Нерусские народы СССР в боевых действиях Второй мировой войны в противоборствующих армиях.

(сравнительный анализ)

Одним из самых сложных и дискутируемых во­просов Второй мировой войны является проблема сотрудничества советских граждан с оккупацион­ным режимом. Спорными являются и численность военнопленных, и количество коллаборационистов и т.д. Довольно часто в зарубежной и в отечествен­ной литературе обращается внимание на большое количество советских граждан, воевавших на стороне Германии.

Для того чтобы провести корректное сравнение эффективности деятельности советского и герман­ского правительств по привлечению представителей нацменьшинств к военной службе, как нам представ­ляется, необходимо четко определить параметры этой эффективности. На наш взгляд, нельзя смешивать воинские части действующей армии и подразделения других силовых ведомств, в первую очередь внутрен­них дел. Хотя подразделения полиции и милиции могут и принимают при необходимости участие в боях с противником, но все-таки их основной за­дачей является поддержание порядка и безопасности внутри государства, а не борьба с внешним врагом. Следовательно, их участие в вооруженной борьбе необходимо рассматривать отдельно.

Кроме того, при анализе роли, которую сыграли национальные формирования в годы войны, нужно учитывать, что многие из них так и не были созданы, а многие хотя и были укомплектованы, однако участия в боевых действиях не принимали и были распущены по тем или иным причинам.

Всего в годы войны в Красной армии создавалось 17 отдельных национальных стрелковых бригад (осбр) общей численностью около 70 тыс. чел.; 23 кавалерийские дивизии, насчитывавшие около 85 тыс. бойцов; а также 24 стрелковые дивизии, имевшие порядка 200 тыс. красноармейцев. Учитывая, что в соединениях, принимавших участие в боевых дей­ствиях, личный состав сменился в среднем четыре раза, можно полагать, что через все боевые националь­ные части и соединения прошло около 450– 500 тыс. чел. (объясняется это тем, что большинство кавказских и среднеазиатских национальных формирований после больших потерь в 1942–1943 гг. пополнялись бойцами экстерриториально, т.е. без учета их нацио­нальной принадлежности).

Не все эти национальные формирования были укомплектованы окончательно. Большинство сред­неазиатских национальных частей (две казахские, пять узбекских, одна таджикская, две киргизские, две туркменские кавалерийские дивизии и две таджик­ские, одна туркменская, шесть узбекских стрелковых бригад) были расформированы в 1942 г., не завершив своего формирования.

В боях участвовали 34 национальных соединения и части (осбр) (107-я киргизская, 110-я калмыцкая, 112-я башкирская, 115-я кабардино-балкарская кав­дивизии, 87-я туркменская, 90 и 94-я узбекские, 100 и 101-я казахские осбр и др.) с общим числом бойцов порядка 250–300 тыс. чел. [1, л. 1–4, 6, 8; 2, л. 4, 8, 9, 21, 24, 25, 29; 3, л. 1–3, 5, 7, 42; 4, л. 20, 21; 5, л. 3, 5, 7, 8, 12, 13, 24, 33, 50, 51].

Национальная особенность данных формирований быстро сходила на нет, так как в ходе ожесточенных боевых действий шел процесс быстрого выбытияличного состава (смерть, ранения и т.д.), а новые по­полнения давали солдат различных национальностей. Например, 101-я (казахская) осбр входила в состав 39-й армии. Участвовала в боях с 25 ноября 1942 г. по 22 января 1943 г., в ходе которых потеряла 744 чел. убитыми, 2544 ранеными, 113 пропавшими без вести [3, л. 5, 7, 14].

Поэтому уже весной 1943 г., после очередного по­полнения, 101-я осбр потеряла свою национальную «окраску» из-за большого выбытия личного состава казахской национальности. На 1 апреля 1943 г. бойцы-казахи составляли только 20% всего личного состава дивизии, а к началу 1944 г. их численность в соедине­нии уменьшилась еще в два раза [3, л. 1–3, 42].

С другой стороны, довольно часто в формиро­ваниях, не носивших название национальных, был значительный процент бойцов – представителей той или иной национальности. Так, 2650 призывников Азербайджана были направлены в 24-ю кавалерий­скую дивизию (кд), составив большинство ее личного состава [6, л. 22].

