Старообрядчество и модернизация экономики

Во многих странах религиозные меньшинства внесли существенный вклад в первоначальное накопление капитала и распространение торговли и промышленности. Квакеры и нонконформисты в Англии, мормоны и меннониты в США, джайны в Индии, евреи во всей Европе сыграли заметную роль в экономическом развитии. Похожие процессы проходили и в России, где особенно заметной была роль староверов. Парадокс состоит в том, что староверы в религиозном смысле были консерваторами и «антиреформаторами», тогда как в хозяйственной жизни выступили как новаторы. Известный экономист-историк Александр Гершенкрон так сформулировал этот парадокс: «Сторонники религиозной неподвижности, фанатичные враги церковных реформ, иррациональные приверженцы буквы и обряда оказались энергичными модернизаторами с чисто рациональными экономическими целями».

Сочетание набожности, твердости в вере, аскетизма в миру с умением вести торговые и промышленные дела в рыночных условиях было характерно для старообрядческого предпринимательства дореволюционной России. Основой староверия как протестного движения, возникшего в ответ на реформы патриарха Никона, стало сохранение традиционного русского православия. Старообрядцам, очевидно, был присущ консерватизм как сознательное, методичное следование традиции. Стремление сохранить во всей полноте древнерусские религиозные традиции стало доминантой их мировоззрения. В тоже время староверы приняли активное участие в модернизации. Достаточно вспомнить, создание разветленной торговой сети, техническую и организационную модернизацию текстильной промышленности России, где их роль была определяющей. Староверы, стремясь всеми силами сохранить традицию, претворили своеобразный консервативный проект экономической модернизации.

Экономическая история России XIX века не может быть написана и понята без существенного вклада староверов. На первом этапе еще со времен легализации положения староверов в государстве при Петре I такой сферой стала торговля. Наставники Выговской пустыни дали духовную санкцию на покупку хлеба в низовых городах Волги и последующую продажу в Петербурге. Братья Андрей и Семен Денисовы — главные лица общежительства — убедили братию заняться торговлей хлебом. Как пишет Иван Филиппов, кредит они брали у «добрых людей», которые давали «на торг ис половины денег». С духовной санкции и при непосредственном участии киновиархов обители выговцы стали посылать своих людей «в низовые городы хлеба покупати и в Санкт Питербурх ставити, и видеши люди такую их нужду, а в торгу правду, начаша им давати денег в торг… и от того торгу начаша братству некое споможение чинити». На этом этапе основным предпринимателем выступает сама община, все вопросы решаются по согласованию и благословению.

В начале XIX века больших успехов достигли староверы в текстильной промышленности. В Центральной России около половины шерстяных и шерстоткацких предприятий принадлежали приверженцам старой веры. Для накопления капиталов была важна активная роль общин, которая фактически наделяла собственностью наиболее способных из своих рядов. Нередко духовная и экономическая власть сплетались воедино. Тем не менее, ко второй половине XIX века реальные решения в большинстве общин принимаются уже не духовными лидерами, а попечителями, видными купцами и промышленниками, которые взаимодействуют с властями, оказывают влияние на внутреннюю жизнь общин. К этому же времени можно говорить о типологическом изменении в старообрядческом предпринимательстве. Общинный бизнес все больше переходит к семьям и даже отдельным предпринимателям, т. е. пространство принятия индивидуальных решений все более расширяется. Часто говорят о вере в купеческое слово. Вопреки этому распространенному мнению, можно утверждать, что староверы любое соглашение между близкими людьми и даже братьями старались закреплять письменно. Как подмечает историк старообрядческого предпринимательстваВ.В.Керов, «… старообрядец мог отказаться брать деньги в ходе сделки без расписки (чтобы не давать возможность «бесу» соблазнить партнера)».

