ЛЕГЕНДА О СТРЁМЕ ИВАНОВНЕ.

.

   Так было это, а, может быть, и не так, но о Стрёме Ивановне мне рассказала баба Ева. А выдумщицей она была еще та. Порой так наплетет, что  не развяжешь ни один узелок. Слова подбирала звучные и певучие, да такие,  что заслушаешься. Порой свои слова выгоняла, что у деда Митьки уши обвисали.

    Дед не выдерживал и говорил:  ох, и врешь ты, баба. А Ева ему в ответ: а если самогону тебе поставлю? Дед в восторг: тогда все, что не скажешь, все -   правда. Наливай, баба, и тащи бутыль и рассказывай хоть сказку, хоть быль. 

    Я часто думал о том, что рассказывала баба Ева поселковым бабам. Плохо они жили в то время. Легкие на водку были мужики и тяжелые на руку. Иной раз пьяный мужик, прогулявший все деньги в бусугарне,  так отпаривал бабу за вопрос, а чем же я детишек кормить буду, если ты все гроши на водку, да пиво пустил,  что приходилось водой отливать. Она часто собирала у себя поселковых женщин   и старалась своими разговорами  внести в их души хоть что – то пусть неумелое, да веселое.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

- Да, когда же это кончится, - не заголосил, а взревел Агафон Иванович. – Как гроши получу, то мимо  бусугарни бегу, кружку пива не  хлебну и как сумасшедший лечу. На тебе гроши, а мне давай эту заразу.

   Стрёма Яковлевна, жена Агафона Ивановича, вынула из пазухи фотографию, которая мигом перекочевала в руки мужа.

   Агафон Иванович с ненавистью посмотрел на фотографию, сплюнул, разорвал ее, да ещё ногами потоптал  и к жене.

- Ты не топчи ее, - посоветовала Стрёма Ивановна, -  а сожги, а то куски разлетятся и кому-то на глаза. Посмотрят и скажут: да это же Агафон, ого, какой у него гон. Да еще придут с проверкой, - закончила Стрёма с усмешкой.

- Стрёмочка, скажи, ради Бога, - умоляюще начал он. -  Сколько их у тебя? Житья от них не стало. Мужики от них трясутся, скоро свихнуться. Когда же это закончится?

- А  закончится тогда, - спокойно ответила Стрёма, -  когда  вы, мужики, освободите  нас баб от срама, перестанете шастать в бусугарню, гроши пропивать и не бить нас, а уважать.

- Да мы и так уже в бусугарню не ходим, не деремся. Как от черта подальше держимся. О нас в газетках пишут: чудо – поселок. Даже говорят, что такого не, может быть, в России.  Журналисты приезжают, спрашивают, что с нами случилось? А мы им говорим:  метеорит нам на головы  упал.  Археологи валят, осколки ищут. За нами уже другие ученые потянулись. Скоро вся Россия, глядя на нас, не пьющей станет. Что тебе еще нужно?

    Странный случай произошел в поселке месяц назад. Раньше после получки мужики с каракубы толпой в бусугарню ходили. Заправляли грудь по полной «программе», а после «программы» тащились по хатам  и учили жен. Да так, что под глазами вспыхивали синяки и ребра трещали, а ребятишки от ремней верещали.

   А сейчас мужиков, как подменили. Пролетают мимо бусугарни, а дома ручными становятся.

   И Агафон Иванович стал ручным и о бусугарне забыл. А раньше по пьяни, за что не схватится, все отрывается, да ломается.

    Разорвав фотографию, он зашел в хату и лег на кровать.

   «Вот Стрёмка, паскуда,  что затеяла, - думал он. – Бабы всех мужиков в клеши взяли. И как освободиться?».

   Про себя Агафон Иванович на Стрёму ругается, а среди мужиков похваляется. Не каждая баба такое выдумает, как Стрёма. Мужики от его похвалы, взяли бы Агафона за грудки, да Стрёмы побаиваются. Может такое отмочить, что потом не выпрямишься всю жизнь.

    Агафон Иванович уже хотел уснуть, как услышал во дворе плачущий голос соседа Сергея Павловича.

- Начинается, - тоскливо подумал он. –  И смех, и грех.

   Не мог Агафон Иванович удержаться на кровати  и выскочил во двор, чтобы посмотреть на очередной  позор. 

