. Люди, не знающие, как и за что он получил это звание, теперь обращаются к нему, почтительно добавляя «доктор». Каких наук - это никого не интересует. Сам же Вагин определенно знает каких - антисоветских.

Новое положение обязывает его иметь учеников. Престижно и опять-таки выгодно. С учениками на любом антисоветском шабаше можно выступить от имени некой оппозиционной группы. Это звучит! Пресса, радио любят интервьюировать тех антисоветчиков, которые якобы возглавляют оппозиционные течения, направления, брожения и т. п.

Был у Вагина в учениках дважды судимый в нашей стране Юрий Машков. Человек недалекий, без образования, он, оказавшись в Риме, и двух слов не мог письменно связать, чтоб как-то заявить о себе, чтоб и ему дали трибуну в антисоветских изданиях. Вагин взял у него интервью для «Посева», а потом вытащил на антисоветское сборище в Риме - так называемые «слушания». Машков часами заучивал написанное «учителем» выступление и был горд, найдя свое имя в газетах в ряду имен признанных Западом «диссидентов».

Еще один ученик Вагина - Александр Удодов, подвизающийся в качестве автора в «Посеве». Уголовник по всем статьям, осужденный в Минске за убийство, он, отсидев положенное, подался в Израиль. Как и многие другие, до «земли обетованной» не доехал, застрял в Риме. Бедствовал, страшно поносил капиталистов, которые «затыкают рот обывателю шматком сала, чтобы он не рыпался». Издерганному, обозленному, ему все же хватило ума понять, что «никакой свободы на Западе нет, просто конкурентов они убивают капиталом, газетной ложью, умолчанием, лишением работы и т. д.» (Из письма Удодова знакомой в СССР).

В конце концов, прокляв Вечный город и разругавшись с иммигрантами, которым посчастливилось как-то устроиться здесь, Удодов начал искать пути выезда в Швецию. Таким путем в его положении оказался только фиктивный брак. Посодействовала ему в этом небезызвестная в антисоветских кругах Габриэла Оксенстиерна, имевшая солидный опыт опеки всяких уголовников. В свое время за неблаговидную деятельность ей был дан в СССР от ворот поворот, но урока из этого она не извлекла. Как и Вагин, госпожа Оксенстиерна служит сразу нескольким антисоветским организациям. За протежирование придется Удодову расплачиваться клеветой на свою бывшую родину.

Не берусь предугадывать, как сложится дальнейшая судьба иммигранта Косовского, но похоже, что и ему не миновать западни, в которую затаскивают ему подобных поднаторевшие на антисоветизме вагины. Случайный заработок при церкви, черный рынок помогали ему кое-как сводить концы с концами, но это было жалкое существование. Косовский покинул Вечный город в поисках «лучшей доли» - жалкой доли человека без родины.

 

А. Костров