Newsland.com – место, где обсуждают новости.
Социальный новостной агрегатор №1 в Рунете: самое важное о событиях в России и в мире. Newsland.com - это современная дискуссионная платформа для обмена информацией и мнениями.
В режиме 24/7 Newsland.com информирует о самом важном и интересном: политика, экономика, финансы, общество, социально значимые темы. Пользователь Newsland.com не только получает полную новостную картину, но и имеет возможность донести до аудитории собственную точку зрения. Наши пользователи сами формируют информационную повестку дня – публикуют новости, пишут статьи и комментарии.
Комментарии
Кабанов Александр
Долго умирал Чингачгук: хороший индеец,
волосы его – измолотый черный перец,
тело его – пурпурный шафран Кашмира,
а пенис его – табак, погасшая трубка мира.
Он лежал на кухне, как будто приправа:
слева – газовая плита, холодильник – справа,
весь охвачен горячкою бледнолицей,
мысли его – тимьян, а слова – бергамот с корицей.
Мы застряли в пробке, в долине предков,
посреди пустых бутылок, гнилых объедков,
считывая снег и ливень по штрих-коду:
мы везли индейцу огненную воду.
А он бредил на кухне, отмудохан ментами,
связан полотенцами и, крест накрест, бинтами:
«Скво моя, Москво, брови твои – горностаи…»,
скальпы облаков собирались в стаи,
гопники-ирокезы и щипачи-гуроны,
покидали генеральские дачи – апачи,
ритуальные бросив пороки,
выдвигались на джипах – чероки.
Наша юность навечно застряла в пробке,
прижимая к сердцу шприцы, косяки, коробки,
а в коробках - коньяк и три пластиковых стакана:
за тебя и меня, за последнего могикана.
Спасибо за открытие замечательного поэта.
Тоже интересно послушать, в авторском исполнении.
(пенье + терновник = терпенье)
вот и ты, учись ремеслу изгоя -
по оттенкам складывать оперенье,
вырезать гудение из лазури,
чтоб услышать зрение потайное -
это бьется шершень в тигровой шкуре
о стекло-стекло (угадал - двойное),
и вершат ночные свои обряды,
примеряя траурные обновки:
совки, цинтии, шелкопряды,
листовертки (а где огнёвки?),
и янтарным запахом канифоли,
изнутри окутаны все детали -
это словом-оловом-поневоле
нам с тобой бессмертие припаяли.
околдовали. Очень хороши.
верный друг !
На Стихи.ру довольно строго админы реагируют на жалобы, 1-2, и Айпи заблокирован, без права на амнистию. Каждую среду прямое видео обсуждения нескольких авторов, по рекомендации, с жёсткой критикой, обычно выпускников литинститута. Тоже множество статистики на всех активных участников. Я раньше как и Кабанов, пренебрегал, ориентируясь время от времени на их парадный фейс, где были в массе новички, которых вдруг озарило. Но сейчас солидно выглядит, привлекательно и для крупных авторитетов современной поэзии и талантливой молодёжи. Я некоторых начал представлять, но как всегда...
<body><video controls="" autoplay="" name="media"><source src="http://79.137.234.183/litradio_audio_archive/rotation/kabanov/kabanov_biblejskij_palindrom.mp3" type="audio/mpeg"></video></body>
Александр Кабанов — «Провожай меня к берегам Дуная...»
Александр Кабанов — «Провожай меня к берегам Дуная...»
от Днепра, где волны после грозы
шелестят, поскрипывают, разминая
плохо смазанные пазы.
Отпусти в Кашталу, где португальцы
давят солнце в мускатный жмых,
и мелькают ласточки, словно пальцы
у влюбленных глухонемых.
Чуть дрожат валуны облаков Кемера,
метроном кузнечиков — кружевной,
так пульсирует и сиротеет вера:
вот Он — есть, а вот Его — нет со мной.
Вот он — есть, последний билет в Сарапул,
но, опять плывут валуны облаков,
это я — на одном из них — нацарапал:
“Саша + Олеся”, и был таков.
фотограф щёлкнет – птички улетят,
давай сушить на бельевых кавычках
утопленных в бессмертии котят.
Темно от самодельного крахмала,
мяуканье, прыжок, ещё прыжок…
А девять жизней – много или мало?
А просто не с чем сравнивать, дружок.
Я раньше Вас читала , но сейчас нечто иное, новое.
Или показалось ?
На рубеже восьмидесяти лет, -
Как исключенье, подтверждает
правило, -
А правила без исключенья нет.
А правило – оно бесповоротно,
Всем смертным надлежит его блюсти:
До тридцати – поэтом быть почётно,
И срам кромешный – после тридцати.
и Вы с Божьей помощью справитесь.
Ночи для меня звучали;
И могли зелёным эхом
Проникать в мои печали
Птицы в воздухе и ветер,
Только от волшебной флейты,
Восходя на ароматах,
Дует, тих и фиолетов.
Розы расцветут краснее
Дети славы на вершинах,
Будут словно херувимы
В исторических картинах.
И себя я, как представлю,
Соловьём бы заливался,
Розы для любимой, сон мой
В звуки песни превращался.
Солнца свет меня разбудит,
Сладкий шум от птичьих песен -
За моим окном роятся
Соловьи с птенцами вместе.
Обязательно познакомлюсь с Вашими переводами
Гейне.
Прекрасные стихи !
