Таможнный союз - единственная оставшаяся точка опоры

Пожалуй, впервые в жизни я аплодировал сотрудникам украинской милиции. Поводом для эйфории стало якобы избиение народного депутата от ВО «Свобода» во время беспорядков возле Гостиного двора в Киеве. При всей неоднозначности ситуации, сложившейся вокруг этого объекта в исторической части столицы, мандат народного избранника не дает права учинять беспорядки.
Первое, что пришло на ум после просмотра сюжетов теленовостей и многочисленных комментариев самого потерпевшего, — мало дали. Очень жаль, что не всыпали еще одному представителю все той же политической силы Игорю Мирошниченко, возглавившему толпу недоумков при совершении ими акта вандализма над памятником Ленину в Ахтырке. Атаки на памятники, да и не только на них (достаточно вспомнить спиленный крест или осквернение Вечного Огня), в украинском обществе приобретает характер эпидемии. Удары наносятся по сакральным символам и самой памяти народа. Похоже, что кто-то упорно стремится сделать часть общества унтерменшами.
О причинах, возможных последствиях и путях выхода из сложившейся ситуации рассказывает директор Центра системного анализа и прогнозирования Ростислав Ищенко.
— Уважаемый Ростислав Владимирович, общество стремительно радикализируется, с чем это связано и кому выгодно?
— Не выгодно это никому, даже самим радикалам. Как показывают практика и опыт тысячелетий, на кривую дорожку силового решения проблем достаточно раз ступить — остановиться потом очень трудно. Масштаб и жестокость репрессий растут как снежный ком, а управляемость государства и единства общество столь же стремительно снижаются. При этом под каток силового решения попадают в первую очередь сами радикалы. От остальных-то требуется только не очень сильно высовываться (народ для управления любой власти нужен). А вот в среде радикалов идёт постоянный кастинг на наиболее радикального. Но для того, чтобы доказать свой радикализм и удержаться наверху пирамиды, наиболее радикальный политик должен отрицать менее радикального предшественника. Очень быстро это отрицание становится абсолютным и приводит к физическому устранению конкурента. И так до тех пор, пока общество не устанет наконец от радикализма и не перевешает оставшихся радикалов. Либо, как было в Камбодже, пока не вмешается внешняя сила.
Связана же радикализация общества с тем, что политический класс (власть и оппозиция), уверовав в абсолютную силу политических технологий, полностью утратил обратную связь с народом. Политики верят, что надо только аккумулировать нужную сумму на пропаганду и раздачу гостинцев, а также прикупить «правильного» политтехнолога, умеющего произносить нужные заклинания, — и всё у них получится. Во времена относительного благополучия такая схема хоть и со скрипом, но действовала. Когда же уровень жизни обвально падает, а государство только усиливает фискальное давление и сбрасывает с себя остатки социальных обязательств, народ начинает требовать перемен любой ценой, поскольку продолжение проводимой политики ставит под вопрос физическое выживание большинства граждан Украины. В такой ситуации инстинкт самосохранения, обычно удерживающий граждан от противостояния с властями, наоборот властно толкает их на баррикады. Становится ясно, что можно либо рискнуть и уничтожить существующую политическую элиту, либо элита уничтожит тебя. Когда же на баррикады рискуют выйти миллионы, то риск погибнуть у каждого отдельного революционера стремится к нулю. В условиях всеобщего бунта власть часто даже не успевает оказать сопротивление.
Так что абсолютно все партии и течения, представляющие действующую элиту, в среднесрочной перспективе проигрывают от радикализации общества. Радикализация, достигнув своей крайней формы — революции, отрицает всю элиту (от «регионалов» до фашистов), только одних она отрицает первыми, а других последними. Тем не менее, так же, как неумелый водитель ведёт автомобиль к катастрофе, так и политическая элита Украины ведёт к революционной катастрофе страну. И тут власть и оппозиция работают в унисон, хоть и не догадываются об этом.
— Почему власть двойственно реагирует на нарушение закона представителями «Свободы», когда, например, в Киеве их представитель получил от милиции по шее, в то время как в Ахтырке среди бела дня был разрушен памятник Ленину, и никакой реакции нет до сих пор?
— Потому что, судя по всему, на центральном уровне ещё не выработано решение относительно того, реагировать ли на провокации «Свободы» и если реагировать, то как. Следовательно, в каждом отдельно взятом случае отдельно взятый представитель местной администрации и/или силовых структур принимает решение на свой страх и риск (или не принимает никакого решения).
— Каков запас прочности у украинской власти в контексте углубляющегося кризиса?
— Он давно исчерпан. Власти просто повезло. Страна расколота по этническому признаку на две Украины: русскую и галицийскую. Поэтому в противостоянии радикалам, представляющим одну сторону, власть до последнего момента могла опереться на поддержку другой стороны, резонно считавшей, что «те будут ещё хуже». Однако действие обоих этих факторов завершилось. Как я уже говорил выше, сегодня людей против системы толкает не любовь к вышиванкам или самоварам, а просто понимание невозможности физически выжить в рамках этой системы. Поэтому фактор этнического противостояния перестал играть существенную роль. Сбылась мечта галичан: «язык уступил политическое первенство колбасе».

Но произошло это не только в русской Украине, а и в самой Галичине. Уровень ненависти, отделяющий общество от элиты, таков, что вероятность стихийного бунта сегодня значительно выше вероятности организованного переворота.
