ОТКРОВЕНИЯ ПОСЛЕДНЕГО "РЕАЛЬНОГО ПОЛИТИКА" РОССИИ

 Предлагаю вниманию коллег выдержки из интервью Владислава Шурыгина, взятого им у Эдуарда Лимонова  для "Журналистской правды".

Перепост: Эдуард Лимонов - о Путине, Навальном и многом другом…

Картинка: http://drugoros.ru/images/b/891.jpg

«Для меня есть несколько разных Лимоновых, - пишет Владислав Шурыгин для «Журналистской правды».

 Первый – это паренек из Харькова. Работяга, забияка, в котором вдруг проснулась тяга к высокому, который начал писать стихи, бросил все и уехал в Москву.

Потом был «московский» Лимонов – эпатажный поэт, франт, почти декадент, возмутитель спокойствия. Этого Лимонова «система» выдавила сначала в Вену, а оттуда уже он сам отправился в Нью-Йорк.

И там, на дне громадного мегаполиса, среди нищеты, бедняков и эмигрантов родился третий Лимонов – писатель, enfant terrible русской литературы, бунтарь.

Мы познакомились, когда ты стал все чаще приезжать в Россию из Парижа, где довольно долго жил уже Лимонов номер четыре – педантичный, погруженный в творчество писатель, почти француз – экономный, практичный.

Но неожиданно Россия чем-то зацепила тебя, и ты вернулся сюда насовсем. Сначала она почти восторженно приняла тебя в свои объятия, которые постепенно стали сжиматься все сильнее, пока не превратились в тюремную клетку. И когда, наконец, эта железная клетка открылась, сквозь все оболочки проломился Лимонов номер пять. Сегодняшний Лимонов – непримиримый оппозиционер, бескомпромиссный, резкий, отчаянный. Как состоялся такой долгий путь от России к России? И какой она была для тебя в разные периоды твоей жизни?
Эдуард Лимонов: Начать стоит с того, что я никогда не уходил от России. Я никогда не мечтал из нее уехать, не искал себе убежища за границей, не крутил глобус в поисках мест, где хотел бы жить. Меня просто выставили из страны. Мои, достаточно невинные выходки и эпатаж почему-то зацепили кого-то из тех, кто все решал, и меня поставили перед дилеммой: или в лагерь или в эмиграцию. У меня была молодая жена, я был влюблен, у меня была куча творческих планов, и в лагерь мне совсем не хотелось. Пришлось согласиться на эмиграцию. Поэтому я никуда от России не уходил. Живя за границей, я никогда, ни словом, ни делом не задевал свою страну. Я просто жил, работал. И когда появилась возможность вернуться, я вернулся. В этом тоже не было никакого пафоса или поступка. Это мой дом, для любого человека нормально возвращаться домой.
 Какой для меня является Россия сегодня? Я очень люблю один свой афоризм: «Пока солдат жив – он воюет!».

Россия – это место моей войны, я здесь служу. На войне бывает уютно, ты ее можешь даже любить - так же, как иногда любишь и тюрьму. В этом я смог убедиться. Конечно, здесь есть опасности, но ты, как честный и порядочный человек, не уходишь, ты должен воевать. И закончится эта война, наверное, когда я перестану дышать.
В. Ш.: …И никогда ничего не делал во вред своей стране?
Э. Л.:  Не делал!  Вот она мне кое-какие вещи во зло делала. Но я ей прощаю. Когда я сидел в тюрьме, то все время повторял: выйти и отомстить! Но вот вышел, и что-то не спешу мстить. Стране я мстить не собираюсь. Вот с некоторыми людьми, с очень известными фамилиями, которые были замешаны в моем деле, я бы посчитался. И, если мне повезет, а мне всегда везет, и хватит времени (сил-то, я знаю, хватит), то в какой-то степени я с ними сочтусь. Но это будет не месть…
 В. Ш.:  День, когда тебя арестовали, стал, в определенной мере, днем твоего превращения в оппозиционера. Ты стал равным с твоими соратниками – теми, кто боролся и уже был осужден…
 Э. Л.: Кстати, тогда сидело не так уж много людей. Правда, наше дело на тот момент было самым крупным – шесть подсудимых. Это потом уже были дела, по которым проходили и восемь, и четырнадцать человек. Сейчас либералы вопят, что «болотное» дело является самым крупным. Но они забывают, что было время, когда в Никулинском суде в железной клетке сидели 39 человек, которых защищали 26 адвокатов. Таким образом, эти события в новинку только для либералов, мы же прошли это задолго до них, и никто у нас тюрьмы не боится.
 В. Ш.: В твоем прошлом – множество разных союзов. Один из них – союз с коммунистами. Казалось бы, вы должны были стать хорошими союзниками. Как получилось, что этот союз распался?
 Э. Л.: С КПРФ у меня отношения совершенно ясные. После тюрьмы, с 2003 по 2005 годы, мы были в союзе с ними. Я, Мельников, Абель собирались раз в две недели и выдвигали какие-то идеи, как изменить существующее положение вещей. Я предлагал совершенно разумные, но непосильные для них вещи.

