О пороках

Все изыскания истоков и реальных причин антиальпинистской кампании 20... года результатов не дали. В России только в переводных non-fiction ответы на вопрос «кому выгодно?» обсуждаются с потребными сомнениями в ответе. Во всех остальных случаях достаточно и того, что кому-то это было выгодно. Кому — есть разница?

В реальности, не оставляющей своим влиянием и Россию, кампания установления государственного контроля над антисоциальным и разрушающим российскую традиционную культуру альпинизмом могла бы начаться и беспричинно. Поскольку эту историю мы от начала и до конца придумали, то случайно знаем, в чем было дело. В одном госбанке (нет, не в том) один старший вице-президент с немецкой фамилией (нет, этот — не вице-, придумывайте сами!) в очередной раз эвакуировался с Памира дружественным губернаторским вертолетом с переломанными ребрами и ногами, а голова у него такой всегда была. Не давал проклятому немцу покоя этот самый пик Кагановича, будь они неладны оба. Третий раз вице-президент на него лез, всякий раз не получалось. Запретить бы альпинизм ко всем чертям, в сердцах сказал кому-то председатель правления после сорванного инцидентом совещания у вице-премьера по вопросам совершенствования регулирования финансовых рынков в губернии. Из-за этого дурака с его пиком три миллиарда пролетают мимо!

Сказал — и забыл. Но кто-то услышал — даже мы не знаем, кто это был и что услышал. Но сначала заговорили в Совете Федерации, неуверенно — что-то у нас не в порядке в стране с этими горами, лезут и лезут. Потом на проправительственном интернет-портале Засим.Ру дразнил публику беспричинными нападками на горные лыжи социальный мыслитель Иванов-Сидоров, ранее работавший на самого Чеснакова с Лукова переулка. Альпинистов мыслитель зачем-то именовал «горняками», но в Кузбассе читателей у Засим.Ру было семь, и все стеснительны. Затем на ток-шоу на Первом канале эксперты высказались чуть более однозначно, чем обычно: с одной стороны, да, альпинизм — сложная социальная проблема, требующая особого внимания соответствующих социальных институтов, с другой стороны... Вот не нашлось с другой стороны ничего убедительного.

В самом деле, что собой представляет альпинизм, что скрывается за этим понятием?

Многие эксперты, и довольно, признаемся, справедливо, констатировали в последующие месяцы совсем бесплатно (такие вещи почти всегда делаются бесплатно и бескорыстно: язык чешется): отношение общества к альпинистам и, скажем, к алкоголикам на протяжении XIX века было схожим. Альпинизм есть болезненное и безусловно разрушающее психику и здоровье высотозависимого не обусловленное нормальными потребностями стремление преодолевать естественные высотные препятствия рельефа без использования технических средств и игнорируя принятые в обществе способы преодоления естественных преград. Ясно, как день.

Но ясно было и другое, и тоже говорилось своим чередом. Альпинизм и прочие зависимости в чем-то схожи, да и чего там — «в чем-то». Негативное отношение русского общества к ранним и доселе экзотическим проявлениям альпинизма известно каждому образованному человеку: «умный в гору не пойдет», указано в фольклорных источниках. Горные цепи и вообще массивы имеют нулевую ценность в традиционной экономике центральной России. Сами же горы в сознании русского народа ассоциируются скорее с опасностью, неприятностями и блажью — Кавказом, Таджикистаном, наркотическими экстазами Рерихов, трагедией группы Дятлова, федеральными расходами на олимпиаду в Сочи, оргиями олигархов в недоступно похабной Куршевели. Но следует думать шире. Какую пользу обществу приносит альпинизм и, шире, навязчивое стремление к покорению каменных дур?

К тому же, прошли те времена, когда альпинисты, люди, противопоставившие себя здоровой части общества, за свой счет решали, будут ли они рисковать благополучием в горных притонах-приютах ради сомнительного удовольствия увидеть галлюцинаторный рассвет над Казбеком. В определенный момент (а началось все, между прочим, еще в 90-х!) «любовь к горам» превратилась в респектабельную индустрию — подобную той, что обеспечивала многомиллиардный сбыт табачных изделий транснациональным концернам в XX веке. Это первый покоритель Монблана Мишель-Габриэль Паккард на гору лез в тряпичных обмотках. Нет, современный альпинизм — это и высокотехнологичные канты горных лыж, и кричащих расцветок анораки, и чванливая эксплуатация местного населения, живущего в горах не из-за прихоти экстазирующих бездельников, а из-за недостаточности развития производительных сил общества. Это и торговые марки, недоступные большей части среднего класса, и многомиллионные расходы на не нужную никому, кроме новоявленных «спортсменов», инфраструктуру в забытых Богом уголках земли. Все это, без дураков, очень большие деньги!

