Портреты. Ерминия

Ерминия Жданко (1891-1914?) – первая русская женщина, участвовавшая в высокоширотном дрейфе.
Она родилась в семье генерал-лейтенанта А. Е. Жданко (1857–1917).
Ерминия Александровна росла человеком решительным и смелым. Еще когда ей не было и 14 лет, она едва не укатила к отцу защищать Порт-Артур.
На «Св. Анну» она попала совершенно случайно в качестве пассажирки на период перехода из Петербурга в Архангельск (врачи для лечения ей порекомендовали морские прогулки), но во время плавания вокруг Скандинавии, увидев проблемы экспедиции, в частности отсутствие врача, отказавшегося от участия перед самым отходом, она приняла решение остаться. Это ее решение подкреплялось еще и тем, что незадолго до этого она окончила курсы сестер милосердия.
Брусилов согласился с решением Ерминии Жданко, "так как надо было иметь еще хотя бы одного интеллигентного человека для метеорологических наблюдений и медицинской помощи", как он писал в письме.
Е. А. Жданко также стала заведовать продовольствием и фотографированием. Она раздала всему экипажу толстые клеенчатые тетради, собственноручно ею озаглавленные: "Дневник матроса (фамилия) экспедиции Брусилова от Петербурга до Владивостока, которая имеет цель пройти Карским морем в Ледовитый океан, чтобы составить подробную карту в границах Азии и исследовать промыслы на тюленей, моржей и китов".
В своем письме из Александровска-на-Мурмане Ерминия пишет письмо родителям с объяснением причин своего поступка: «....когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло. Довольно уже того, что экспедиция Седова, по всем вероятиям, кончится печально», «Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала, но его подводят все самым бессовестным образом…», "Все это на меня произвело такое удручающее впечатление, что если я сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу..." Письмо заканчивается словами: «Прощайте мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда?». Отец ответил следующей телеграммой: «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама. Папа.»
Последнее письмо «1-ое сентября. Дорогие мои, милые папочка и мамочка!
Вот уже приближаемся к Вайгачу. Грустно думать мне, что вы до сих пор еще не могли получить моего письма из Александровска и, наверное, всячески осуждаете и браните вашу Миму, а я так и не узнаю, поняли, простили ли вы меня. Ведь вы же понимали меня, когда я хотела ехать на войну, а ведь тогда расстались бы тоже надолго, только риску было бы больше. Пока все идет у нас хорошо. Последний день в Александровске был очень скверный, масса была неприятностей. Леночка ходила вся в слезах, т. к. расставалась с нами, я носилась по «городу», накупая всякую всячину на дорогу.
Леночка долго стояла на берегу, мы кричали «ура!». Первый день нас сильно качало, да еще при противном ветре, ползли страшно медленно, зато теперь идем великолепно под всеми парусами, и завтра должны пройти Югорский Шар. Там находится телеграфная экспедиция, которой и сдадим письма... Первый день так качало, что ничего нельзя было делать, потом я устраивала аптечку. Мне отвели под нее пустую каюту, и устроилась я совсем удобно. Больные у меня есть, но, к счастью, пока приходится только бинтовать пальцы, давать хину и пр. Затем мы составили список всей имеющейся провизии. Вообще, дело для меня находится, и я этому очень рада. Пока холод не дает себя чувствовать. Где именно будем зимовать, пока неизвестно — зависит от того, куда удастся проскочить. Интересного предстоит, по-видимому, масса. В мое ведение поступает фотографический аппарат. Если будет малейшая возможность, то пришлю откуда-нибудь письмо — говорят, встречаются селения» из которых можно передать письмо. Но вы все-таки не особенно ждите. Просто не верится, что не увижу вас скоро опять. Прощайте, мои дорогие, милые, как я буду счастлива, когда вернусь к вам. Вы ведь знаете, что я не умею сказать, как хотела, но очень, очень люблю вас и сама не понимаю, как хватило сил расстаться. Целую дорогих ребят.
Ваша Мима.
Приписка:
Если вам не жалко письма, попробуйте написать в село Гольчиху Енисейской губернии, а другое в Якутск — может, получу».
От штурмана В. И. Альбанова известно, что во время дрейфа она проявила завидную выдержку, мужество и твердость духа, самоотверженно ухаживала за больными и до конца разделила трагическую судьбу экспедиции. Сдавали сильные мужчины, а она терпела. Один из двух спасшихся участников экспедиции А. Э. Конрад так отзывался о ней: «Мы все любили и боготворили нашего врача, но она никому не отдавала предпочтения. Это была сильная женщина, кумир всего экипажа. Она была настоящим другом, редкой доброты, ума и такта…».
На начало экспедиции ей было 22 года.

Жданко за штурвалом «Св. Анны», скорее всего, во время подготовки экспедиции.

«Св. Анна» перед отправкой в экспедицию на рейде Санкт-Петербурга.

Г. Л. Брусилов

В. И. Альбанов

Карта маршрутов экспедиций Г. Л. Брусилова и Г. Я. Седова
Комментарии
Ведь есть же воспоминания полярного штурмана Аккуратова о том, что зимуя на острове Рудольфа в 1937-1938 г.г. вместе с летчиком Мазуруком, они в бухте Теплиц-Бай, милях трех от берега, увидели шхуну. Три мачты, реи оборваны. Видно оно давно была во льдах. По всем очертаниям очень похожую на «Святую Анну». Пока они бросились к самолету, разогревать мотор, чтобы облететь шхуну, на бухту сполз туман, который разошелся только через две недели. Мазурук и Аккуратов облетели все в радиусе 100 км, но море было чистым и никакой шхуны.