В декабре 1941 г. началось формирование в Чкалов­ской области 195-й стрелковой дивизии (сд). Дивизия была смешанной по составу, формировалась не как национальная, т.е. не комплектовалась национальным военным комиссариатом, но по этническому составу примерно половина личного состава были казахами [7, л. 1, 2].

После ожесточенных боев лета 1942 г. в составе 60-й армии дивизия потеряла больше половины своего состава и была доукомплектована русскими, украин­цами и представителями других национальностей, окончательно потеряв основной первоначальный на­циональный контингент [7, л. 58, 64, 78].

196-я стрелковая дивизия была также сфор­мирована в декабре 1941 г. в Чкаловской области по директиве Ставки верховного главнокомандования. Рядовой личный состав на 80% был укомплектован казахами старших возрастов, впервые призванными в армию.

Дивизия вошла в состав 7-й армии (переимено­ванной впоследствии в 62-ю армию) и вела бои под Сталинградом с 9 июля по 11 сентября 1942 г. Общие потери дивизии в ходе этих боев составили более 13 тыс. чел. 15 августа остатки дивизии в количестве 1560 чел. сосредоточились на станции Прудбой и при­няли пополнение [8, л. 4, 7, 13, 14]. Национальный состав формирования претерпел кардинальные изменения, и дивизия даже отдаленно не напоминала национальную часть [8, л. 5, 6].

Анализ национального состава войск Крымского фронта весной 1942 г. позволяет сделать вывод, что в 51-й армии около половины ее бойцов являлись пред­ставителями нерусской и неукраинской национально­стей. А на всем фронте из 137 тыс. военнослужащих доля представителей только закавказских националь­ностей составляла 35%, а доля собственно русских военнослужащих едва достигала 40% [9, л. 8].

Значительную часть боевых действий против ок­купантов вели советские партизаны. В партизанском движении национальных регионов только в 1944 г. принимало участие 400 тыс. чел., из них 373 тыс. в Белоруссии. Существовала даже Особая белорусская партизанская бригада [10, л. 58]. Конечно, среди партизан на территориях союзных и автономных республик было большое количество русских по национальности, процентное соотноше­ние которых точно определить проблематично. В то же время участие жителей, представителей местных национальностей в партизанском движении против оккупантов также, несомненно, было значитель­ным.

Приступив к созданию национальных частей летом 1941 г., советское руководство быстро поняло бес­перспективность этого направления, и к лету 1942 г. данный этап был в целом завершен. Новые националь­ные части не создавались, а созданные превращались в многонациональные (кроме прибалтийских). Сме­шанные по национальному составу формирования оказались более устойчивы и действовали эффектив­нее, чем чисто национальные. Так, в Башкирской АССР за годы войны было призвано в армию 560 тыс. чел., из которых около 223 тыс. чел. были башкирами по национальности. Здесь сформировали 6 стрелковых дивизий, 3 осбр, 11 от­дельных полков смешанного состава. Таким образом, одномоментно в армии находилось 80–100 тыс. жите­лей республики, а национальная часть была создана только одна – это 112-я кавалерийская дивизия, и в ее ряды попало 0,5% всех призывников Башкирии, или 3% всех нерусских жителей республики.

В Казахстане формировались 12 стрелковых, 4 кавалерийские дивизии, 4 осбр и другие части. Общее количество призывников за годы войны до­стигло 1 870 тыс. чел. [11, с. 168]. Одномоментно в армии, главным образом в смешанных по националь­ному составу формированиях, служило до 200 тысяч бойцов, в то время как в национальных соединениях было не больше 7,5% от общего числа призывников данной республики.

В Красной армии одновременно служили более миллиона бойцов украинской национальности, а всех представителей других национальных республик и областей – более 3 млн. Только в национальных формированиях в 1942 г. насчитывалось около 300 тысяч военнослужащих, что составляло примерно 10% всей численности нерусских бойцов, или 4–5% от общей численности военнослужащих в армии на тот период (подсчет наш. – Н.П.).

