Разговор о "равенстве и братстве" в России

—Положим, можно заставить, — многозначительно повел бровью Самуил, — впрочем, все это еще пока для будущего, теперь меня больше интересует вопрос, удастся ли твоему мужу оборудовать дело, которое я ему поручил... 
—Если за исполнение взялась дочь этого несчастного капитана... как его... я все забываю...
—Качалова, — подсказал Самуил.
—Да, да, Качалова, — то наверно все будет выполнено мастер¬ски, она замечательно ловкая женщина... хотя я не знаю, благоразумно ли поступаете вы с мужем, доверяясь ей в таком деле. Разве нельзя было поручить кому-нибудь из наших служащих отвезти эти бумаги... У мужа есть люди, очень ему преданные.
— Не в преданности дело. Преданные — есть, но нет способных... Впрочем, даже и не то... Если бы понадобилось провезти обыкновенную контрабанду, товар какой-нибудь, я бы даже сам, без помощи твоего мужа, нашел для этой цели десяток ловких молодцов среди наших К-их евреев, но совсем иное дело, когда вопрос касается контрабанды политической. В этом случае евреи совершенно не годятся, они слишком опасаются... Им мерещится Сибирь, кандалы, и они при первом же намеке на опасность так теряются, что с головой выдают себя... Такая же особа, как, например, дочь Качалова, напротив, охотнее повезет контрабанду политическую, чем товар, — ее легче спрятать. А быть пойманной она нисколько не опасается, уверенная, что ее, как русскую дворянку, без явных улик никто не осмелится остановить и допросить.
—А в Румынии у вас тоже есть единомышленники? — осведомилась Сара. 
—Где их нет? На всем земном шаре и во всех государствах... Кстати, раз уже мы разговорились, хочешь, я поражу и изумлю тебя?
—В чем дело? 
—Имеешь ты представление о масонах?
—Признаться, смутное... Впрочем, я знаю, что ты собираешься сказать, — ты хочешь сообщить мне, что масоны и евреи идут рука об руку... Я об этом уже слышала, хотя плохо понимаю скрытый смысл этого явления.
—Смысл тот, что люди, в основу своего учения положившее нравственное усовершенствование людей на началах всеобщего равенства и братства, соединились с нами, никакого братства с христианами не допускающими и не могущими допустить. Впрочем, в том, что еврейство сливается с Масонством, еще нет ничего особенно удивительного. Но что бы сказали наши предки, если бы кто-нибудь предсказал им, что наступит день, и те самые иезуиты, которые некогда являлись их самыми лютыми врагами и беспощадно жгли и истребляли их ad majorem Dei gloriam, протянут руку еврейству как своему союзнику? Такой абсурд не вместился бы в их мозгу, как не вмещается в головах некоторых наивных людей смешение двух, казалось бы, совершенно противоположных начал — социализма, радеющего о благе рабочего, и еврейской эксплуатации того же самого рабочего... Можешь ли ты понять все эти несообразности? 
—Нет, — искренно созналась Сара и добавила простодушно, — я, должно быть, слишком глупа для этого.
- А между тем секрет очень прост... Масоны и социалисты требуют равенства, иначе говоря, уничтожения отдельной личности в угоду общества, словом, обезличения народов... И не должны ли мы горячо содействовать его скорейшему осуществлению? Ведь в утере, христианскими народами их личности и кроется залог нашего будущего успеха. Помогая им терять их национальность, мы сами, однако, ее не потеряем никогда, и всегда, во все времена, до скончания мира останемся евреями, избранным народом Божиим. Наступит час, и станут лицом к лицу — с одной стороны, безличная христианская толпа народов, порвавших связь с своим историческим прошлым, равнодушных к своей религии, отказавшихся от своего личного «я» и превратившихся в какое-то отвлеченное понятие, а с другой — жизнестойкое еврейство, до мелочи сохранившее всю свою национальность, свою религию, свои идеалы, свои принципы, пронесенные евреями через всю древнюю, среднюю и новую историю. Надо ли объяснять, кто победит в борьбе таких неравных по нравственной силе противников? Впрочем, и борьбы никакой не будет, а просто-напросто вожаки еврейства возьмут свои посохи и погонят перед собой, куда пожелают, безвольное и трусливое стадо... Скажи мне, Сара, можешь ты представить себе в своем воображении стадо, ну хотя бы даже пантер, подгоняемое ударами бича?

