Свобода одиночной камеры

Гауптвахта

2001 год. Осень.

Человек, научившийся справлять большую нужду за двадцать секунд, - это не фантастика. Здесь важно правильно подобрать момент между тем, когда уже «вот-вот» и тем, когда уже «поздно». А если в это время, за тобой внимательно наблюдает часовой с автоматом и будильником – акт дефекации превращается в пикантную затею, к которой однажды начинаешь относиться по-философски.

Гауптвахта – это такое место, куда несознательных военнослужащих отправляют с тем, чтобы они немного поразмышляли о бренности своего существования, и о глубинном смысле жизни. Для этого и используются методы, описанные выше, однако, обо всем по порядку.

После того, как я самовольно ушел на два дня есть борщ, и в состоянии глубокого алкогольного опьянения вернулся в расположение воинской части, отцы-командиры приняли решение отправить меня на «губу» гарнизона Ключи-1 Камчатской области. Так сказать, в рамках борьбы за армейскую дисциплину. Тот факт, что два года моей службы закончились, и я уже дембель, - никого не волновал…

По экстерьеру, указанное исправительно-трудовое учреждение крайне напоминало барак, в каких немцы в свое время сжигали военнопленных, крестьян и евреев. В этом плане повезло – никто меня сжигать не собирался.

На входе здесь традиционно забирают все, чем можно навредить себе и (или) окружающим. Дело в том, что в порыве осмысливания основ мироздания, некоторые арестанты норовят или повеситься сами, или покалечить своих бедолаг-сослуживцев.

«Тебе скажут: «добрый вечер», а ты вдруг не правильно расслышишь, и подумаешь «пошел на х…», - прокомментировал свои действия начальник караула, вынимая из моей шапки иголку с ниткой. - Ты возьмешь, да и зарежешь кого-нибудь! Понятно?»

«Кого я могу зарезать иголкой в одиночной камере?» - полюбопытствовал я.

«Дней через десять - посмотрим», - успокоил начкар.

И действительно - совсем скоро я понял, что мои возможности значительно превосходят все то, что я о них думал: Съесть бычок после перекура, с тем, чтобы скрыть факт самого перекура - легко! Подметать длиннющий коридор ломом – как нечего делать! Употреблять в пищу практически несъедобные вещи, при этом распевая песни патриотической направленности – без проблем! Мыть посуду, и параллельно читать с выражением дисциплинарный устав – запросто!

Проанализировав следующие двенадцать лет своей жизни, пришлось констатировать, что ничего этого правда, в быту не пригодилось, но ощущение необходимости обладать подобными навыками – согревает душу по-прежнему.

Теперь несколько слов о самой камере. Как я уже говорил – она была одиночная. Меньше метра в ширину, два – в длину, и столько же в высоту. Стены старательно выкрашены в отвратительно-зеленый цвет, от чего самые неприятные мысли, приходят в голову уже через несколько часов заточения. Окон нет. Полежать днем не на чем.

Зато – есть на чем сидеть! Тот человек, который соорудил этот стульчик, - явно был маньяком: металлическая площадка десять на десять сантиметров, приваренная к торчащей из бетона трубе, наклонена таким образом, что жопа начинает болеть уже через две-три минуты.

Время замирает. Буквально через сутки заточения, ты чувствуешь себя великим философом. Еще спустя 24 часа – сумасшедшим, а вот потом… привыкаешь. Размеры твоего мира начинают совпадать с размерами твоей камеры, при этом его размеры можно измерить в шагах, в локтях, в ладонях, и в других частях тела – даже самых неожиданных. Это веселит – пробовал.

Свет попадает в «номер» из коридора, сквозь дыру в самом верху стены. Где-то там, на потолке горит лампочка, и этого достаточно, чтобы жить, чтобы ценить самое важное, первоочередное, необходимое.

Всем тем, кто хочет настоящей свободы, я бы посоветовал посидеть в одиночке хотя бы сутки. Независимость, о которой так много говорят, но мало понимают, - это и есть камера. Только когда ты тотально одинок, тогда ты и абсолютно свободен. На самом деле – свобода никому не нужна, напротив – каждому человеку нужны только любовь и внимание, а любовь и внимание – есть полное отсутствие свободы, потому что это постоянная взаимозависимость. Примерно такие вот размышления и происходят в голове, возможно у каждого арестанта на гауптвахте.

Мысли обрываются, когда в коридоре слышаться шаги, и, лязгнув замком, выводной открывает дверь камеры. Ты бежишь в туалет, а потом на прием пищи и уборку. Ничего не успеваешь понять, как снова оказываешься взаперти, и твой мир привычно уменьшается на глазах.

Неужели – все, чем Я являюсь, находится в этих стенах? Неужели нет ничего больше? Как будто вместе с настоящим, исчезло как будущее, так и прошлое. Если я не ошибаюсь – даже сны на «губе» мне не снились.

Я долго думал потом, зачем судьба привела меня тогда на гауптвахту, и много лет не находил ответа, при этом точно зная, что ничего не происходит просто так. Именно тогда, в камере, в холоде и некотором отчаянии, ко мне впервые пришла мысль о том, что надо бы, наверное, писать. Ибо как поделиться своим маленьким миром, с миром без границ?

Однажды ночью, на гауптвахте раздались выстрелы. Потом еще и еще. Крики, какие-то непонятные звуки и снова стрельба. Как оказалось позже – один из караульных, начитавшись соответствующей литературы, решил перестрелять всех своих сослуживцев и устроить в Ключах военный переворот. Рядового Алексейченко – так, кажется, его звали, застрелил начгуб. А еще трое ребят, погибли от рук фанатика.

На железной двери камеры номер восемь, которая на время стала моим домом, появилось отверстие от шальной пули.

Спустя двадцать дней моей свободы, я вышел за пределы гауптвахты. Еще через сутки, уже летел на дембель, в день своего двадцатилетия.

Сейчас, насколько я знаю, гауптвахты отменили, - а жаль. Но может быть кому-то, мои воспоминания о тех днях, будет так же интересно читать, как и мне писать о них.