Уникальный домашний музей «Блокадная комната артистки» ленинградца оказался не нужен городу

В Петербурге День Победы отмечают торжественно. Начали ещё в конце апреля: встречи ветеранов с молодежью, концерты, подарки. Всё это стало уже традицией. Можно сказать, «стандартным праздничным набором».

Наверное, всё правильно. Во всяком случае, сами ветераны в эти майские дни ощутимо молодеют душой, чувствуя повышенное к себе внимание.

Их активно приглашали и в музеи – школьные, производственные (где ещё сохранились), государственные. А вот профессор Архитектурно-строительного университета Всеволод Инчик, подростком переживший ленинградскую блокаду, приглашает экскурсантов к себе домой. В свой созданный тринадцать лет назад им и его женой Татьяной уникальный частный музей - «Блокадная комната артистки».

К началу войны ему исполнило двенадцать. Эвакуироваться большая семья Инчик не успела, несмотря на то, что глава семьи был инженером путей сообщения, работал на Октябрьской железной дороге. Весной сорок второго он умер от истощения. Остались втроем: мать и двое её малолетних детей. А также сестра матери, артистка Вера Шестакова, хорошо известная театралам довоенного Ленинграда. С началом войны Вера Ивановна стала много выступать с концертами, часто ездила на передовую.

- Когда прямым попаданием снаряда разбомбило наш многоквартирный дом на проспекте Маклина, мы переехали жить на Гороховую улицу, к тете Вере, - рассказывает Всеволод Владимирович. - Вместе было легче. Первые недели войны «развлекались» с сестрой тем, что собирали осколки от снарядов. Фашисты бомбили город планомерно, по нескольку часов кряду. В бомбоубежище мы не ходили. Во-первых, не всегда успевали добежать. Во-вторых, там тоже было небезопасно. А, в-третьих, довольно быстро привыкли к обстрелам и к тому, что рядом с тобой поминутно что-то взрывается, падает, кто-то гибнет… Позже я увлекся карикатурами. С началом блокады в городских газетах почти каждый день появлялись карикатуры на гитлеровских захватчиков известного художника Владимира Гальбы. Утром по дороге в школу (а школьные уроки в блокадном городе никто не отменял) высматривал их на газетных стендах, а по вечерам, чуть стемнеет, бегал вырезать…

За три долгие блокадные зимы собрал Инчик несколько сот таких рисунков. Много позже, в 1960-х, составил каталог всех военных публикаций Гальбы. А пять лет назад издал на свои средства альбом с работами этого художника «Когда смех – оружие», быстро ставший библиографической редкостью.

Некоторые из этих рисунков вывешены им в небольшом коридорчике, ведущем в «Блокадную комнату артистки». Помимо них, висят там и афиши блокадных времен. Этими концертами люди жили - они были реальным свидетельством непобедимости ленинградцев, вселяли в горожан оптимизм. «Те, кто оптимизм терял, погибали, - подтверждает Инчик. – Я по себе помню: стоило запаниковать, как силы сразу оставляли».

Вслед за хозяином переступаю порог небольшой комнаты. На улице ещё день, но здесь полумрак. Окна, выходящие во двор, заклеены крест-накрест бумагой, как и тогда, в блокаду, чтобы стекла не разлетелись от воздушной волны.

Всеволод Владимирович подходит к черной «тарелке» довоенного репродуктора, включает его. Ещё через полминуты из полумрака доносится голос «блокадной музы» Ольги Берггольц: «Над Ленинградом - смертная угроза/ Бессонны ночи, тяжек день любой./ Но мы забыли, что такое слезы,/ что называлось страхом и мольбой»)… Ощущение, будто сама оказалась вдруг в том далеком сорок втором, голодном и холодном.

Усиливает впечатление старый стол посреди комнаты с пайкой черного хлеба в 125 граммов на тарелке; буржуйка рядом с ним, патефон… Всеволод Владимирович крутит ручку патефона, и я слышу песню, написанную в сорок первом поэтом Ошаниным и композитором Корчмаревым: «Грудью встанем за советскую землю». В те годы она была очень популярна. Не меньше, чем «Синий платочек». А потом как-то забылась. Возможно, эта пластинка из частного музея – единственная сохранившаяся.

