Историческая эквилибристика первого историка Сибири

Или о том, как писалась российская история немцами в части, касающейся освоения Сибири

Об этом я невольно узнал, занимаясь поиском своих предков, которые в XIX веке проживали в Тобольске.

Просматривая историко-краеведческие Интернет публикации и копии документов меня поразило следующее.

Из традиционной истории известно, что в 1733-1743 первый историк Сибири немец Г.Ф. Миллер (28 лет от роду) в составе академического отряда 2-ой Камчатской экспедиции объездил главнейшие пункты Западной и Восточной Сибири и тщательно перерыл местные архивы, открыв, сибирскую летопись Ремезова. За 10лет он проехал 31 362 верст, посетив Екатеринбург, Тобольск, Тару, Омск, Железинскую и Усть-Каменогорскую крепости, Колыванские заводы, Кузнецк, Томск, Енисейск, Красноярск, Канск, Удинск, Иркутск, Селенгинск, Кяхту, Читу, Нерчинск, Иркутск-Илимск, Усть-Куту и Якутск. Примечательно, Императрица Елизавета Петровна лично знала Миллера, и, по его же словам, оказала много содействия ему при отправлении в экспедицию.

Ниже на основе краеведческих материалов приведу несколько свидетельств о результатах «тщательного перерытия местных архивов» Г.Ф. Миллером.

«Местные органы Сибири, напр. в Тобольске в 1734 г. и в Якутске в 1736 г., разрешали Миллеру брать на дом не только отдельные документы, но и весь архив (якутский) перевозить на квартиру экспедиции».

«В 1734 году Г.Ф. Миллер, по пути в Иркутск, посещает Томск, где оставляет свои анкеты и знакомится с некоторыми старыми историческими документами... Для более долгой работы в Томске он останавливается на обратном пути в 1740 году. О ценности сведений, собранных Миллером в Томском уезде, говорит тот факт, что во многом они были единственными источниками по истории освоения Верхнего Приобья, так как многие старые исторические документы пропали. Об этом факте упоминает и сам Миллер. Согласно «Русскому вестнику» (1881 г.) ко времени его второго приезда, он не нашел «старых и древних исторических документов», только текущие канцелярские дела последних годов.

Миллеру было сказано, что архивные документы сгорели. Между тем. Томские архивы, как свидетельствуют томские старожилы, были уничтожены, утоплены в Томи, местным воеводой до второго приезда Миллера в Томск».

«В 1739 г. Г. Ф. Миллер прибыл в Туруханск летом и провел там месяц. В каком виде он застал архив Старой Мангазеи неизвестно. С сохранившихся документов Миллер и его помощники сняли копии 146 документов... Сам Мангазейский архив разделил судьбу Березовского. К концу 19 в., когда впервые после Г. Ф. Миллера появились исследования по русской колонизации Сибири, Мангазейского архива уже не существовало. Время и обстоятельства его гибели неизвестны».

«В 1740 г. Г. Ф. Миллер прибыл в Березов. По его указаниям были сделаны копии со 140 документов... К сожалению, судьба местных сибирских архивов оказалась печальной. Что случилось с Березовским архивом в 18-19 вв., после работы в нем Миллера, неизвестно».

«Документов первых лет существования Кузнецкого острога не было уже в сентябре 1734 г., когда в Кузнецк приехал Г.Ф.Миллер... За 5 лет до этого, в ночь с 1 на 2 марта 1729 г., полностью сгорела Кузнецкая канцелярия, с находившимся в ней городским архивом. По его словам «все же большая их часть была спасена», однако, «самые старые рукописи, которые еще имеются в наличии, относятся к 7131 или 1623 году». Надежные источники по самому раннему этапу освоения Кузнецкого уезда у Миллера появились только после его работы в Томском архиве в 1734 и 1740 гг».

Последняя цитата показательна. По признанию самого немца получается, что архивные документы аккурат с конца смуты и далее имеются, а более ранние исчезли. Традиционные историки, если их припереть этими вопиющими фактами, предпочитают уходить от ответа или, в лучшем случае, признаются, что приходится десятилетиями проводить восстановительную работу после «изысканий», проделанных Г.Ф.Миллером, объясняя тем, что делал он это в угоду немке Императрице.

Однако, признавая его исследовательскую нечистоплотность, историки почему-то не задаются вопросом, а не было ли наследие Ломоносова, которое он опубликовал после смерти ученого, также подвергнуто «творческой» переработке?

Вот такая историческая эквилибристика.