Где деньги — там и обличения. Все, что связано с этим в высшей степени странным и эпатирующим хобби, вызывало у экспертов по альпинизму и горному вопросу все больше сомнений. Например, следует ли государству, имея в виду повышенный риск травм при занятиях альпинизмом, собирать с альпинистов спецналог — он будет востребован в строительстве социальной инфраструктуры, детских садов, например, — у них же есть дети? Необходим ли, учитывая общественный резонанс, специальный закон, регулирующий частные неорганизованные занятия альпинизмом? Стоит ли закрывать глаза на социальную бесполезность альпинизма? Наркоманов и альпинистов наиболее дальновидные публицисты уравнивали уже тогда. В самом деле, какая разница, чем вызывается экстаз — визуальным вмешательством в химию головного мозга, то есть созерцанием Лхоцзе, или курительной смесью? И то и другое опасно, непонятно и здоровья не добавляет. Как водка и табак, разумеется, и алкоголь никто запрещать не собирается, не говоря уже о сериалах. Но не может же общество игнорировать вызов — ведь рано или поздно будет поздно?

Чем больше было сомнений в экспертных кругах, тем более серьезные вопросы альпинизм вызывал через пару лет у специалистов Минздрава. В министерстве уже обращали внимание председателя правительства на то, что сам по себе альпинизм, дебютировавший как экзотическая причуда частной жизни трех-четырех тысяч оригиналов во всей России, превращается в пугающий тренд. Сотни тысяч молодых людей вовлекаются в модное поветрие альпинизма, и он развивается в социальную эпидемию. Федеральный фонд обязательного медицинского страхования тратит миллиарды в год на лечение изломанных на горных склонах тазовых и бедренных, равно как и лобковых костей, на лечение черепно-мозговых травм, обморожений и насморка. Не следует ли инвестировать средства не в лечение последствий, а в профилактику, спрашивали в Минздраве — и сами себе отвечали.

Под разговоры менялось и отношение общества к «альпинистам», «любителями горных лыж», «сноубордистам» и прочим «гималайщикам». Образ жертвы неблагоразумного и антиобщественного увлечения, на инвалидной коляске незаслуженно требующего незаслуженного внимания общества к своей персоне был ярко, если не сказать матерно, обрисован в скандальных записях в ЖЖ эксперта по вопросам морали Рынской. Она и стала лицом первой антиальпинистской PR-кампании правительства: в ней тот же Минздрав предупреждал всех «горных туристов» о том, какому риску подвергают себя сторонники этого внешне безобидного увлечения, что на самом деле ждет семью подпавшего под обаяние вершин индивидуума, на сколько, по данным статистики, альпинизм способен сократить жизнь человека. Выходило, со слов Рынской, что каждый двадцатый инвалид России обязан своей трагедией именно возвышенностям. Стоят ли все они того, чтобы ущемлять права людей, добившихся всего в жизни самостоятельно?

Поначалу распространенность альпинизма в обществе и его влияние на экономику в правительстве недооценивались. Обсуждались контраргументы, которые сейчас показались бы наивным заблуждением или полным непониманием сути обсуждаемого явления. Например, сторонники открытого альпинизма говорили об испытании пределов возможностей человеческого организма — не теми же доводами оперировали в свое время поклонники Тимоти Лири? Говорили о «горном воздухе» как об источнике здоровья и долголетия, игнорируя объективные медицинские данные о пониженном содержании кислорода в разреженной атмосфере гор и о повышенном радиационном фоне гранитных массивов. Говорили и о «культурном наследии альпинизма» — как не вспомнить постоянные стенания курильщиков по поводу притеснений их обществом. Наконец, заикались и о геологии, об исследовательских корнях, о каких-то месторождениях полезных ископаемых в горных отрогах — будто на сноубордах они заняты поиском вольфрамовых руд!

Вспомнишь эти месяцы — и изумишься: как наивны мы были, слушали ведь это все всерьез, возражали! Власти даже шли на поводу у сторонников «свободного выбора в альпинизме», мол, только эксцессы альпинизма подлежат государственному регулированию.