Основная задача данного доклада — поразмышлять о том, почему же не состоялся в полной мере старообрядческий проект модернизации экономики России. Мы имеем ряд фактов. С одной стороны, очевидные успехи староверов в торговле, промышленности. При этом имеются множество свидетельств об особой хозяйственной этике староверов: дисциплинированности, трудолюбии, бережливости. Налицо и общинная взаимопомощь. С другой стороны, как показывают изыскания, вопреки общепризнанному мнению, роль староверов в развитии экономики России к концу XIX - началу XX века несколько ослабляется. Конечно, сохраняются завоеванные позиции в торговле, в текстильной промышленности и других трудоемких производствах. Однако, степень участия староверов в таких секторах как железнодорожное строительство, химическая и добывающая промышленность, в учреждении банков уже не была столь заметной. Стоит принимать во внимание и тот факт, что рассуждения на тему переустройства экономики России под воздействием староверов в целом носят гипотетический характер, поскольку старая вера в отличие от протестантизма в некоторых европейских странах не стала доминирующей конфессией.

Данная проблематика является частью более общей проблемы исторического взаимодействия экономики и религии. Поэтому полезно рассмотреть эту тему в контексте исследований М. Вебера, который очень четко наметил внутренние конфликты, которые возникают между светским миром рыночной безличной экономики и религиозной этикой. Одно из основных противоречий состояло в том, что сама проблема этического регулирования уходит, по мысли М. Вебера, на второй план вместе с развитием рыночных отношений: «можно было этически регулировать личные отношения между господином и рабом именно потому, что эти отношения были личными, то отношения между меняющимися владельцами ипотек и неизвестными им, также меняющимися должниками ипотечного банка, между которыми нет никакой личной связи, регулировать было уже невозможно — во всяком случае в таком смысле и с теми же результатами».

Выяснение причин относительного снижения деловой активности старообрядцев на фоне более быстрых темпов развития экономики страны к концу XIX века представляет большой интерес. Консервативный проект модернизации, основой которого является религиозная традиция, имеет ряд внутренних противоречий и ограничений. В данном случае, возможно возникновение конфликта при выборе между эффективным и этичным решением. При определенных обстоятельствах может встать выбор приоритетов. Если главное — это сохранение обрядов и веры, то приходится поступиться частью более эффективных решений. Если главное — обеспечить максимальную приспосабливаемость к внешним изменениям, что экономисты называют адаптивной эффективностью, то приходится иногда поступаться религиозными принципами.

Концепция «ядра» оказывается важной для понимания норм старообрядчества как цельной системы мировоззрения. Примечательно, что современные старообрядцы, вдумываясь в культуру сохранения канонического и обрядового наследия, признают, что церковный раскол был вызван тем, что изменения зримых знаков церковной символики были восприняты как изменения ключевого кода, как изменения мировоззренческого ядра. «Очевидно, для сохранения системы, находящейся в неустойчивом положении, необходимо наличие чего-то совершенно незыблемого, вокруг которого происходила бы консолидация остальных составляющих системы, иначе она или трансформируется в другую или может погибнуть», — особо подчеркивает Апполинарий Дубинин, объясняя «живучесть» старообрядчества.

Ядро старообрядчества было сформировано задолго до XIX века. Со всей очевидностью можно предположить, что оно носило в первую очередь религиозный характер, экономические императивы, хозяйственная этика современного предпринимательства оставались внешними по отношению к этому ядру. Наоборот, активное включение в процесс модернизации приводило к размыванию ядра староверия, а, следовательно, приводило к тому, что купцы переходили в единоверие и православие либо к номинальному староверию. Более того, есть основания предполагать, что именно традиционное, православное в своей основе, мировоззрение не позволило староверам активно включиться в новый виток модернизации России на рубеже веков.

Отсутствие социальной однородности и усилившееся социальное расслоение внутри старообрядчества стало одной из причин относительного уменьшения роли староверов в экономике России конца XIX века. Понятно, что простой мастеровой и крупный заводовладелец, наделенный большой экономической властью, начетчик и преуспевающий торговец могли совершенно по-разномувоспринимать одни и те же события, иметь различные цели, либо расходиться друг с другом в методах их достижения. Приходится признать, что нередкосоциально-групповые интересы брали верх над идеей религиозного единства. Социальное положение часто определяло степень религиозного неприятия мира. Умеренность была более характерна для староверов, занимающих более высокое социальное положение. Третье поколение купцов уже охотно принимало нормы, свойственные своему социальному слою. Такие светские развлечения как театр, скачки входили в обиход. Нередки были случаи получения образования за границей. Светская культура вытесняла религиозную. В этом состоит одно из противоречий взаимодействия религиозной и экономической жизни, на котором стоит остановиться подробнее.

