Стамбульский кульбит

Издержки исламизации привели Турцию к гражданскому противостоянию

К написанию этой статьи меня побудил комментарий одного из читателей в интернете. «Вот как надо бунтовать! — восхитился он уличными беспорядками в Турции. — Если бы в Украине народ вышел на улицы с таким же рвением, мы бы показали власти!». Подобные отклики появляются и в России. Там сравнивают тихое бульканье оппозиционной Болотной площади в Москве год назад с нынешним шумом и дымом на площади Таксим в Стамбуле, обернувшимися уже несколькими трупами, и тоже захлебываются от восторга перед картинным турецким «опытом».

Между тем вывод из случившегося в древнем городе на Босфоре, на мой взгляд, напрашивается совсем иной: вот как НЕ НАДО подавлять мирные акции недовольства, превращая их из акции протеста в революцию. Да, некогда русский философ Константин Леонтьев сказал о бунтах: «Пусть они будут, но чтобы их усмиряли». Но сказано это было в XIX веке. В других исторических условиях. Ныне же искусство управления состоит в том, чтобы ПРЕДОТВРАЩАТЬ выступления, а не усмирять их силой оружия. Даже такого «гуманного», как дубинки и слезоточивый газ.

ДЕЛО НЕ В СКВЕРЕ.

Нынешний премьер-министр Турции решил пойти другим путем. И хотя многие возразят, что Восток ценит только силу, даже у него был выбор. Ведь Турция — это особый Восток. Самый европеизированный, какой только можно представить. Как и Украина, эта страна всегда разрывалась между Европой и Азией, традициями и попытками модернизации.

Стамбул — прекрасный современный город. С трамваями и метро, как в Германии. С развлекательными программами по ТВ, где полно полуобнаженного тела. С девушками в хиджабах. И девушками в джинсах. С рекламой, отличным аэропортом, новыми автомобилями. И возможностью прилететь туда без визы. Лично мне будет очень жалко, если он превратится в арену для уличных схваток и бесконечных газовых атак.

Причина восстания против «умеренного исламиста» Эрдогана не только в том, что он запретил год назад целоваться на улицах и ограничил продажу алкоголя. И даже не в решении правительства вырубить сквер в центре города. Она еще и во внешней политике, которую тот проводит. Премьер-министр поставил Турцию на грань войны с Сирией. А вот этого турки, служащие 18 месяцев в обычной призывной армии, отнюдь не хотят. Один из моих турецких знакомых прокомментировал ситуацию так: «Понимаешь, Эрдоган делает то, что ему говорит Америка. Зачем нам война? У нас всегда были с Сирией прекрасные отношения. Что хорошего вышло из того, что США вторглись в Ирак? Разве там мир? Сколько людей погибло».

Уверен, официальные турецкие лица будут возражать против такой трактовки. Но даже если это не так и Эрдоган действует только по собственному почину, во что лично я не верю, многие простые турки именно американским влиянием объясняют странный антисирийский курс своего правительства. С этим ничего не поделаешь. Есть такое мнение, и оно стихийно расходится по стране вместе с техническим прогрессом и новыми информационными технологиями. Прессу Турции не назовешь свободной. За острую публикацию тут можно просто попасть за решетку. Но страна сидит в соцсетях. Поток информации все равно не остановить. Ни слезоточивым газом, ни полицейскими дубинками. Как сказал некогда создатель современной Турции Мустафа Кемаль Ататюрк, которого так не любит Эрдоган: «Идеи не могут быть убиты насилием, ружьем или пушкой». Если раньше в провинции люди слушались своих шейхов, теперь они слушаются интернета.

УШКИ АМЕРИКИ.

«Арабская весна», уничтожившая светские режимы в Ливии, Египте и вызвавшая гражданскую войну в Сирии, на руку только евроатлантистам. Моральная и материальная поддержка, которую оказывают США сирийским повстанцам — очевидна. Свержение Каддафи началось бомбардировками с французского авианосца. Зачем же англо-американцы поддерживают радикальных исламистов, которых они же обвиняют в мировом терроре?