   А  картинка знакомая. Сергей Павлович с ненавистью рвал фотографию и, стоя на коленях перед Стрёмой Ивановной, клялся, что больше никогда, никогда не зайдет в бусугарню и не поднимет руку на жену.

- Мария, - спрашивала Стрёма Ивановна. – Гроши полностью он принес?

- Полностью, полностью, Стрёмочка. И кружку пива не выпил и детишек по голове погладил. И корову, и козу подоил. Дровишек на баньку нарубил, ребятишек помыл, и целый день трезвым ходил. Даже самогон не просил.

- Добрым мужиком становится, - ответила Стрёма Ивановна. – Там за воротами много еще стоит?

- Да  почти все поселковые мужики, - ответила Мария. – Они же боятся, что ты, как его коромат на них запустишь.

- Компромат, - поправила Стрёма Ивановна. -  Я такая, что запушу, если хоть одна зараза из них напьется, и драться начнет.

   А дело было так. Невмоготу стало поселковым бабам от мужей. Напьются, ребятишек поколотят, жен  попорют. Да еще спать с ними ложатся. И в кровати то так, то неэ так. Ковыряются, а никакого толка не получается. Потом захрапят и под кроватью спят.

   Решили поселковые бабы со Стрёмой Ивановной посоветоваться, как от такой жизни избавиться. А Стрёма Ивановна всю войну прошла, в разведке служила.

   Выслушала она баб, а потом и говорит.

- Вот что бабоньки. Силой мы их не возьмем, а нужно компроматом брать. Стрелку будем забивать.

   А бабы с вопросом.

- А что такое стрелка. Это когда при помощи ей  пути переводят.

- Это война, бабоньки, Это, когда мы своих мужиков с пьяных путей на трезвые переведем.

   Разъяснила она им, что такое и компромат, и предложила всем скинуться на хороший фотоаппарат и что делать они будут.

- Своих мужиков позорить, - заупрямились было бабы, выслушав Стрёму. – Пусть лучше пьют, да бьют.

  ( Слышал я от бабы Евы, что иная баба готова смириться с питьем и битьем мужика, чем жить одна).

- Позорить мы их не будем, а попугать попугаем.

   Согласились бабы. И в день очередной получки заявились в бусугарню.  

   Стрёма Ивановна с ружьем, муж иногда охотился, вокруг ее пояса патронташ, во рту папироска дымит, дым колечками  пускает, Стрёма небрежно сплевывает,  бока руками подпирает, глазами косит,  а на голове пилотка. Со звездочкой. И набекрень.  Между столиками ходит и мужиков бедрами заводит. Да еще привычки незнакомые: по макушке погладит, губы подставит, а потом дулю покажет. Куражная баба вышла.

 - Ты что, Стрёма, - спросили ошалевшие мужики, -  на войну или охоту собралась? Или нас пришла целовать.

   А Стрёма в ответ сквозь зубы небрежно цедит.

- Стрелку мы, бабы, с вами, мужиками, забили.

      Мужики слова Стрёмы мимо ушей пропустили.  А если бы Стрёма сказала о водке и пиве, они тотчас бы ими зашевелили.

      Стрёма усмехнулась,  пивка глотнула и мужиков пугнула.

- Стрелка. Это война мужики. Пока вы водку жрете, Америка уже на подлете.

   (Дед Митька  Америку не переваривал: то вместе воевали, а после войны задрались и награждал ее всем своим матерным запасом, баба Ева не медлила, под руку попавшуюся тряпку хватала и  в рот деду, как пробку втыкала).

   Мужики от слов Стрёмы с толка мигом  сбились: когда, куда заокеанская  хрень  в Россию пришла… Словом, всполошились. С вопросами к Стрёме прут. Америку в мать твою клянут, на куски разнесут, в грудь стучат, грозят Америку за пуп взять. Такое дело: хоть сейчас тащи Америку, они ее под орехи разделают.  Словом, бойцовский пар с хмельком  пошел от мужиков.

   А Стрёма внимание на слова мужиков не обращает, ногу за ногу закинула, на стуле развалилась, баб за стол приглашает, да еще по кружке пива за счет мужичков предлагает, а они из-за пива и про Америку, и войну забыли, и на баб орут:

- Что вы лезете в чужой огород.

   А Стрёма еще больше раздразнила, сказала, что Америка свои ракеты на бусугарню только навострила.