Всего же за годы войны в ряды Красной армии было привлечено 11–13 млн солдат из представителей коренных народов национальных республик. Германское руководство в этом вопросе имело по­тенциал не намного меньший, чем советские руково­дители. Только за 1941 г. немцам удалось взять в плен 3,9 млн советских бойцов, из которых за первый же год погибло около 2 млн. К концу лета 1942 г. немцы оккупировали территории преимущественно национальных республик, с численностью жителей от 60 до 80 млн чел., что составляло почти 40% всего населения Советского Союза.

Следовательно, Германия могла привлечь к службе в вермахте десятки миллионов советских граждан нерусской национальности.

Однако А. Гитлер, Г. Геринг, Й. Риббентроп были категорически против признания каких-либо прав нерусских народов СССР на самостоятельное национально-государственное строительство и тем более на формирование национальных частей. В годы войны эта позиция не менялась. Гитлеровская верхушка вынуждена была идти на уступки своим военным и ведомству Г. Гиммлера из-за давления обстоятельств, и в первую очередь огромных людских потерь на фронте. Некомплект в армии достигал в мае 1942 г. уже 965 тыс. чел. [12, с. 29].

Первой приступила к созданию национальных формирований германская армия. Национальные ча­сти вермахта формировались с конца 1941 г. до конца 1943 г. из представителей народов Кавказа, Средней Азии, Поволжья, т.е. из тех национальностей, чьи территории не были захвачены немецкими войсками, и, следовательно, они в силу объективных причин не могли быть многочисленными. Всем процессом формирования национальных легионов руководил с начала 1942 г. штаб командования восточными войсками [13, с. 7].

В 1941–1942 гг. германское руководство при­влекло к службе во всех видах военизированных формирований 750 тыс. чел., что составило 39% от всех военнопленных. Среди этих коллаборационистов около 100 тыс. чел. были сосредоточены в националь­ных легионах, или чуть более 13% от всех советских граждан, сотрудничавших с гитлеровцами [14, с. 213; 15, с. 22]. В то же время эти национальные формирова­ния составляли только 10% от всех нерусских военнопленных и 2,5% от общего состава вермахта, который насчитывал в то время около 4 млн солдат и офицеров. Все национальные формирования в немецкой армии не выросли больше батальона, насчитывали 500–800 чел. и не имели частей обеспечения – артил­лерии, связи, саперов и т.д., т.е. всего того, что делает формирование полноценной самостоятельной боевой единицей. 

Из почти 150 батальонов вермахта на фронт было послано менее половины национальных формирова­ний, около 30 тыс. чел., что составило только 0,75% от общей численности действующей на Восточном фронте немецкой армии. А остальные батальоны использовались в карательных целях, сражались с партизанами, т.е. они фактически выполняли по­лицейские функции. Так, в полосе действий групп армий «А» и «Б» в 1942 г. у немцев было использовано 25 восточных батальонов. Основная часть из них за­нималась тыловым охранением, а непосредственно на фронт попали только 15 батальонов [13, с. 9]. От общей же численности немцев в этом регионе (900 тыс. чел.) национальные формирования составляли не более 1–2%. А, к примеру, из 200 тыс. военноплен­ных представителей коренных народов Средней Азии в национальных легионах (26 батальонов) было около 20 тыс. чел., т.е. около 10% от молодых мужчин при­зывного возраста.

В набранных немцами восточных батальонах был чрезвычайно высок процент дезертиров. Так, 55% формирований из народов Поволжья были ликви­дированы самими немцами или же перешли на сто­рону Красной армии, а боевая ценность оставшихся была очень низкой, и поэтому в боевых действиях их никогда не использовали. Также неустойчивыми оказались легионы из представителей народов За­кавказья. Примерно четверть всех созданных национальных полевых батальонов и отправленных на фронт отказа­лись воевать на немецкой стороне [16, л. 11–14, 28–31; 17, с. 43, 44]. И это в условиях поражений Красной армии и ее отступления в 1942 г. Когда же советская сторона перехватила стратегическую инициативу, восточные батальоны (в том числе и национальные) были вообще сняты с Восточного фронта и перебро­шены на Запад.