Считается, что в становлении современного капитализма на Западе особую роль сыграла протестантская этика. Для осмысления противоречий и проблем, с которым столкнулось старообрядческое предпринимательство, особый интерес представляет понимание взаимодействия этики протестантизма и современного капитализма в интерпретации М. Вебера.

Для утверждения духа капитализма, согласно концепции М. Вебера, решающей была именнорелигиозно-нравственная мотивация носителей протестантизма. В своем исследовании М. Вебер пользуется термином «избирательное сродство»: «Ввиду невероятно сложного переплетения взаимосвязей между материальным базисом, формами социальной и политической организации и духовным содержанием эпохи Реформации приходится принять следующий метод: прежде всего надлежит установить, существует ли (и в каких пунктах) определенное «избирательное сродство» между известными формами религиозного верования и профессиональной этикой. Тем самым… выявится также тип и общая направленность того влияния, которое религиозное движение оказывало в силу подобного избирательного сродства на развитие материальной культуры».

Между экономикой и религией нет прямой связи, капитализм как хозяйственная система не является продуктом Реформации. Современной культуре и особенно хозяйственной этике свойственна рациональность. Протестантская этика, по мысли М. Вебера, представляет собой как чисто религиозное явление, так и еще один шаг по пути рационализации этических отношений. В результате стечения многих обстоятельств протестантская этика, вступив во взаимодействие с материальной культурой, образовала новое явление, «новое вещество» — рационалистический дух капитализма. В Новое время, как подчеркивает М. Вебер, «благочестивая скука рая не прельщает столь деятельные натуры, а религия представляется им лишь средством отвлечь людей от трудовой деятельности в этом мире». Более того, хотя на определенном этапе экономический успех был возведен протестантской этикой в религиозное призвание, настороженное отношение к богатству, к деньгам, к безличному взаимодействию людей сохраняется и в протестантизме. Сама религия теряет свои позиции. Религиозность улетучилась, осталась рациональность, которая, утеряв свой сакральный смысл, стала формальной. Капитализму не нужны религиозные опоры. Протестантизм без религиозности превращается в мировоззрение, где центральное место занимает формальная рациональность, рациональность «ни для чего», которая сама становится ценностью. Это движение в сторону калькулируемости и рационализации и составляет, по мысли М. Вебера, содержание всемирно-исторического процесса.

Не менее остро подобное противоречивое взаимодействие между экономикой и религией происходило и в рамках старообрядческого предпринимательства. Благодаря капиталам купцов общинам в прямом смысле удается выжить, перенести преследования. Фигура купца зачастую находится в центре не только материальной и организационной, но и духовной жизни общин. Однако все равно на определенном этапе встает необходимость выбора между светской экономикой и религией, между Богом и Мамоной, а компромисс в таких вопросах оборачивается, с одной стороны, «оскудением веры», с другой, — потерями в эффективности. Поэтому одни лишь формально сохраняют приверженность староверию, более молодое поколение переходит в единоверие и официальное православие; другие — отказываются от выгодных предприятий, сохраняя традиционный и размеренный уклад жизни, частью которого является предпринимательская деятельность. Оба процесса вместе приводят к ослаблению старообрядческого предпринимательства.

Бурный рост кредитно-финансовой сферы, ориентированной на государственные заказы и спекуляции, рост горнозаводской и металлургической промышленности, железнодорожное строительство проходили главным образом без участия староверов. Тип осторожных и медлительных деловых людей, которые живут в согласии с совестью и «решения принимают не сразу, а, выжидая, но раз оно принято, гнут линию упорно и тягуче, несмотря на неудачи», по образному выражению Вл. Рябушинского, «умирал» в гнилой и заплесневелой атмосфере Петербурга. Этот тип «русского мужика», который чувствовал себя в Москве первым человеком, терялся в столичных банковских и чиновничьих кругах и вытеснялся «иноверцами» и «инородцами».