   Мужики еще больше вскипятились, да   успокоились, когда Стрёма, что такое» забить стрелку»   пояснила.

   Мужики в хохот, а Стрёма буфетчицу подозвала и сказала, чтобы пиво бабам носила, а мужиков обходила.

   Буфетчица от заказов Стрёмы  рада, а у мужиков от этих слов в душе не отрада, а досада и желание мата. Сидят не понимают, самим не хватает. Это что же выходит. Война, что  бабы за их счет пиво попивают. Они все свои заначки опустошили, а тут жены навалили. Не возьмут в толк, что же случилось,   бабы дома  оставили и в  бусугарню направились..

   Словом, обалдели мужички, блымают глазами, за подолы баб руками хватают, а буфетчица мотается, да не им, а их бабам кружки пива поставляет. Да еще без пены наливает. И мужицкие гроши в карман забирает.

    Мужики глаза протирают: может быть, приснилось,  ведь раньше такого не водилось. Гроши сами спускали, а бабы коров доили, готовили и варили, да с ребятишками возились.

  Хотели они взять Стрёму в переплет, да у Стрёмы оказался круче лоб. Почесали, помолчали, а после отнемели мужики и развязали языки,  в мат и перемат пошли: не дают мужику отдыхать, да Стрёма Ивановна слушать не стала,  сняла ружье, патрон из патронташа  достала, в ствол загнала, курок взвела и на мужиков навела.

- Если еще кто матюкнется, башку отвалю и не очнется.

   Заприжали языки  мужики. С бывшей разведчицей шутки плохи. Она в прошлом году поселковых начальников, которые и пороха не нюхали, с трибуны согнала, а ветеранов поставила.

   Начальство хотело  Стрёму Ивановну к рукам прибрать, да быстро скисло, потому что выборы были близко.

- А теперь встать из-за столов, - и все командирским голосом Стрёма Ивановна, если голос  опустишь, то тебя быстро с порожков бусугарни спустят - и в посадку друг за дружкой.

   Мужики было в нахрап  на Стрёму Ивановну, а она в потолок, как бабахнет.

- Солью все морды и задницы  исковыряю и зачищу. Рябыми станете. А кому вы рябые будете нужны, разве стакану водки, да пивной глотке.

   Попытались припугнуть ее милицией. Не тут-то было. Пока до милиции дойдешь, Стрёма всего солью поковыряет. А она такая. Всю войну до Берлина прошагала.

   Что делать? Хмель то малость прошел, да у Стрёмы  Ивановны ствол. А ствол не игрушка. Пальнет и слетит макушка.

   Выши мужики и в посадку. Идут, гадают, а зачем их в посадку ведут -  не знают

    Стрёма Ивановна и сама была не уверена, что получится, но проигрывать она не любила. Вывела их на полянку в посадку и под команду.

- Всем мужикам раздеться догола.

(В этом месте дед Митька не выдерживал, вскакивал и кричал: вот попробовали бы они меня раздеть, а баба Ева в ответ: дай мне ружье, я с ним на тебя посмотрю, что ты делать будешь).

   Мужики  в голос: раздеться, да ты что сдурела, баба, хочешь, чтобы мы тут повальную устроили, у нас же дома и кровати есть, а у Стрёмы голос погуще, да покрепче.

-  Повальную, - протянула Стрёма, - вы на ногах еле стоите, - деликатничать не стала, - а еще хотите, чтобы стояло. Видели мы вас голыми. Со всеми причиндалами. За жизнь натыкались. Так что стесняться нечего. Иначе стрелять начну.

- А мы и так голяки, - кричат мужики.

- А у нас всласть сейчас такая. На одежку вам собирает, а все остальное в карман свой забирает.

   И поверх солью  голов мужиков. Они снова в голос прорвались и попытались взять баб на испуг.

- Да мы с такими бабами разведемся.

   А Стрёма Ивановна в ответ.

- А корову, как будете делить? Себе рога, а женам дойки. Да за такие дойки ухватятся не пропойцы.

    Мужики от страха и слов Стрёмы Ивановны присели, попотели, а потом и разделись.  А Стрёма Ивановна командует соседке Марии, у которой общественный фотоаппарат.

