СТРАСТИ ПО МОСКОВСКОМУ МЕТРО

СТРАСТИ ПО МОСКОВСКОМУ МЕТРО

Неприветливое февральское утро. Под ногами щелочно-кислотно-снежная каша. Спешу на работу. Привычная картина – затрудненное движение автомобилей на дороге, народ пешком движется в сторону станции Печатники. С содроганием представляю положение в метро. Подходя к станции, вижу, что мои опасения оправдываются, народу очень много. Опять не войти в прибывающий поезд. Оцениваю обстановку: хорошо бы в третий попасть. А народ все подтягивается. Пройду-ка я вперед, может быть, в первые вагоны посчастливится втиснуться. Нет, не повезло, народу битком набито. И на платформе желающих попасть в вагоны много. Если я не сяду еще и на следующий поезд, то рискую намного опоздать на работу. Поезд подошел, народ в нем стоит, как вкопанный. Я понимаю, что не помещусь, а время неумолимо. И тут я принимаю поистине смелое решение, которое надо было снять на мобильный и выложить в интернет. Это было бы «видео дня»: приличного вида тетка, солидного возраста делает такое мощное движение плечиком вперед, что протискивается-таки на одного человека в вагон. Двери с грохотом закрылись. Я еду. Какое счастье! Я плотно прижата к запретительной надписи на стекле «не прислоняться». Какое там – не прислоняться. Я не просто прислонилась, я буквально распласталась на этой надписи, я прямо-таки сроднилась с ней. Да, мы все в метро становимся такими родными и близкими. Ну, где, скажите, люди, совсем чужие друг другу, могут так плотно прижиматься друг к другу. Ну, прямо сплошное единение тел. Вот и сейчас позади меня стоят такие близкие мне люди и так добросовестно плющат меня на двери, что я стала думать, как бы мне не выпасть на платформу когда раскроются эти двери. И ладно бы просто выпасть, это пустяки, вот попробуй, заберись потом снова в вагон. На такое счастье на следующей станции и рассчитывать не надо, так как на следующей станции скопилось еще больше страстно желающих попасть в такой долгожданный поезд. А тут еще, как на грех, с набором скорости такой сквозняк образовался, а я после болезни еще не окрепла. Зачем, думаю, я капюшон куртки сняла. Сейчас, как пить дать, продует.

Лихорадочно размышляя, я посмотрела на людей в стекольном отражении, может, замечу какой-нибудь просвет в людской колышущейся, как одно целое, как один организм, массе людей. Может быть, кто-то хочет выйти и делает попытки продвинуться к двери, попросит поменяться местами, и я, наконец-таки отлеплюсь от надписи «не прислоняться». Нет. Все хмуро стоят, как соляные столбы, на своих в борьбе завоеванных квадратных сантиметрах. А станция все ближе и ближе, а огоньки за стеклом все ярче и ярче и скоро двери неминуемо раздвинуться и не дай Бог, кто-то ринется выходить. Но есть надежда, что на следующей станции, не пересадочной, не будет желающих выйти, в отличие от желающих войти. На всякий случай я делаю попытку чуть раздвинуть ступни, чтобы укрепить свои такие некрепкие позиции. Надо сказать, что мне это удается с большим трудом, так как укрепить свои позиции на выходе пожелали еще два человека, рядом со мной стоящие. Мы немного ощупали друг друга сапогами, ботинками, вежливо извинились и приготовились к атаке сзади. Ну, вот и станция. Поезд остановился. Я с напряжением ожидаю раскрытия двери и толчка в спину. Двери раскрылись. Неужели я стою на месте? Не может быть. Никто не выходит. Но, на всякий случай, мне, все же, пришлось ухватиться за верхний край дверного проема. Желающие войти растерянно мечутся по платформе, пытаясь найти хоть одно свободное место, но не желающие выйти, плотно стоят в вагонах, набитых под завязку. Двери закрылись. Уф-ф-ф! Пронесло! – мелькнуло в мозгу, и я проводила взглядом тоскливые глаза желающих попасть в вагон, но так и не попавших в него.

Я снова сроднилась с надписью «не прислоняться» и с облегчением вздохнула. Поехали. С набором скорости сквозняк снова стал нещадно трепать мои волосы и холодить разгоряченную голову и вспотевшую шею. Ну, что за напасть. И руки невозможно поднять, чтоб натянуть капюшон.