Конечно, нет, а стадо волов, лениво идущих впереди семилетнего подпаска, мы видим ежедневно. Между тем, каждый вол в отдельности сильнее пантеры и одним легким движением ноги может раздавить пастуха насмерть. В то время, когда каждая пантера защищалась бы самостоятельно, каждая на свой лад, риск и страх, по своему, ей одной свойственному способу, ни одному из волов не пришла бы даже мысль о сопротивлении. Сгоните их тысячу, десяток тысяч, они все будут так же покорно брести, повинуясь крику семилетнего ребенка... Почему это так? Потому что волы давно утратили понятие о свободе и высшим благом считают теплый хлев и обильную пищу, за это они готовы переносить побои, тяжкий труд, унижение... Стадное начало убило в них всякую самостоятельность, каждый из них есть точное повторение другого, потому они и бредут вместе, все как один... Они достигли идеала равенства, ибо все равно ничтожны, ленивы и глупы...
Самуил говорил горячо, сам увлекаясь своим красноречием, и не столько ради вразумления сестры, сколько из невольного желания высказать мысли, выношенные им в его душе и казавшиеся ему особенно красивыми и убедительными.
Сара слушала его слова, плохо вникая в их смысл, но с горделивым чувством сестры, горячо любящей брата - гордость всей семьи. 
— Однако отчего твой муж так долго не идет? — после некоторого молчания спросил Фальштейн. — Я начинаю немного тревожиться.
—По всей вероятности, много дел в конторе, — успокоила брата Сара, — иногда муж засиживается до рассвета... Впрочем, сегодня он, наверно, приедет не позже десяти, так как в одиннадцать у него какой-то деловой визит по продаже одного из имений Заркати...
—Как? Неужели и Заркати тоже банкротятся? — воскликнул Фальштейн. — Когда это они успели разориться? Удивительно даже. Ведь еще недавно их дела были блестящи.
—Говорят, они много потеряли на каких-то акциях... Кроме того, их как-то коснулось падение цен на землю... Впрочем, до полного разорения еще далеко...

—Но брешь все-таки уже сделана, и голову кладу на отсечение, что это печальное для Заркати дело не обошлось без участия твоего мужа... Я давно заметил, что во всех разорениях здешних помещиков за последние 10—15 лет, так или иначе, чувствуется его благосклонное участие... Кстати, вот тебе еще один пример в подтверждение моих слов о гениальности нашего народа... Кто был твой муж в первую половину своей жизни? Ничтожный фактор, почти нищий, не видавший в своих руках одновременно суммы большей ста рублей, — и что же мы видим теперь? Едва грамотный, нигде ничему не учившийся, не имеющий представления не только о политической экономии и теории накопления богатств, одной своей сметкой превращается в миллионера, созидает грандиозные финансовые предприятия, в которых запутываются, как мухи в паутине, люди с высоким образованием, с детства привыкшее к обращению с огромными капиталами, как, например, Заркати. И это, имей в виду, еще при существующих со стороны закона стеснениях и ограничениях, как гири висящих у него на руках, а дай ему полную свободу действий...
—Я бы тогда в три-четыре года перевел все богатства здешних глупцов в свои карманы, — раздался из мрака насмешливый голос, и от дверей, неспешно ступая мягкими подошвами, к разговаривающим подошел Шульмеер.
—Да, да, — проговорил он, крепко пожимая руку зятю и довольно небрежно и равнодушно кивнув головой жене, — я говорю совершенно серьезно: дайте только нам права, равные с правами остальных русских граждан, и мы в несколько лет завладеем краем.
—Так, так, Илья Яковлевич, и вы стоите за равенство? — лукаво подмигнул сестре Самуил.
—О, разумеется, — с азартом воскликнул Шульмеер, — равенство прежде всего... При всеобщем равенстве мы сделаемся господами.
— Вы почти слово в слово повторили сейчас то, что я говорил сестре: для нас уравнение в правах с остальными равносильно получению огромного преимущества, так как мы более талантливы и деятельны, чем прочие нации...

Ф.Ф. Тютчев. Собрание сочинений в 3- томах, "Злая сила" повесть, Т. 1, С. 280-283.
(Ф.Ф. Тютчев сын поэта Ф.И. Тютчева в 1915 году умер от боевых ран в Первую Мировую войну)