Попробовали бы что-то подобное сказать о педофилии! Цензуре подвергалось лишь использование образов гор в рекламе, спортивные передачи, связанные с горными лыжами и прочими видами «спорта», были ограничены в трансляции на телевидении ночными часами. Шоколадки Alpen Gold были снабжены предупреждениями: «Альпинизм угрожает вашему здоровью». Магазины, торгующие альпинистским снаряжением и термобельем, обязали получать специальную лицензию. Запретили папиросы «Казбек», но их бы и так запретили.

Разумеется, среди молодежи такого рода продукция немедленно стала культовой. Многие помнят татуировки «Лучше гор могут быть только горы» на предплечьях, хулиганские граффити «Архыз» и «Саяны» в каждой подворотне, «горные» перчатки как символ крутости подростка, дефиле хипстеров в меховых трусах и горных касках. Недостаточная решительность властей и половинчатость решений в борьбе с высотозависимостью не могла не дать нездоровых побегов. В городах-миллионниках порочный и бравый «альпинист» в темных очках, защищающих от света спаленную горным снегом сетчатку, вечно хрипящий из американской штормовки о холоде и Хибинах, стал таким же обычным, как татарин на Покровке. В блогах же шипели о «всепоглощающей потребительской бездуховности», о «стремлении правительства контролировать все стороны частной жизни» и «совсем охренели». Вытащили из нафталина какого-то Визбора, не вылезали месяцами из Тбилиси и Душанбе, таскались и в полулегальные домбайские «трипы». Выездной туризм в настоящие иностранные горы был к тому времени уже немногим по карману: введенные налоги на оборот продукции, связанной с альпинизмом, были весьма разорительны. Богатым, как всегда, было все равно — к их услугам и Татры, новый Амстердам для любителей вертикали, и Альпы, и Пиренеи, и даже Сьерра-Невада. Любой каприз за ваши деньги! Всем остальным — рюкзак и ледоруб. Считалось, что «это для мужчин», но и хрупкие девушки, подчиняясь стадному инстинкту, присоединялись к вояжам за кислородным голоданием. С известными последствиями для демографии, тоже не надо забывать.

Нельзя сказать, что альпинизм на пике распространения этого порока затронул значительную часть общества. Средний класс всегда предпочитал сомнительным ледникам курорты Черного моря, монастыри Русского Севера и шум распродаж Милана. Тем не менее, альпинизм, наблюдавшийся никак не более чем в полутора процентах экономически активного населения, оставался и угрозой общественному здоровью, и вызовом. Он продолжал уносить человеческие жизни и разрушать судьбы — и ладно бы только свои! Аркадий Мамонтов на «Первом канале» показывал стране жизнь соответствующих альпинистских кругов Воронежа: трех ветеранов труда ради денег на покупку шлямбуров и веревок забили геологическими молотками! Конечно, это крайний случай, хотя Мамонтов уверенно проводил параллели — «пора валить» и «пора в горы». Альпинизм неуклонно превращался в социальную язву, столь неожиданную на фоне достигнутого общественного благополучия. Интервью с семьями больных альпинизмом публиковала в октябре «Комсомольская правда»: зависимого не остановит неблагополучие его детей, для него нормальны кражи имущества из дома ради удовлетворения страсти, нередка в этих кругах мелкая уголовщина. Сколько семейных автомобилей, сколько норковых шуб, сколько планшетных компьютеров было принесено в жертву бездумному альпинизму!

