Новая перестройка?

«Её отец был добрый малый, в прошедшем веке запоздалый», - сказано об отце Татьяны Лариной. Есть такие деятели, самого разного масштаба, о которых как-то странно думать, как о живущих - настолько прочно они связаны с прошлым. С давним прошлым. Однако живут и даже что-то вякают. Крупнейшая фигура этого типа – Горбачёв. Который пережил всех и всё: жену, страну, социализм, КПСС, затеянные им же самим перестройку и ускорение. И жив, и более-менее здоров, и даже лекции какие-то читает. 

И вот в одной из лекций он выразился в том духе, что-де нужна новая перестройка, потому что ныне – сплошной застой. Действующие начальники страшно обиделись и спешно отреагировали. Что обиделись – понятно: самые обидные обиды – это те, которые содержат много правды. А уж если совсем правда – это даже не обида, а непереносимое оскорбление. Это хуже всяких «политических проституток». В суд, немедленно в суд! Так что понять живость реакции - можно. Но, понимая, нельзя не пожалеть о пропагандистской наивности властей. Следовало бы всё-таки сдержаться: повторяя страшные слова – ты их пропагандируешь. Опровергая – утверждаешь. Лекций Горбачёва никто не слышал, а опровержение – прошло по всем каналам. Но это так – замечание по ходу. 

А по существу выходит вот что. Власти сказали: из-за перестройки мы потеряли страну – значит, не нужны нам никакие перестройки. Это базис современной политической философии: ничего не менять. Высшей ценностью, одновременно и главным достижением и целью правления, объявлена стабильность. Это вполне коррелирует с народными представлениями о жизни. Мои тульские родственники – горячо за Путина, потому что он – это стабильность. Пусть не слишком наваристо, но нынче – как вчера, завтра – как сегодня. Средний обыватель это любит, и понять его можно; точно таков обыватель во всех странах. И ничего выдумывать не нужно, и менять ничего не нужно, мы – приспособились. Это специфически тульское слово, за которым целая жизненная философия. Наверное, она такова не только в Туле. И тут полное совпадение верхов и низов. 

Более того, происходит медленный, но неуклонный дрейф в сторону совка. Причём не какого-нибудь, а брежневского совка периода застоя. Вот и звание Героя Труда России ввели – промелькнула такая информация. При этом брежневизм у нас нынче усовершенствованный: начальники наши, министры государевы, ни за что не отвечают. Они и при Брежневе-то не особо отвечали: ну, отправят на пенсию, а так чтоб посадить или расстрелять – такого не бывало. А сегодня – и этого нет. Более того, воздействовать на экономику и вообще на жизнь – сегодня не полагается, сегодня эта функция полностью передана «невидимой руке рынка». Ну разве что совещаньице какое-нибудь к случаю провести – про укрепление инвестиционного имиджа России. Такое положение настолько феерически прекрасно, что никакому начальнику в страшном сне не привидится его изменить. Это же осуществлённая мечта брежневского застоя: всем рулить, ни за что не отвечать и деткам оставить изобильное наследство. И простой народ, что интересно, «одобряет и поддерживает», как при Брежневе, потому как он, народ, тоже за стабильность. Простой, провинциальный народ (повторюсь ещё раз) – за стабильность. А они – гаранты стабильности. Ты против них? Значит, ты против стабильности. И народ по-своему, по-народному, рассуждает: пускай уж лучше эти, чем опять начнётся болтанка. Тем более, что объяснили же: начали перестройку – потеряли страну, не говоря уж о старушачьих гробовых сбережениях. Вот такая конструкция живёт в умах высших и низших. 

Как-то раз мне привелось разговаривать с провинциальными деятелями Единой России. Просто так мы говорили, о том-о сём, неформально. Так эти средних лет солидные мужчины, оказалось, имеют простое и твёрдое убеждение: ничего сочинять не нужно, всё уже придумано и осуществлено при Брежневе («до развала», как они выражались). Просто взять и сделать так же – и будет хорошо. Это общий стиль государственной мысли – безмыслие. 

А безмыслие – вещь рискованная. Опасная вещь. Недаром говорят, что кого хочет Господь наказать – отнимает разум. Способность и охоту мыслить и соображать. 

Какая логика вырисовывается? Перестройка привела к ужасным последствиям: страна распалась, люди обеднели, была великая держава – стала неизвестно что. Значит, никаких изменений не надо, а надо сидеть и не рыпаться. Получается, что если мы пошли в неверном направлении и заблудились, - надо вовсе никуда не ходить. Так что ли? И такой ещё фактор играет свою роль. Чем дальше отодвигается от нас прошлое, тем лучше оно кажется. Это свойство человеческой памяти: плохое забывается, а хорошее выходит на первый план.