К началу XX века деловую элиту России составляли предприниматели с другими религиозным мировоззрением и этническим происхождением. Значительное число крупнейших дельцов являлись иностранцами либо представителями еврейского предпринимательства. Петербургский деловой стиль с его ориентацией на централизованные решения был чужд старообрядцам. Они были более способны к самоорганизации, к движению снизу, которого так не хватало рыночной экономике России. Старообрядцы не теряли своего стержня, не отказывались от исконной, самобытной русской жизни, представляли силу не для насильственной, а для органичной модернизации России.

В этой связи характерна самооценка участия старообрядцев в мирских делах. «Старообрядчество и мирская жизнь» — так называется глава, которую посвящает этой проблематике Иван Акимович Кириллов в книге «Правда старой веры», впервые изданной в 1916 г. «При победе «незримой империи» Святая Русь неминуемо превратится в «северо-восточное анонимноеторгово-промышленное акционерное общество» — таков неутешительный вердикт старообрядца, который являлся очевидцем изменений тех лет.

В последней трети XIX века активную промышленную политику проводит государство, с которым у староверов всегда были сложные отношения (постоянная угроза новых гонений и использование коррупции среди чиновников), на российском рынке все более активную роль начинают играть иностранные предприниматели и иностранный капитал, все шире развиваются формальное право, акционерные формы собственности и банковский сектор. Те ресурсы и относительные преимущества социальных норм староверов уже не могли быть задействованы в наиболее стремительно развивающихся отраслях хозяйства. Конечно, староверы сохраняют свои позиции, но развитие происходит меньшими темпами по отношению к самым динамичным отраслям таким как добыча полезных ископаемых, железнодорожное строительство, химическая промышленность, кредитный сектор. Как показано в Табл., те же самые характерные черты могли даже препятствовать новому витку секулярного развития экономики.

Таблица: «Социальные нормы: преимущества и недостатки».

Трудолюбие способствовало высокой производительности труда и самоорганизации, но могло препятствовать заимствованию трудосберегающих капиталоемких технологий. Бережливость, полагание на собственные силы давали возможность быстрее накапливать капитал, но в какой-то степени являлись альтернативой участию в банковских операциях и привлечении иностранного капитала. Доверие среди единоверцев предоставляло возможность опираться в экономических отношениях на неформальные правила, получать беспроцентный кредит, обмениваться информацией, но в тоже время заставляло с опаской относиться к новым безличным институтам рыночного механизма, когда не доверие к человеку или общине ставилось в центр, а цена и формальное, закрепленное в законе, право. Тесные связи в семейных и общинных отношениях позволяли экономить на транзакционных издержках в торговле и предпринимательстве, но могли приводить к замкнутости и нежеланию участвовать в государственных и заграничных проектах.

Предприниматели-старообрядцы в охранении традиции осознавали свое предназначение, в бережном отношении к заветам предков видели путь к спасению. Консерватизм в духовной сфере способствовал новаторству в социальной и экономической жизни. Трудолюбие, бережливость, конфессиональная взаимовыручка и взаимопомощь отличали старообрядца от остального населения. Эти качества помогли в создании новых институтов в организации торговли и промышленности в первой половине XIX века, когда внешние обстоятельства (технология, тариф) делали текстильную промышленность сверхприбыльной. Нововведения, как правило, не выходили за рамки традиционного уклада, что обеспечивало им стабильность и надежность. В целом, старообрядческое предпринимательство представляет собой яркий пример того, как в России осуществлялся консервативный проект экономической модернизации.

Тем не менее, в отличие от протестантизма старообрядческий проект модернизации не стал доминирующим. Его потенциал имел внешние ограничения — правительство постоянно вело борьбу со старой верой. Но, что самое важное, у консервативного проекта, постороенного на религии, есть существенные внутренние ограничения. Любые новации должны соответствовать ценностям, которые не подлежат изменениям. Кроме того, экономическая эффективность требует постоянных изменений, которые могут вступать в противоречие с внутренними установками. Важно, что и в рамках «протестантского проекта» наблюдался конфликт между экономическими и религиозными ценностями. В какой-то степени, нереализованность старообрядческого проекта модернизации свидетельствует о сохранении религиозной целостности.

Данила Расков, к.э.н.