Излечим ли альпинизм, задавались многие еще через несколько месяцев, уже после официального ограничения доступа граждан в районы с переменной высотностью? (так именовались высокогорные районы в СМИ после выхода в свет нового распоряжения правительства). С одной стороны, специалисты Российской академии медицинских наук давали благоприятные прогнозы: при последовательности политики борьбы с альпинизмом влияние гор на общество будет минимальным, альпинизм в наиболее опасных проявлениях за пару десятков лет можно изжить. Просто необходимо над этим работать, работать планомерно и не отступая. Однако, констатировали в РАМН, в борьбе с высотозависимостью делается отнюдь не все необходимое. Например, неизбежны жесткие ограничения публичных обсуждений терпимости к альпинизму. Предмета содержательной дискуссии в этом вопросе уже не существовало: вряд ли кто-то будет отрицать, что альпинизм есть общественно неприемлемый вид зависимости, разрушающий совокупный человеческий капитал России и ставящий под сомнение ценности модернизации. Но тогда почему «красота горных вершин», «мужественность горнолыжного спорта», смакование «героических восхождений прошлого» допустимы в сети, били тревогу врачи, ведь это смотрят дети? И распространяется в итоге этой «толерантности» не сравнительно безобидный горный туризм, а наиболее опасные ответвления альпинизма. Youtube просто не успевает блокировать для русской аудитории ролики выходок отмороженных скалолазов. Технологии проникновения сноубордистов в закрытые районы Алтая становятся все изощреннее. А число желающих «поставить ребенка на лыжи» — десятки, а то и сотни случаев в год, и не все их опасные для ребенка действия пресекаются своевременно органами опеки! И вот результат — сломанные еще в детстве спины и ноги, годы реабилитации в отрочестве, почти неизбежные рецидивы в юности, в конце — смерть в безвестности. Редкий альпинист закончит жизнь в своей постели, да и кто возьмет такого на работу, зная о том, где и как он «отдыхал» в прошлом году? Сломанные судьбы не исправят ни спонсируемые государством центры равнинной и пустынной медитации, ни паллиативные скалодромы, ни заместительная батутная терапия. Не стоит ли действовать жестче?

Потом и врачи махнули рукой: альпинизм оказался крепким орешком, ситуация перешла от них к специалистам в области государственной безопасности. Миллиарды бюджетных средств тратятся на прихоти безумцев, тогда как речь должна идти не об увещевании альпинистов, не о попытках их перевоспитания, не о поисках компромисса — а о неотвратимости наказания за нарушение закона. Общество много лет потратило на то, чтобы любители адреналина будоражили его за его же счет бреднями о мифических светлых сторонах альпинизма, о праве индивидуума на выбор в вопросе альпинизма, о контролируемом альпинизме, о безопасном альпинизме. Круглые столы по альпинизму в МВД и ФСБ предваряли общественные слушания в Госдуме. Бескомпромиссный взгляд на зубчатый профиль чумы продемонстрировала "Единая Россия": запретить. По вопросу высказался и президент — он в принципе не понимал всей этой тяги к горам, откуда это в нашем народе? Старые фотографии президента с премьером на лыжах в Красной поляне комментировали в сети «белоленточники» (фотографии, разумеется, поддельные). Большинство оппозиционеров писало об опасностях альпинизма куда как жестче и определеннее, чем официоз. Правительство, утверждали «белоленточники», само не вылезает из гор, на эти увлечения тратятся миллиарды. Писали в сети и о бывшем министре обороны Сердюкове как о заядлом скалолазе, и о золотом сноуборде министра связи Никифорова, и о тайном базовом лагере президента в предгорьях Эвереста за $29 млрд. Правительство даже не опровергало эту чушь. Мало ли что пишут.

После трагического случая гибели на Тянь-Шане трех неизвестно как попавщих туда самарских школьников дорого давшаяся России вакханалия альпинизма наконец стала вопросом для Следственного комитета, прокуратуры и судебной ветви власти. В Уголовном кодексе РФ альпинизм, горный туризм, а равно и горнолыжный спорт карается лишением свободы на срок от четырех до семи лет. То же деяние, осуществленное по предварительному сговору, с использованием технических средств или группой лиц — от семи до пятнадцати лет. Пропаганда альпинизма, незаконный оборот альпинистского снаряжения и предметов, связанных с эстетикой гор, принуждение к созерцанию возвышенностей составляют отдельный состав уголовного преступления.

Правоприменительная практика в вопросах искоренения альпинизма уже формируется. Не так давно суд присяжных в Иркутске приговорил к длительным срокам лишения свободы целую сеть бородатых «инструкторов», систематически вовлекавших несовершеннолетних в горный туризм. Не только уголовными наказаниями правительство борется с этим традиционным российским несчастьем. Принята федеральная целевая программа по ликвидации наиболее опасных возвышенностей Российской Федерации. В трехлетнем бюджете выделен первый транш в размере 117 млрд. рублей на уравнивание Алтая. Тендер на ликвидацию первых семи алтайских пиков выиграла компания братьев Ротенбергов.

Но российское общество еще ничего не знало о новой угрожающей ему опасности: у супруги президента вышеупомянутого госбанка обнаружилась аллергия на живые цветы.

Дмитрий Бутрин (с)