В каком-нибудь 1988 году орали: «Так жить нельзя!» А сегодня удивляются: чего ж нельзя-то? Жили, и вполне себе прилично: зарплату платили, заводы работали, детей учили, взрослых лечили… А пресловутая колбаса, которая из еды (притом не самой полезной) превратилась в некий всеобъемлющий символ, так вот эта самая колбаса, оказалось, вроде и не особо нужна… А ведь именно из-за пресловутых пустых прилавков простой народ повёлся на штурм совка. И всё это как-то благополучно забыли, и вот сегодня возобладала мысль, что всё это было напрасно, ошибочно и виноват едва ли не «вашингтонский обком». 

Какое изумительное, детское, воробьиной какое-то легкомыслие! Нет даже тени попытки понять, что же было надо делать и что было сделано неверно. Мышление шестилетнего детсадовца: сначала социализм был плохой – его захотели сменить на капитализм. Потом капитализм оказался плохой – значит не надо было ничего менять.

На самом деле менять надо было очень многое. Требовался импульс развития, надо было вывести страну из сонного пофигизма. Очень требовалось создать какую-то новую, позитивную «движуху». Кооперативы, а попросту говоря, частная инициатива в сервисе, переработке сельхозсырья, в розничной торговле, в общепите – всё это было полезно и благотворно. Нельзя было бросать вожжи и устраняться от руководства процессом. Конкретно, нельзя было делать две роковые вещи: отмену монополии внешней торговли и отмену разделения денежного обращения на наличное и безналичное. Нельзя было разрешать обналичку! В этих двух вещах состоял пусковой механизм краха. 

Я хорошо помню эти недолгие пару лет, когда люди готовы были поверить во что-то новое, интересное, яркое. Когда захотелось работать, что-то сделать самим, в первом лице. Ведь человеку требуется не столько богатство, сколько возможность на что-то влиять, куда-то идти, что-то своё осуществлять. Этой возможности абсолютно не давала полностью огосударственная советская экономика. Лично мне была противна советская жизнь, как я сегодня понимаю, именно по этой причине. Все должны были сидеть по назначенным им клеточкам и не высовываться. А создать новую, свою клеточку – тебе не разрешалось. И вдруг – разрешили! Это вызвало огромный подъём народных сил, бестолковой, но радостной активности. И этот ресурс – профукали. А ведь эти освободившиеся силы можно было направить в производительное, трудовое русло. Но процессом надо было руководить. А руководить было некому. Тогда руководство абсолютно не понимало, что вообще происходит и что делать. Не было у него никакого образа результата. И ещё не понимало одной простой вещи. Если хочешь совершить трудный манёвр – надо крепче держать руль в руках. А Горбачёв и его присные развели болтовню, которая подорвала легитимность их собственной власти. В этом смысле, видимо, правильно действовал Андропов: готовясь к экономическим реформам, он начал с некоторого подкручивания гаек. Это стратегически правильно. Но, разумеется, ничего точного об этом, скорее всего, никто не знает: он скоро умер. 

Так что перестройка – ой, как была нужна! Но она пошла по ложному пути, захлебнулась и провалилась. Нужна ли сегодня перестройка? Да не меньше, чем тогда! Но начинать перестройку без твёрдого понимания, чего же ты хочешь, - нелепость. Собственно, именно по причине незнания, чего мы хотим достичь, наши геополитические противники сумели перехватить эти самые вожжи, выпавшие из немощных рук тогдашнего руководства. 

Почему руки были такими немощными? Всё по той же причине: потому что не было понимания, не было образа результата. А образа результата не было по причине узкого кругозора, убогой мелкотравчатости мышления. Мелкотравчатость мышления – это вообще свойство демократических правителей. Неустранимое, коренящееся в самой демократической процедуре. Наверх выбиваются те, кто умеет… выбиться наверх. А это особый, отдельный талант, отличный от способности руководить процессом, и совершенно не предусматривающий способность понимать, как устроен мир, и способность ставить перспективные цели. Именно поэтому именно при демократии всё больший вес приобретают всякие спичрайтеры, советники, помощники и прочая шушера, а сам правитель постепенно редуцируется до роли актёра, оглашающего чужие тексты. 

Ельцин когда-то в простоте своей прямо так и говорил: не понимаю я-де в ваших этих макроэкономиках; мне сказали, что так надо, - ну я и сделал. Но он – сказал, а другие – тактично помалкивают, но существо дела от этого не меняется. Идей никаких как не было, так и нет. Образа будущего – нет. И все делают вид, что всё идёт, как надо. А как надо – это значит: как раньше. Ничего не надо менять. Ну и не меняют…