06.06.2013 04:00

Смертью смерть поправ...

На модерации Отложенный

Разговаривали с моим знакомым об Иисусе. Пишет:
— По современным меркам Иисус был бродяга, бомж, возомнивший себя Мессией. Иисус не создавал христианство, христианство создали ученики его учеников и апостол Павел, самого Христа, вероятнее всего, не видевший.

Да, он бродяжничал, но завлекал своими проповедями в соратники и ученики не бродяг каких-то опустившихся или бездельников:
«С того времени Иисус начал проповедовать и говорить: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное... Он увидел двух братьев: Симона, называемого Петром, и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы... И они тотчас, оставив сети, последовали за Ним».

Христианскую религию создавали уже после него. Но именно он дал ей начало. И основным моментом здесь было его, по сути дела, самоубийство, намеренное провоцирование фарисеев на то, чтобы его распяли.

— И чего он добился для себя своим самоубийством? Это разве умно?

Это очень большая тема. Изложу в кратком виде. Вот кто-то увлечён чем-то, каким-то делом, какой-то идеей. Например, учёный, который изобрёл лекарство против смертельной болезни. Или изобретатель, придумавший воздухоплавательный аппарат. Но им никто не верит. Чтобы доказать полезность, действенность своего изобретения врач заражает себя болезнью и на себе демонстрирует возможности лекарства, инженер сам садится за штурвал в свой аэроплан. Оба рискуют жизнью, но поступить иначе не могут — решается судьба того их дела, которому они посвятили свою жизнь. Им легче пойти на такой риск, чем видеть, что это их дело остаётся невостребованным. Правда, тут получалось так, что только в случае, если они оставались живы, подтверждалась бы их правота.

Рассуждаем далее. Все мы смертны. Многие из нас боятся смерти, не хотят её, им грустно от осознания конечности своей жизни. Кто-то от этого страха и грусти прячется уходом в религиозные верования, в то, что хотя он и умрёт, но ведь кроме физического тела есть ещё его душа, которая будет жить вечно, типа — в Царствии Небесном.

А кто-то сомневается, что есть это Царствие Небесное, или никто ему об этом не сказал, не знает он. Но зато он видит, что люди помнят каких-то известных личностей за какие-то их свершения — за сказания, поэмы, сочинённые ими, или за удачное царствование, в результате которого границы государства были расширены, столица новая выстроена и т.п. Или за то, например, помнят, что правитель, хотя ничего выдающегося и хорошего не сделал, но уж очень жесток он был, много жизней своих подданных погубил ради своей какой-то прихоти, своей властью над людьми был ослеплён, а то так и просто параноиком каким-нибудь был. И тоже его помнят, хоть и злой памятью, но, может, даже ещё и надёжнее помнят, чем прочих правителей, что-то нужное вместе со своим народом совершивших.

И вот человек думает: смерть неизбежна, ещё не было человека, который живёт вечно. Но одни люди умирают, о них постепенно забывают, а с уходом из жизни тех, кто их мог знать и помнить, они полностью уходят в небытие. А других помнят многие века, а кого-то, особо известного, чем-то запомнившегося, может, вообще никогда не забудут, всегда будут о нём помнить. Может, это и есть единственно возможное бессмертие: навсегда остаться в памяти людской?

Например, Герострат. Чего он сделал-то? Никаких трудов ни к чему не приложил — храм поджёг, совершил бессмысленное, ничем не мотивированное преступление. Насчёт того, что ничем не мотивированное, но с угрозой за это поплатиться жизнью, отметим особо — это важно для дальнейшего разговора.

И вот мы помним его тысячи лет, имя его стало именем нарицательным, мы так и говорим о некоторых людских поступках и действиях — «подвиг Герострата».
Клеон: Твое имя будет забыто.
Герострат: Нет!

Теперь оно останется в веках.

Вернёмся к Иисусу. Объединим всё вместе: возомнил себя Мессией, проповедовал, вспомним врача с изобретением лекарства, рассказ о Герострате.

Итак, собрал Иисус вокруг себя 12 учеников, толковал им какие-то свои изречения-заповеди-заветы, говорил ещё, что он — сын Божий. Вроде как чудеса-фокусы какие-то показывал. С чудесами точно не знаем, может, он гипнозом каким обладал, что-то им там навнушал. А может, всё потом просто-таки придумано было.

Но ведь много-то не напридумываешь, чтобы всё время тебя слушать хотели. Как там у Аркадия Райкина:
— Дура, закрой рот! Я всё сказал.

Иссяк он. И вот вспомнил он про Герострата, жившего ранее, почти за четыре века до него. Мы ж не знаем — хоть тогда и не было интернета, но обмен информацией, возможно, неплохо был налажен, мог знать Иисус про Герострата. А если и не знал, так и сам мог прийти к мысли о таком варианте бессмертия.

Немало он, наверное, поразмышлял над этим. Замахнулся, мол, круто очень: Мессия, Сын Божий... А дальше-то что? Надоест его апостолам (это потом его учеников так назовут) сказки эти слушать. Они вон и так уже достали совсем — чудес от него всё ждут, чтобы подтверждал он этими чудесами своё божественное происхождение.

А разойдутся если все от него, без учеников останется, новых собрать, возможно, уже и не получится — это же не только крах жизненный. Тогда это уже реальная перспектива именно безвестности — вряд ли будут его бывшие ученики рассказывать что-то о нём так, чтобы это стало легендами, передававшимися из поколения в поколение. Живу, мол, я, потом помру — и всё, через десяток лет никто обо мне и не вспомнит, как и не было никогда на свете Иисуса.

Не хотел Иисус умирать, как и все люди этого не хотят. Но страшнее смерти, которая всё равно ведь неизбежна, было для него вот именно предстоящее небытие, уход в никуда и навсегда.

И пришёл он к тому же: надо совершить что-то такое, что обязательно запомнится, чтобы навсегда. Это должно быть что-то из ряда вон выходящее.

Что это может быть?

Это было чисто Иисусово гениальное изобретение: принести в жертву собственную жизнь. И чтобы абсолютно без какого-либо смысла и цели. И чтоб смерть Учителя была мученической и публичной. «Они любить умеют только мёртвых» — это Пушкин сказал хоть и не к библейскому сюжету, но очевидно, что был этим сюжетом на эти слова вдохновлён.

О восхождении на Голгофу и об этой бессмысленной смерти потом что-нибудь сочинят, придумают какую-нибудь для неё цель. И лучше всего, если она будет тоже абсолютно нелепой, необъяснимой с помощью логики и здравого смысла. Логика, обычная житейская объяснимость — это враги для религиозной веры.

Риск, конечно, есть, что не напишут эти сказки, или не получатся они складно и удачно, или не приживутся они, не найдутся последователи новой религии. Тяготит его это, из-за этого смерть на кресте вдвойне мучительна. Но делать нечего — нет выбора, нет иного пути...

Ну, а далее — детали: похулиганить в храме чтобы дать повод фарисеям для судилища над ним, склонить Иуду на соучастие, наврать ему, что до казни дело не дойдёт...

Иисус, принимая мучения, не мог знать чем всё кончится, лишь надеялся. Но мы-то знаем: план его удался, люди будут помнить его имя всегда, до тех пор, пока жив род человеческий. Смысл его смерти придумали действительно до предела нелепый: во искупление грехов наших. Как бы то ни было, Иисус действительно получил вечную жизнь в памяти людской. Собственно, как и Герострат тоже...