Для меня ответ очевиден: таким образом нынешние владыки мира отбрасывают мусульманские страны в пучину средневековья, чтобы не дать им подняться и контролировать их природные ресурсы. А опыт доэрдогановской Турции показывает, что мусульманская страна может вполне органично приобщиться к европейской цивилизации. Значит, и тут нужно сделать ставку на ультраконсерватора. Пусть продемонстрирует Европе, что строчка Киплинга «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им не сойтись» — по-прежнему актуальна. Пусть ударит дубинками по тем стамбульцам, которые искренне считают себя европейцами. Мусульманами, но цивилизованными культурными людьми, ценящими свободу слова и право гражданина на мирный протест.

НАСЛЕДИЕ АТАТЮРКА.

Историю Турции грубо можно разделить на две эпохи — до и после Ататюрка. В переводе, его псевдоним означает «отец турок». Он пришел к власти в результате восстания в 1918 году после проигранной Первой мировой войны. До него Турция — многонациональная империя, повелитель которой считался религиозным лидером мусульман-суннитов — халифом. После него — национальная светская страна.

Ататюрк ввел латинский шрифт, облегчивший изучение европейских языков, и снял с лиц турецких женщин чадру, предоставив им равные права с мужчинами. По большому счету, он сам создал из себя первого турка. В старой султанской Турции правящий слой называл себя «османами» — по имени основателя династии. Слово «турок» считалось пренебрежительной кличкой для простонародья. Мустафа Кемаль  — человек загадочного происхождения (по одной из версий, албанец — по отцу и славянин-македонец — по матери) превратил это определение в официальное название граждан страны.

Герой нескольких войн, благодаря которому Турции удалось отстоять от англичан Дарданеллы, он мог позволить многое, что недоступно нынешнему премьер-министру. На правах победителя и непререкаемого авторитета. К тому же зовущего не в прошлое, в «великий век» султанов, к которому уже не вернуться, а в БУДУЩЕЕ по европейскому образцу. Сегодня критики Ататюрка говорят, что он был пьяницей и вел распутный образ жизни. Первый президент Турции действительно употреблял алкоголь, не сдерживая себя, и умер от цирроза печени. Но, как говорится, ценят его не за это.    

СОЮЗНИК КРАСНОЙ РОССИИ.

Мустафе Кемалю удалось решить важнейшую геополитическую проблему, из-за которой разразилось несколько эпохальных войн — в том числе Крымская и Первая мировая, — так называемый Восточный вопрос, связанный с режимом Черноморских проливов. Он понял: если не урегулировать эту проблему с Россией, предоставив ей свободный выход в Средиземное море, две страны будут постоянно сталкиваться в вооруженных конфликтах.

В 1936 году в швейцарском городе Монтре была подписана конвенция о статусе Босфора и Дарданелл. Согласно ей, страны Черноморского бассейна могут проводить через проливы в мирное время неограниченное количество военных судов. Что же касается всех остальных стран, то их право ограничивается ежегодным лимитом в 30 тысяч тонн. Грубо говоря, Британия, Италия или Франция могли ввести в Черное море не больше двух тяжелых крейсеров. Или один старый линкор. Все с этим согласились. Эта конвенция до нынешнего дня обеспечивает мир в регионе Черного моря и фактическую целостность Турции.

Принять судьбоносное решение Ататюрку помогло то, что на заре своего революционного пути он был фактическим союзником красной России. В послании Ленину 26 апреля 1920 года будущий «отец турок» писал: «Мы принимаем на себя обязательство соединить всю нашу работу и все наши военные операции с российскими большевиками, имеющими целью борьбу с империалистическими правительствами и освобождение всех угнетенных из-под их власти».