— Насколько далеко может зайти «Свобода» в своих акциях?
— Как угодно далеко. До тех пор, пока не будет физически остановлена либо властью, либо политическими оппонентами.
— Расскажите о внутренних и внешних предпосылках для выхода из сложившейся социально-политической обстановки, которая все более накаляется?
— Выйти из создавшегося положения без острого политического кризиса уже нельзя. Вопрос только в том, кто сможет использовать кризис, развернуть его в свою пользу: власть или радикалы (в том числе и в первую очередь из «Свободы»). Последним выгодно наращивать давление, увеличивать количество силовых акций, их масштаб, ареал распространения. Чем слабее власть реагирует на подобные провокации, тем сильнее радикалы. Чиновники и силовики быстро усваивают, что лучше им не сопротивляться, и прекращают вообще что-либо делать. Захваты административных зданий, погромы памятников, нападения на оппонентов множатся, расползаются по стране, потом в один прекрасный момент захлёстывают столицу, и тут-то власть обнаруживает, что она никому не нужна, её никто не защищает. И всё кончено. Со своей стороны, выиграть кризис власть может только в том случае, если сможет мобилизовать своих давно разочарованных избирателей, вновь заставить их поверить, что оппонирующие радикалы ещё хуже, а также, если ей удастся получить мощную внешнюю поддержку.
Это возможно только при немедленном старте вступления в Таможенный союз. Для русской Украины Тягныбок однозначно станет хуже, чем вступающий в Таможенный союз Янукович. Бюрократы и силовики учтут, что теперь на стороне Януковича играет Путин, а это для Украины всеподавляющая сила. В то же время радикалы не смогут промолчать и обязаны будут инициировать уличное противостояние, иначе уже в них разочаруется их избиратель. При таком варианте развития событий уличный мятеж, который вынуждены будут инициировать радикалы, оказывается неподготовленным, да к тому же он будет являться мятежом не против власти, а против Таможенного союза, то есть его не поддержат от 60% населения. Ну а когда мятеж подавлен, мятежников обычно не в парламент приглашают, а в тюрьму.
— На что может опереться власть, стремительно теряющая контроль над процессами, происходящими в стране?
— Как я уже сказал, отвечая на предыдущий вопрос, единственная оставшаяся точка опоры — Таможенный союз. Подписание соглашения о вступлении и начало его ратификации обеспечивает власти и внешнюю, и внутреннюю поддержку на уровне необходимом и достаточном для того, чтобы при минимально адекватном руководстве процессами резко улучшить своё положение и остаться властью в обозримой перспективе навсегда.
— Насколько внешние игроки заинтересованы в дестабилизации ситуации в Украине?
— В принципе не заинтересованы. Сейчас дестабилизация никому не нужна. Все уже потеряли надежду на то, что с действующей властью о чём-то удастся договориться, но никто не готов активно вмешиваться в украинскую гражданскую войну, которая станет неизбежным следствием дестабилизации. Все предпочитают дождаться 2015 года и начать работать с новой властью или с новыми властями (если по результатам выборов 2015 года Украин станет несколько).
Сегодня только у России остаёт­ся до конца 2013 года открытым окно возможностей по интеграции Украины в ТС. Но, как было сказано выше, этот процесс, хоть и вынуждает пройти через острый политический кризис, не ведёт к полномасштабной дестабилизации из-за неготовности оппозиции, а также из-за вышеперечисленных особенностей ситуации, резко повышающих уровень внешне- и внутриполитической поддержки украинской власти.
Поэтому сегодня и ЕС, и США играют на Украине не на активизацию процессов, а на затягивание времени. Чем ближе 2014-й и, особенно, 2015-й год, тем слабее Янукович и Партия регионов. После 2013 го года вышеописанный механизм преодоления кризиса через вступление в ТС прекращает действовать. К этому времени оппозиция будет достаточно сильна, чтобы воспрепятствовать его ратификации и реализации. Таким образом, для гарантированного смещения Януковича ЕС и США надо только потянуть время до конца 2013 года, и дальше это становится вопросом времени, а не принципа.
— Можно ли объяснить активизацию украинских радикалов неизбежностью вступ­ления Украины в Таможенный союз?
— Политика и история недетерминированы. Ничего неизбежного не существует. А свое­временное вступление Украины в Таможенный союз из-за неадекватности власти как раз скорее маловероятно, чем вероятно.
— Насколько общество вообще воспринимает агрессивную риторику неофашистов? Неужели оно не отдает себе отчета в том, чем это может закончиться?
— Не отдаёт. Общество — не философ и не политик. Общество — живой организм, руководствующийся в своей деятельности не разумом, но эмоциями. Эмоции сегодня диктуют поддержку радикалов. Предложите обществу радикальный русский проект, и он также будет поддержан. Сегодня для общества ключевой запрос на слово «радикальный», остальные определения для него вторичны.
— Какую роль в стабилизации ситуации может сыграть парламент?
— Самостоятельно — никакой. Если вдруг, паче чаяния, исполнительная власть предпримет спасительные шаги, то я думаю, что тогда она догадается организовать себе минимально необходимую для их легитимации поддержку парламента. Иначе его придётся разгонять, а это хоть и не смертельно, но неприятно.