Появился музей в 2001-м. На создание его ушло пять лет.

Вскоре после смерти тетушки, Инчик взялся разбирать её архивы. На антресолях неожиданно обнаружил буржуйку, ту самую, у которой грелся двенадцатилетним в блокаду. Вера Шестакова хранила её не столько для памяти, сколько, видимо, из опасения не остаться, «если вдруг что», без тепла – вечный страх переживших ту войну. Хранились на антресолях и аккуратно сложенные в стопочки афиши, фотографии товарищей по театру, фронтовых артистических бригад. А ещё - корешок хлебной карточки, два пропуска на право передвигаться по городу после комендантского часа.

Вместе с собственной уникальной коллекцией блокадных карикатур и открыток, выпускавшихся в годы Великой Отечественной, общим число более полутора тысяч, все это и составило основу домашнего музея Инчика.

Домашним он стал можно сказать вынуждено, после того, как официальные хранилища отказались принять в дар от Инчика его собрание. Только Музей обороны Ленинграда взял часть коллекции. В остальных же на предложение петербуржца в пятом колене отвечали равнодушно: нет места. Но было бы очень неправильно, решил профессор, доктор технических наук (Всеволод Владимирович и сейчас, в свои 84 года преподает в Архитектурно-строительном университете), выбросить всё на свалку или держать закрытым в шкафу.

Прослышав о собрании, с конца 2100-х стали наезжать к Инчику и его жене американцы. Засняли «Блокадную комнату артистки» на видео. А потом долго соблазняли хозяев высокой ценой, которую готовы были заплатить за собрание при условии, что оно «переедет в США». Получили отказ. Инчики всё ещё надеялись заинтересовать им своих земляков. Такие собрания, уверены они, достояние Родины. И храниться должны в отечественных музеях.

Года полтора назад Всеволод Владимирович зазвал к себе в гости руководство муниципального округа. Надеялся, вдохновятся и согласятся «перенести» «Блокадную комнату» в помещение, где бы экспозицию могли видеть все желающие. Даже сам вызвался найти подходящее помещение. В его Адмиралтейском районе города дома преимущественно старой постройки. Не дома – особняки, превращенные в ХХ веке преимущественно в коммуналки. Некоторые из них с разрешения властей выкупаются теперь состоятельными гражданами, переоборудуются в модные магазины. Иные используются муниципалами для «разных нужд». Неужели для музея-то не найдется приличной комнаты?

Не нашлось, - вздыхает мой собеседник.

Не чудак, каким многие считают его, от «скуки» взявшийся за создание музея. А ученый, педагог, музыкант, преданный своему городу, своей стране. Свято верящий в то, что когда-нибудь потомки скажут ему спасибо за то, что сохранил уникальные свидетельства эпохи. Эпохи, отмеченной беспримерным в истории человечества подвигом людей, думавших сначала о Родине, её благополучии, а потом уже о себе.

Как вы считаете, Всеволод Владимирович, - спрашиваю у него напоследок, - о блокаде всё уже сказано? Не осталось за 70 лет «белых пятен»?

Сказано и написано действительно много. Однако по-настоящему тема до сих пор не изучена. Главное в ней – это феномен тех людей, которых мы называем сегодня блокадниками. Как удалось им выжить, выстоять, при этом не озлобиться, остаться верным своей стране? Об этом говорят, как правило, вскользь, не вникая. Мужество, стойкость были и на фронте, и в тылу, без этого всеобщего подвижничества не выиграли бы ту войну. Но блокадники – особые люди. Мировая история ничего подобного прежде не знала. Чтобы жители огромного мегаполиса столь продолжительное время терпели запредельный голод, решительно отказываясь сдаться на милость врагу, обещавшему «никого не трогать» - где и когда такое бывало? Какими же надо было обладать для этого не столько физическими, сколько нравственными силами! Но кто-нибудь заинтересовался всерьёз данным феноменом? Нет.

Между тем, наше поколение уже ходит. Нас с каждым – ни годом, ни месяцем, а днём! - все меньше. Самым «молодым», родившемся в 1943-м году, уже 70 лет. А без них, свидетелей и непосредственных участников тех событий, восстановить истину во всем её многообразии будет невозможно.