раскрывает нутро и выказывает породы —
се грядет на вы, заповедная рыба-птица,
из плохих людей высасывать соки-воды.
Как и прежде, хранит земля от дождя и ветра
это древнее тело, длиною — более километра.
Выдыхая фонтан камней, возникает она из мрака,
у нее язык похож на длинный шланг для полива,
на конце которого — будущая собака —
золотой щенок спаниеля, привет — счастливо.
Не пускает, рычит и держит хвост пистолетом,
будто знает, что я сделаю этим летом.
Иногда, на поверхность всплывают щиты и шлемы,
корабельные мины, падшие самолеты... —
как мы любим чисто конкретно решать проблемы,
выбивать налоги, срезать, вместе с мясом, льготы.
Расстаются живые, способные к поединку,
вновь бугрится степь, и скелеты лежат в обнимку.
Одиночество обло, стозевно и лаяй за веру,
рыба-птица, последний сторож апреля —
возвращаюсь домой, поскорей отворяй пещеру,
у меня на руках уснул щенок спаниеля.
где угольки цветут над головою,
лишь фениксы, воскресшие с утра,
еще поют и поминают Гойю.
Меж пальцев — пепел, так живут в раю,
как мне признался кореш по сараю:
“Вначале — Богу душу отдаю,
затем, опохмелившись, забираю…”
Причудлив мой садовый инвентарь,
как много в нем орудий незнакомых:
взмахнешь веслом — расплавится янтарь,
высвобождая древних насекомых.
…гудит и замирает время Ц,
клубится время саранчи и гнуса,
распахнута калитка, а в конце
стихотворенья — точка от укуса.
Подуешь на нее — апрель, апрель,
гори, не тлей, не призывай к распаду,
и точка превращается в туннель —
к другому, абрикосовому саду.
чуть касаясь корнями рыбацких фелюг,
каждый корень, как пламя — из сопла,
и вращает глазами, восторг и испуг
выражая, копченая вобла.
Всех жуков — не собрал, всех стрекоз — не словил,
а теперь, возгораясь, гудит хлорофилл,
а теперь, каждый клевер — пропеллер,
и рванув изо всех ботанических сил,
старый друг улетает на север.
Потому что на севере — свой Голливуд,
там в моржовых бикини грустит алеут —
декабристов далекий потомок,
там весною считает оленьи стада,
замурованный в кубе таймырского льда —
золотой мамонтенок.
Ну, а вместо тебя, через год и вообще?
Поначалу — пустырь на крови и моче,
а затем, корпорация “Sever”,
ресторан, казино, дискотечная гать,
до утра будут пьяные девки скакать,
я их раньше — укладывал в клевер
привыкший отвоевывать прохладу,
проснешься в полдень и покличешь слуг:
“Подайте яду мне, подайте яду…”
И вот уже несут обедать на двоих,
коньяк копытом бьет в стеклянной фляге.
“Зело отравлен?” — спрашиваешь их.
“Проверено”, — ответствуют бедняги.
Припомнишь, как вчера, татарке молодой,
целуя абрикосовую спину,
шептал: “Ты вся — моя. Крым тоже нынче — мой,
и даже Гоголь — мой наполовину…”
Седой поэт, семитские черты,
винтажный “мерс”, тревожная работа,
шептал: “Я счастлив, дурочка, а ты —
мне о любви рассказываешь что-то…”
Нас всех изобрели китайцы, но вначале:
изобрели бумагу, компас, порох,
пищали, чтобы при стрельбе — пищали
и оставляли дырочки в заборах.
Книгопечатание, морские карты,
а ближе к вечеру, когда уснул муссон, —
механические кукольные театры,
приводимые в движение водяным колесом.
Они привили нам любовь: к алкоголю,
к пельменям и тушенке свиной,
к поэзии, а затем — отпустили на волю,
отгородившись Великой Стеной.
Я сижу в тумане из январской пудры,
на бамбуковой лавочке, посреди двора:
как мне дороги — и похмельные сутры,
и терракотовые вечера.
виноградным светом с головой,
это кто там, горем не убитый
и едва от радости живой?
Это я, поэт сорокалетний
на веранду вышел покурить,
в первый день творенья и в последний,
просто вышел, больше нечем крыть.
Нахожусь в конце повествованья,
на краю вселенского вранья,
в чем секрет, в чем смысл существованья? —
вам опасно спрашивать меня.
Все мы вышли из одной шинели
и расстались на одной шестой,
вас, как будто в уши поимели,
оплодотворили глухотой.
Вот, представьте, то не ветер клонит,
не держава, не Виктор Гюго —
это ваш ребенок рядом тонет,
только вы не слышите его.
Истина расходится кругами,
и на берег, в свой родной аул
выползает чудище с рогами —
это я. А мальчик утонул.
Ночи для меня звучали;
И могли зелёным эхом
Проникать в мои печали
Птицы в воздухе и ветер,
Только от волшебной флейты,
Восходя на ароматах,
Дует, тих и фиолетов.
Розы расцветут краснее
Дети славы на вершинах,
Будут словно херувимы
В исторических картинах.
И себя я, как представлю,
Соловьём бы заливался,
Розы для любимой, сон мой
В звуки песни превращался.
Солнца свет меня разбудит,
Сладкий шум от птичьих песен -
За моим окном роятся
Соловьи с птенцами вместе.
- это мой перевод из Майских песен Гейне.