Мамы высоких технологий...

До недавнего времени даже мысль о том, чтобы забеременеть после пересадки почки, казалась безумной. Первый такой случай произошел у нас в 1980–х. Тогда врачи, да и сама будущая мама, Зоя Кисель–Леонова, об интересном положении узнали, когда прерывать беременность было уже поздно. Родился здоровый мальчик, которого назвали в честь хирурга, проводившего Зое трансплантацию, — легендарного Николая Савченко. А сегодня у нас — бэби–бум: за последние три года родились 7 малышей у женщин, перенесших пересадку почки. Еще 4 семьи сейчас находятся в счастливом ожидании. И врачи беременности своих пациенток ведут уже осознанно.

 

 

У минчанки Людмилы Кудряшовой, повторившей подвиг материнства Зои, вся жизнь нынче крутится вокруг дочери. Настасье скоро 6 лет. Задорная, непоседливая, с косой до пояса.

 

— Как можно было отказаться от такого чуда? — вспоминает Людмила бесконечные консилиумы, на которых врачи предупреждали ее о всевозможных последствиях. О том, что беременность — это большая нагрузка на почки, а у нее она и так одна, и то — чужая, и дана ей, чтобы жить, а не рожать. Что на это ответить? Людмила лишь улыбалась. В 14 лет врачи поставили неутешительный диагноз — хронический гломерулонефрит. Через 10 лет безуспешной борьбы с болезнью почки отказали и гемодиализ стал образом жизни. В 27 лет Людмиле сделали пересадку. День–два — и почка заработала. 

 

Первое время, конечно, было даже страшно жить, постоянно прислушиваясь к своим ощущениям и опасаясь любого чиха: лекарства подавляли иммунную систему, чтобы она не «атаковала» чужую почку, а любая инфекция могла «активировать» защитные функции организма. По статистике, через три года после трансплантации 20 из 100 прооперированных пациентов вынуждены вернуться на диализ... Дальше риск отторжения не столь высокий. И мысли о плохом отходят в сторонку, уступая место планам на будущее. Поэтому, когда через 7 лет Людмила узнала, что беременна, даже не сомневалась:

 

— Конечно, я понимала, что риск есть, и боялась. На протяжении всей беременности дрожащей рукой брала листки с результатами анализов: когда болеешь столько лет, уже приблизительно знаешь, в какие рамки показателей ты должен вписаться. Но внутри было ощущение, что все будет хорошо.

 

С рождением дочки жизнь не только обрела особый смысл, но и повысила ответственность мамы за свое здоровье, которое во что бы то ни стало хочется сохранить как можно дольше. Дочка, к счастью, не знает, что такое больницы, и мамина главная мечта — чтобы никогда и не узнала. С бабушкой стараются закалять ее, укреплять иммунитет, развивать, уже с 4 лет отдали на фигурное катание, на фитнес.

 

— А еще я очень быстро бегаю, смотрите, — откладывает в сторонку карандаши и проносится мимо нас вихрем Настя. Энергии столько, что, как говорит Людмила, «по ней физкультурный институт плачет, не девочка, а энерджайзер».

 

 

У Юлии Кликс из Гродно ситуация была еще сложнее: инсулинозависимый сахарный диабет подтачивал здоровье с 5 лет, дал осложнение на почки и уже к 21 году полностью поставил в зависимость от аппарата искусственной почки. Но Юля уже привыкла, что жизнь — это борьба. Болезнь вошла в привычку. Жизнь по часам: пять уколов каждый день, строгая диета, контроль сахара. Тем временем она окончила педколледж, поступила в университет, устроилась на работу воспитателем в школу глухих, вышла замуж, стала мечтать о ребенке. Даже когда из свадебного путешествия вернулась с воспалением легких (тогда–то почки и отказали) и жизнь буквально повисла на волоске, верила: все сбудется. Мама подарила дочери вторую жизнь, отдав свою почку... И Юля продолжала строить планы, ложась на операционный стол с вопросом, когда можно будет забеременеть. Врачи обнадежили: через 2 года при условии, что почка будет работать идеально и сахар будет в норме... Через 2 года и 2 дня она уже родила первенца.

 

— Я до последнего боялась маме признаться, — вспоминает Юля. — Ведь она дважды дала мне жизнь, которой я так легко распоряжалась. У мамы, конечно, были шок, слезы. Вроде и рада была, но понимала, что неизвестно, чем может все закончиться. Консилиуму врачей она сказала, что всю ответственность берет на себя. Что творилось у нее в душе — одному богу известно.