Но и в Западной Европе, в условиях относительно спокойной службы и отсутствия напряженных боевых действий, национальные батальоны проявляли по­разительную неустойчивость и стремление покинуть ряды германских войск. К концу сентября 1944 г. немцы потеряли на Западе значительную часть своих восточных легионов. При этом более 90% всех этих потерь на Западе составили дезертиры и перебежчи­ки! В 1944 г. штаб формирований восточных войск был ликвидирован, а сами восточные батальоны переформированы в строительные подразделения [13, с. 12].

В 1943 г. другое германское ведомство – СС – приступило к созданию собственных национальных соединений. Это были четыре дивизии СС (14-я украинская, 15 и 19-я латышские и 20-я эстонская), созданные на базе полицейских формирований. Общее количество бойцов национальных войск СС достигло максимума в 1944 г. и составило около 70 тыс. чел. [18, с. 220, 222, 223, 225–228].

Прибалтийский регион вошел в состав СССР только за год до начала Великой Отечественной войны, т.е. был слабо советизирован. В течение почтивсей войны он находился под немецкой оккупацией, а Германскому руководству было проще использовать резервы призывников из той же полиции, из числа мобилизованной молодежи. Но немцы создали здесь во второй половине войны только две латышских и одну эстонскую дивизии СС. В то же время Красная армия с самого начала войны имела в своем составе две эстонских, одну латышскую дивизии, а затем еще одну латышскую и одну литовскую стрелковую дивизию. В эстонских формированиях СС в 1942 г. было около 15 тыс. военнослужащих в 1944 г., в Советской армии только в национальных дивизиях сражались 24 тыс. чел. К примеру, из литовцев немцам вообще не удалось сформировать ни одного крупного соеди­нения.

Таким образом, несмотря на достаточно внуши­тельную абсолютную численность национальных формирований из граждан СССР в германских вооруженных силах, их процентное соотношение как к общей численности вермахта, так и к количе­ству собственно нерусских народов, оказавшихся в распоряжении немецкого руководства, выглядит отнюдь не так впечатляюще. По крайней мере это процентное соотношение оказалось намного ниже, чем у Советской армии. Поэтому можно говорить о более высоком уровне эффективности советской национальной политики.

 

 Библиографический список:

1. Центральный архив министерства обороны (ЦАМО). – Ф. 3552. – Оп. 1. – Д. 1. 

 2. ЦАМО. – Ф. 3618. – Оп. 1. – Д. 6. 

 3. ЦАМО. – Ф. 1919. – Оп. 1. – Д. 1. 

 4. ЦАМО. – Ф. 224. – Оп. 763. – Д. 1. 

 5. ЦАМО. – Ф. 3624. – Оп. 1. – Д. 1. 

 6. ЦАМО. – Ф. 216. – Оп. 1144. – Д. 1. 

 7. ЦАМО. – Ф. 1453. – Оп. 1. – Д. 1. 

 8. ЦАМО. – Ф. 1455. – Оп. 1. – Д. 2. 

 9. ЦАМО. – Ф. 215. – Оп. 1185. – Д. 18. 

 10. Центральный государственный архив социально-политической истории (ЦГА СПИ). – Ф. 69. – Оп. 1. – Д. 19. 

 11. Абишев Г. Казахстан в защите социалистического Отечества. – Алма-Ата, 1969. 

 12. Мюллер-Гиллебрандт Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. – М., 1976. – Т. III. 

 13. Дробязко С.И. Вторая мировая война 1939–1945. Восточные легионы и казачьи части в вермахте. – М., 1999. 

 14. Николаевский Б. Пораженчество 1941–1945 года и генерал А.А. Власов // Новый журнал. – XVIII. – Нью-Йорк, 1948. 

 15. Толстой Н. Жертвы Ялты. – Париж, 1988. 

 16. ЦГА СПИ. – Ф. 17. – Оп. 125. – Д. 165. 

 17. Крикунов В.П. Под угрозой расстрела или по доброй воле? // Военно-исторический журнал. – 1994. – №6. 

 18. Уильямсон Г. СС – инструмент террора. – Смоленск, 1999. 

 

Н. В. ПОДПРЯНОВ