И дальше восторгов дело не шло – ни одной нашей идеей коммунисты так и не воспользовались. В конце концов, мне стало ясно, что это люди не того замеса. Нынешняя КПРФ была «Трудовой России» – этакая карманная управляемая партия умеренных коммунистов. Сегодня уже абсолютно ясно, что Зюгановым был нанесен чудовищный удар по коммунистическому движению в России. Таким же злым гением, только для национализма, был какое-то время Жириновский, который профанировал националистические идеи, как Зюганов профанировал идеи борьбы трудящихся. Это несчастье России. А теперь мы наблюдаем, как Немцов и Навальный профанируют идею либерализма…
 В. Ш.: О других твоих бывших союзниках, о либералах. Как ты объяснишь феномен «Болотной»? Что это было?
Э. Л.: Это был период, когда я вступил в союз с либералами. Это была вынужденная мера, над нами висел дамоклов меч, нас к тому времени, как организацию, уже ликвидировали, но еще не запретили. Нужно было к кому-то примкнуть, один в поле не воин. К тому же, мы понимали, что либералов не будут топить, как нас. Мы многому научили либералов (а нас в свое время научил Анпилов), начиная с самых простых вещей: как подавать заявку на митинг, например. Они еще, к слову сказать, несколько лет не понимали, что нужно делать. Именно тогда я сформулировал «Стратегию 31», и тут я не преувеличиваю свои заслуги, говорю объективно.
Потом начались  «Марши несогласных».

Сегодня говорят, что они были не нужны, но это не так. «марши» сыграли свою роль. Они, как ни странно, приучили власть держать себя в руках. Принимать протест не на дубинки ОМОНа, а как должное.
 Но, возвращаясь к «Болотной»…

5 декабря 2011 года на митинг на Чистых прудах я не пошел. Там было пять или семь тысяч человек, около трехсот задержанных. Шестого числа утром вдруг по всем сетям проносится клич: «Идем на Триумфальную!». Я к этому не имел никакого отношения. Но пошел. А когда пришел, то ахнул!

Десять тысяч участников и 569 задержанных! Площадь была черна от людей!
 А седьмого утром вдруг срочно собираются на совещание вожди либералов. Тема одна – обсудить абсолютно неожиданный успех Триумфальной и как сделать так, чтобы народ «угнать» от нас к себе. На следующий день они встречаются в мэрии в кабинете заместителя мэра Москвы Александра Горбенко, где, кроме представителя президента, присутствует Алексей Громов из администрации президента. И вводит их всех туда лично ни кто иной, как редактор и владелец «Эха Москвы» Венедиктов, который не отрицает, что дал им номер телефона Горбенко.
 Именно там, ночью с 8-го на 9-е, и было принято решение идти на Болотную площадь. Уже со следующего утра «Эхо Москвы» начинает всех зазывать на Болотную. Подключается «Дождь», «Коммерсант-FM» и вся крупная артиллерия либеральных СМИ. И оболваненный, обманутый народ рванул на «Болотную».
 Либералы, чтобы любой ценой оказаться во главе протеста, загнали людей в ловушку, на остров с двумя мостами, каждый из которых легко перекрывают полсотни полицейских! Фактически это был митинг «на коленях», и я совершенно не понимаю, чего же так испугалась власть. Наверное, ее слишком долго накачивал «веселящим газом» Сурков, обещая полный контроль над политическим пространством и «разводилово» всех недовольных.

Но Сурков, похоже, так и не понял, чем отличается разведение прикормленных политических цыплят в инкубаторе от реального общественного протеста.
Мы своей стойкостью и принципиальностью подготовили ситуацию и общество к протесту, но его цинично угнали проходимцы и шулеры «Болотной»...»
«…В. Ш.: Мне кажется, с некоторыми бывшими товарищами по оппозиции у тебя расхождений больше, чем с Путиным… 

Э. Л.: Владимир Владимирович, конечно, великий имитатор. Когда нужно, он был демократом, когда нужно – патриотом, если нужно, может быть, станет и революционером. И я не считаю, что это плохое качество. Умение маскироваться – это часть инстинкта власти. Ему это удается, для него это возможность сохраняться во власти.
 Что касается наших расхождений… У нас в стране 131 миллиардер! Будь я президентом, я бы весь этот список «Форбс» лишил всех их денег, дал бы каждому по 200 долларов, как это делали в СССР, выставляя из страны, и вместе с семьями посадил в один большой самолет до Швейцарии. Кроме того, у нас есть две тысячи семей, доходы которых превышают сто миллионов долларов в год. Я бы и их точно так же «раскапитализировал» и отправил на Запад пароходом. Все эти люди тормозят развитие страны, именно они не дают здесь развиться среднему классу, душат конкуренцию, обездоливают людей.

Сегодня в России 71% национальных богатств, принадлежит всего одному проценту людей.
Вот если Владимир Владимирович когда-то поступит именно так, то все наши расхождения закончатся в один миг, и я стану самым последовательным его сторонником».
 (Подробнее: «Журналистская правда», ссылка: http://www.centrasia.ru. )