 

Большую часть беременности Юля провела в больнице под неусыпным контролем эндокринологов, нефрологов, акушеров–гинекологов. Ежедневные анализы, каждую неделю УЗИ, контролировать приходилось десятки показателей, от уровня гликемии до концентрации лекарств в крови. На 26–й неделе стало подниматься давление. По словам акушеров, это первый уязвимый момент, когда увеличивается объем циркулирующей крови и нагрузка на почки возрастает практически в 1,5 — 2 раза. Чем дальше, тем выше. Несколько раз Юлю переводили в реанимацию. В 32 недели решили делать кесарево: тянуть дальше опасно. Ребенок родился весом 2.110 и ростом 44 см. Нормально дышал, ел, так что к вечеру того же дня из реанимации его перевели в отделение для недоношенных. А вот мама встала только на вторые сутки, в реанимации провела неделю...

 

Сегодня Юля, глядя на сына, признается, что, если вернуться назад, поступила бы так же. Тогда, перед операцией, врачи предлагали кардинальный метод предохранения в дальнейшем, но Юля ответила: «Я к вам еще второй раз приеду». Правда, сегодня решиться на такой шаг сложнее. С появлением малыша приходит понимание, что твоя жизнь принадлежит уже не только тебе. Ване сегодня 4, растет крепким и здоровым, не доставляя никаких хлопот родителям. А Юля получила диплом педуниверситета и, выйдя из декретного, устроилась дефектологом в детском саду, с интересом погрузившись в работу с «особенными» детьми...

 

 

То, что женщины сегодня рожают с пересаженной почкой, — это не столько их рискованное желание, сколько достижение самой технологии пересадки. Заведующий отделом нефрологии, почечно–заместительной терапии и трансплантации почки РНПЦ трансплантации органов и тканей Олег Калачик вспоминает, что еще лет 15 назад эта операция была настолько сложной и травматичной, что пациент после нее восстанавливался месяцами. А сегодня пересадка проводится за 2 — 2,5 часа и с минимальной кровопотерей. И молодые девушки чуть ли не на второй день уже спрашивают, когда можно думать о ребенке. Медики этот шанс им дают, но абсолютного благополучия не обещают. Да, у нас пока стопроцентно успешный результат. Но ведь 10 случаев — это не показатель.

 

— По американской статистике (а у них самая большая база данных: почти 1.200 женщин, родивших после трансплантации органов более 2 тысяч детей), риск отторжения во время беременности — около 2 процентов и 6 процентов — вероятность того, что в течение двух лет после родов женщина может потерять почечный трансплантат и вернуться на диализ, — приводит международный опыт Олег Калачик. — Но это те риски, которые можно просчитать заранее и на которые женщины порой идут вопреки предостережениям врачей. Идеальная ситуация для беременности — от 2 до 5 лет после трансплантации, без единого эпизода отторжения почки. Тогда риски минимальны. По нашим наблюдениям, трансплантат во время беременности даже улучшает свою работу. Гормон прогестерон способствует расслаблению и расширению сосудов, почечный кровоток улучшается и уровень шлаков в крови у наших пациенток становится даже ниже, чем до беременности. И после родов никаких ухудшений не было. Риски для будущего ребенка тоже сведены до минимума. Самые опасные сроки — со 2–й по 9–ю неделю, когда формируются основные пороки у плода. Задача нефролога — подобрать такие медикаменты, чтобы в этот срок свести до минимума возможное воздействие на плод. Сегодня у нас в арсенале как минимум 4 лекарства, которые пациенты вынуждены принимать, чтобы у них не отторгся трансплантат, и которые не оказывают какого–либо доказанного вреда на ребенка.

 

Счастливые родители даже обращались с вопросом, можно ли им иметь второго ребенка. Но врачи пока настаивают на том, что это все же колоссальная нагрузка на организм, и так подточенный болезнью, выдержит ли трансплантат ее дважды — неизвестно. Пока эта возможность предоставляется женщине один раз в жизни. Но мировой опыт говорит, что это не предел. Абсолютный рекорд принадлежит американке, которая с пересаженной почкой родила пятерых.

 

 

С 1970 года у нас выполнено более 1.700 трансплантаций, сейчас около 700 пациентов живут с пересаженной почкой. 14 женщин уже после операции стали мамами. В среднем почка от живого донора работает 17 лет, от умершего — 10. Ни один врач не может сказать, как долго проработает трансплантат, но есть пациентка, которой и спустя 30 лет чужой орган исправно служил, а другая за свои 34 года перенесла уже три пересадки.