- Сначала сними, Мария, их все скопом, а потом по одному. А для чего объясню.  Вы, бабоньки, возьмите по хворостине, а еще лучше по дубине. Кто из мужиков не заладится, то по горбу. А еще я в его мягкое место и как в свиной окорок засолю.

   Подмякли   мужики от такого поворота дела. Хмель прошел, да вот только тумана почему – то в голове больше стало. Может, Стрёма балует, да шутит. Трезвыми они, может быть, и не отступили и баб поколотили бы. Да в голове черт знает что кружиться, не поймешь что и творится. Как в окружение попали. Стрёма с ружьем, а бабы не с хворостинами, а цельным дубьем. Если по спинам закатают, то точно хребтины сломают.

- Если хоть один из вас, - начала Стрёма, - будет в бусугарне гроши пропивать и драться, я его фотографии  в поселке разбросаю, да еще на обратной стороне напишу:  интимные встречи ищу. И как на него в поселке будут смотреть?

   А мужики в откат не идут, все на Стрёму жмут.

- Ты что сдурела Стрёма нас позорить?

- А вы нас, баб, и детишек  своих не позорите. Все вокруг  вас так и называют пьяницами, да драчунами.

- Ну, - протянули мужики. – Выпиваем порой.

- Порой. Да так, что ползком домой. И не перебивайте, а запоминайте. У кого мозги еще варят, того и исправят. Раскидаю фотографию по поселку.  Мало окажется, начальнику депо и каракубы отнесу. Он вас на доску почета. Мой бывший боевой товарищ. А если и этого не хватит, поеду в город, там порнографические журналы выпускают, с  рук такой товар выхватят. Вы у нас мужики на это дело крепкие, знаем по себе,  не хиляки, девки к нам в поселок валом попрут, но девкам то мы  ноги быстро назад закрутим. Все фотографии у меня. И как только получка, мужики ко мне. Принес все гроши, одну фотографию отдаю, а другие оставляю. И так будет до тех пор, пока пить и драться не перестанете.

   Мужики и так, и сяк крутят. Даже про детишек вспомнили. А ведь раньше после бусугарни по прянику принесут, половину сами отгрызут, а половину отдают, и целый месяц вспоминают, да еще батьками себе называют.

- А если детишки увидят?

   Усмехнулась Стрёма, а ружье не отпускает. Мужик то он хитер. Вначале соблазняет, а потом как пузырь с воды исчезает.

- Когда их бьете, то не вспоминаете. А тут вспомнили. А вы делайте так, как я говорю, и детишки не увидят. А то вы, когда гроши получаете, ребятишки к окнам прилипают и заглядают. Вы брюхо водкой и пиво набиваете, а они слюни глотают. Что не так я говорю. Когда напьетесь, они вас  домой тащат, чтоб вы под заборами не валялись и зимой не замерзали.

   Попытались  мужики  Стрёму тюрьмой пугнуть, а она им ответ: я после войны десять лет просидела, а вышла и не поседела. Правильно я делаю, бабоньки?

   Осмелели бабы от слов Стрёмы, да притихших мужиков.

- Так, так, Стрёмочка. Они нас учили, а теперь мы их учить будем.

   Попытались, было мужики снова на Марию с фотоаппаратом налететь и Стрёму, да Стрема хвать за ружье и так еще раз полосонула в воздух, что мужики  кто свою, а кто чужую одежонку захватил и из посадки, мимо бусугарни, да без оглядки домой свалил.

   Остались бабы одни. Домой страшно идти, как себя будут вести мужики.

- Сегодня ко мне домой пойдем, - сказала Стрёма. -  Хата, да сеновал большой. Я Агафона в разведку пошлю.

-Думаешь, исправятся?

- Пока не знаю, - ответила Стрёма.- Фотографии, конечно, я разбрасывать и никуда посылать не буду. Это я набрехала им, но на испуг, кажется, взяла. Не дураки они же совсем у нас.  Кому хочется, чтобы его фотографию с ним голым все посельчане рассматривали.

   Выиграла стрелку  Стрёма. Перестали мужики заглядывать в бусугарню. Все больше ходят к Стрёме  торговаться. А она ружье возле себя поставит, гроши посчитает и фотографию дает, да еще намекает, что фотографий у нее много и  если собьешься с пути, смотри, будут твои фотографии по всему поселку и району мотаться.

Заканчивала баба Ева такие рассказы словами.

- Не веришь дед?

    А дед в ответ.