Хоть проси кого-то. Но кого ж попросишь? Скорее бы следующая станция, может, кто выйдет. На следующей станции пересадки нет, никто не выходит. Желающие войти, также стоят, в надежде на чудо. Но чуда не происходит, объявляется, что двери закрываются… И тут происходит следующее: какой-то мужчина из желающих попасть, но стремительно теряющих надежду, сделал типичное движение плечом, поднажал на меня и втиснулся в вагон. Я еще подумала, как хорошо, хоть отлеплюсь от двери, этого опасного, по определению, места. Но только я об этом подумала, только, было, обрадовалась, как моя неокрепшая еще радость сменилась большим разочарованием. Надо сказать, что эта радость сменилась прямо-таки тошнотворным чувством, и я поняла, что до вторжения этого типа все было не так уж и плохо по сравнению с тем, что началось сейчас. А началось сейчас извержение из этого субъекта такого перегара, что сквозняк, набирающий свою мощь, показался мне спасительным бризом морским, который хоть как-то спасал меня от такого нестерпимо противного похмельного амбре. И, О, ужас! Как назло, по техническим причинам поезд остановился в пролете между станциями – это обычное для утра явление. Дышать стало нечем. Рядом стоящие люди заворочали носами, скривились, кому повезло, тот отвернулся. Я же стояла в оккурат напротив этого типа. Сказать «напротив», это несколько опрометчиво. Я стояла буквально нос к носу с ним. Началась настоящая газовая атака. «Вот фашист проклятый», подумала я и затаила дыхание. Видно не одна я затаила дыхание, а, по крайней мере, еще два человека, слева и справа со мной стоящие, один из которых, видно, совсем задохнувшись, возмущенно сказал: «Нажрался вчера, так чо сёдня прешься в метро? На такси ехай, урод!» Зря он это сделал, то есть, сказал, так как мужик раскрыл свою пасть и оправдательно выдохнул мне в лицо: «Так, это… Деньрождение друга было». (Меня всегда внутренне возмущала безграмотность некоторых людей, которые день рождения превращали в «деньрождение»). И вот эта смесь перегара и внутреннего возмущения по поводу произношения на меня так подействовали, что я и вовсе перестала дышать и закатила глаза. Все, думаю, конец мне. «Боженька милосердный, спаси, сохрани и помилуй меня. За что такие испытания, в чем я провинилась? Вроде никому ничего плохого не сделала». И тут меня осенило, и я резко открыла глаза. Я ж сегодня утром соседям сверху попеняла, что они шумят и гремят, бегают, как табун лошадей и каждый день передвигают мебель, мешая этим нам нормально жить. Вот оно! Возмездие! За мою гордыню и нетерпение к ближнему своему. Ударили тебя по одной щеке – подставь другую. А я… Вот теперь расплачиваюсь за это. «Прости меня, Господи! Но избавь от этого эсэсовца, пожалуйста», - мысленно молила я. Да, что ж за напасть сегодня! И тут поезд тронулся, подул, теперь такой желанный, сквозняк. Всем полегчало.

На следующей пересадочной станции люди стали выходить, толкаться, ругаться, что, мол, стоите на проходе, дайте выйти. Вышел и этот тип. У одной девушки чуть не оторвали ручку сумки, когда толпа ринулась на выход. Меня тоже вынесло этим потоком на платформу. Но я уже не боялась не попасть обратно в вагон. Народу вышло много, место освободилось. Отъезжая я заметила, что теперь желающих выйти из метро оказалось гораздо больше, чем тех, кто хочет войти в вагон. Это бич всех крупных пересадочных станций в часы пик. Чтобы попасть на эскалатор для подъема наверх, нужно было встать в огромную очередь, аж в середине зала платформы. Меня сия чаша миновала, моя пересадка была очень удобной и довольно быстрой. А вагоны поезда, движущегося в сторону моей работы, были не очень забиты людьми. Можно было даже сесть и спокойно доехать до нужной остановки. Слава Богу, приехала. Целый день свободы! Ура! А вечером снова в бой!

Людмила Ермилова

Февраль 2013 г.

Москва