Проблема понимания событий 93-го года

На модерации Отложенный

2013 год — двадцатилетняя годовщина событий 3–4 октября 1993 года. Уже сейчас можно констатировать: эта память «болит». Она окрашена показаниями ее непосредственных свидетелей, которые не примирились с прошлым.

Для одних события 3–4 октября по-прежнему остаются поражением их идеалов. Для других — хоть и победой, но в перспективе двадцати последующих лет опять же «украденной победой», что, впрочем, не сделало вчерашних политических противников сегодняшними друзьями. На мой взгляд, 1993-й — это исторический, переломный год, когда силы демократического ожидания, разбуженные политическими преобразованиями 1989–1991 годов, были сначала купированы вовлеченными в конфликт новыми людьми действия, роковыми людьми, боевиками, воспламененными схваткой. Потом отодвинуты их начальниками и вдохновителями. Потом вообще отброшены на обочину. Что и стало главным результатом конфликта 3–4 октября: по сути, развязка сделала выгодополучателем не силы демократии или же патриотическую оппозицию, а новую номенклатуру.

Вопрос, который нас мучает до сих пор: а была ли альтернатива? Вопрос заключается в том, насколько правыми оказались либералы, что они вручили меч Борису Николаевичу Ельцину, и что случилось бы, если бы не вручили? На протяжении последующего десятилетия либеральный ответ на этот вопрос формулировался так: нет, это был единственный вариант! Ельцин поступил правильно, тем более что сам по себе 93-й год не был таким уж кровавым, как его потом описывали противники Ельцина. Или, скажем, таким кровавым, каким он мог быть в свете привычных политических практик ХХ века. Так что, прежде чем кидать камень в Ельцина, следует вспомнить, что всех значимых участников конфликта 3–4 октября довольно быстро простили и они даже смогли вернуться в политику. Руцкой стал губернатором. Другие остались при общественном положении, как Хасбулатов: он много лет заведовал кафедрой мировой экономики Российской академии им. Г.В. Плеханова. Даже генерал Макашов, ведший людей на штурм Останкино, до 1999 года мог заниматься политикой в свое удовольствие. Александр Проханов вернул себе антиправительственную газету. До самой смерти в 2011 году Виктор Илюхин оставался крупным парламентским деятелем и ярким критиком политической системы.

Однако в нулевых, а тем более в десятых годах общество стало давать несколько другие ответы. Нулевые обесценили достижения 90-х, приклеив к ним ярлык «лихие девяностые», а в десятых многие увидели, что системный тупик не преодолен.

Оказалось, что и в «эпоху стабильности» в России по-прежнему невозможны интенсивное развитие и свободные рыночные отношения, что разрушение советской экономики не привело к рождению на ее месте высокоэффективного капиталистического производства.

Но, с другой стороны, политические силы в 93-м году демонстрировали такую непримиримость и недоговороспособность, что в любом случае лишили коллегиального Ельцина какого-либо иного маневра. Возврат же к красной националистической диктатуре в русле прохановско-кургиняновской поэтики вряд ли оказался бы менее разрушительным. Как ситуация сложилась на 3–4 октября 1993 года, так вроде бы и не осталось особенных вариантов, чтобы она определилась как-то иначе. Тем не менее, сегодня нам кажется, что именно трагедия 1993 года явилась предпосылкой политической напряженности второго десятилетия XXI века, которая неизвестно еще как разрешится в будущем. В обществе по-прежнему сильны фобии распада страны или даже ее полного исчезновения. Осталось понять, как мы пришли к такому результату и какую роль в нем сыграл конкретно 1993 год? Объективно, если не Ельцин, то семьдесят лет коммунистической диктатуры — иногда жесткой сталинской, иногда мягкой гнилостной брежневской — уничтожили многие архетипы солидарного поведения, обычно воспроизводимые в поколениях. В случаях, аналогичных тому, когда, например, в Испании выходили протестовать против бездействия своего правительства миллионы, в России люди предпочитали сидеть по домам и ждать команды, даже когда административно-командная система была формально уже отменена.

Субъективная причина проблем демократии — предательство лидеров демократии. Лидеры демократов встроились в структуры нового государства, тем самым выйдя из демпроцесса. И наконец — разгром Советов, этой школы самоуправления, вместе со всеми общественными комитетами при них. Для такого решения у Ельцина были резоны, которые хорошо озвучены. Советы якобы дублировали исполнительную власть, отчего произошла разбалансировка управления хозяйством. Во всяком случае, исполнительную и представительную ветви власти можно и нужно было попытаться развести, но не ликвидировать одну из ветвей полностью и тем самым полностью уничтожить контроль над номенклатурой. С сегодняшних позиций нам кажется, что это было трагическое решение, последствия которого ощущаются уже два десятилетия.

Сергей Митрофанов