Советское правительство только в 1921 году, когда он вел войну с греками, направило для поддержки Мустафы Кемаля 10 млн золотых рублей, 54 орудия, 129 тысяч снарядов, 33 тысячи винтовок, около 58 млн патронов, 327 пулеметов, 1,5 тысячи сабель, 20 тысяч противогазов и два морских истребителя. Эти «вложения» с лихвой окупились через пятнадцать лет в Монтре.

СУЛТАНЫ-ГОРЕ-РЕФОРМА­ТОРЫ.

Что бы ни говорили об Ататюрке его нынешние критики, ему удалось то, что на протяжении всего XIX столетия (целый век пара и прогресса!) ставило в тупик последних султанов. В1807 г. в результате янычарского мятежа был свергнут с престола и вскоре убит Селим III, попытавшийся реформировать армию по западному образцу и одеть ее в европейские мундиры. «Я хотел сделать своих подданных счастливыми, но народ раздражен против меня», — сказал он, оставляя престол.

Султан Махмуд II открыл первую в Турции газету, разогнал корпус янычар, запретил ношение тюрбана и первым начал носить европейскую одежду, подавая пример подданным. Его приказ отчеканить монеты со своим изображением и повесить портреты султана в казармах казался страшным кощунством — ведь шариат запрещал изображать человеческое лицо. Махмуд умер, не понятый большинством соотечественников в1839 г. от той же болезни, что впоследствии и Мустафа Кемаль. Цирроз печени свел его в могилу. «Падишах-гяур, неужели ты не насытился своими мерзостями? Ты разрушаешь ислам!» — крикнул ему однажды дервиш-правдоруб, когда султан переезжал Галатский мост. Дервиш был тут же казнен европеизатором. Но слова эти более чем красноречиво свидетельствуют о реакции турецкого общества на первые попытки вестернизации.

Абдул-Азиз, вступив на престол в1861 г., окружил себя либералами и даже упразднил гарем, заявив, что будет жить только с одной женой. Но не выдержал характера и вскоре тот же гарем восстановил, доведя количество женщин в нем до 900! Запутавшись в финансовых проблемах, он попал в зависимость от западных банкиров и был тихо зарезан заговорщиками в1876 г., утверждавшими, что султан сам вскрыл себе вены на руках от отчаяния.

Красавец Абдул-Хамид II в том же 1876-м даже ввел конституцию, провозгласил свободу печати и созвал первый турецкий парламент, а меньше чем через два года все это отменил, словно ничего и не было. И вернулся к привычному деспотизму, возложив дела управления на тайную полицию. В общем, прогресс шел туго и оставил память о себе в основном в виде чудесного дворца Долмабахче на берегу Босфора, построенного в середине XIX века султаном Абдул-Меджидом I в стиле эклектики, где западные барокко и классицизм смешались с восточной архитектурой. Именно в этом дворце суждено было скончаться в 1938 году Ататюрку — кровать его, покрытую красным турецким знаменем с полумесяцем, и сегодня показывают посетителям. Вполне символическая смерть — в месте, где словно слились воедино две Турции — прозападная и провосточная.

Кульбит — это переворот через голову с опорой на руки. Время от времени Турция делает такой акробатический трюк, пытаясь приблизиться к Европе. Сегодня ей хочется таким образом стряхнуть с себя надоевшего Эрдогана. Посмотрим, что выйдет в результате. Но, в любом случае, устоит ли премьер-министр, смягчит ли свой режим или будет заменен другим политиком — помощь сирийским повстанцам будет ослаблена. Внутренний взрыв в раздвоенной Турции отстрочит ее попытки стать региональной супердержавой.

Большая игра США заключалась в том, чтобы с помощью Эрдогана привести к  власти в Сирии ультраисламистов, лишить Россию военно-морской базы на сирийском побережье Средиземного моря, а в идеале — пересмотреть результаты конвенции в Монтре и закупорить горлышко черноморской бутылки. Внезапный турецкий кульбит всему этому помешал.