Православное христианство в борьбе за демократию и свободу. Часть 1.

Постоянное замещение духовного материальным характеризует язычество, противостоящее в этом христианству. Христианство исходно выступало против такого замещения. И свою духовную устремленность такое замещение нашло в лоне иудаизма. Известно, что исторически политическая монархия имеет именно языческое происхождение, поэтому само сознание в истории иудаизма Царства сопровождалась критикой, что это замещение Бога на престоле мирским владыкой, одновременно является забвением духовных основ иудейской веры. А в Первой Книге Царств (гл.8), сам Бог осуждает идею земного царя. Христианство в многом наследует эту критическую риторику в отношении к мирскому господству, всякий акцент плана спасения на языческой идее царства ослабляет дух. Можно считать, что исходно христианство было пронизано именно антимонархическим духом. Ведь Царь Небесный, это как раз тот, кто не может и не должен быть земным царем. Можно сказать, что христианство в своей основе – это, прежде всего, духовная сила, противостоящая силе материальной, воплощенной в идее монархии. Первоначально христианство так и воспринималось современниками, т.е. в качестве варианта духовного иудаизма, в противовес саддукеям и фарисеям. Ведь христианство отличает от иудаизма именно небесное, а не земное обетование, т.е. обетование, прежде всего, духовное. И, тем не менее, некоторые еще продолжают ошибочно связывать между собой идею монархии и православного христианства, совершенно не учитывая духовную направленность христианства, смешивая при этом, как и прочие язычники, духовное и материальное, и даже замещая духовное материальным.

В этом мире есть иерархия материальная и духовная, и их не стоит смешивать. Смешивать эти порядки, означает, не столько то, что предполагается какая-то зависимость между этими порядками, сколько то, что из духовной иерархии как бы вытекает с необходимостью определенная иерархия мирская (т.е. например, что из святости вытекает автоматически мирское владычество). Но вот именно такой зависимости как раз в идее христианства и не существует. И иерархия духовного наставничества совершенно не предполагает, что она должна быть обязательно конвертирована во владычество мирское, т.е. что иерархия священническая автоматически переходит в иерархию административную.

Христианская Церковь с самого начала ее исторического пути знает только трехступенчатую иерархию духовного наставничества: епископ, пресвитер (священник) и диакон. Епископ – предстоятель, руководитель и представитель всех христиан, проживающих в каком-либо городе. Пресвитер – полномочный представитель своего епископа. Диакон – помощник пресвитера. Первоначально, когда христиан было немного и все верующие города могли собраться в одном помещении, роль епископа и пресвитеров не была достаточно четко разделена.

Позднее, когда собраться всем в одном месте стало невозможно, епископ возглавлял основное собрание верующих, а собрания-приходы по окраинам поручал возглавлять своим пресвитерам. Полномочия епископов в пределах своих епархий равны, и епископы не могут по своему произволению вмешиваться в дела других епархий. Вопросы, выходящие за пределы компетенции одного епископа, решали специальные церковные Соборы. В каждой местности появился особый епископ, который занимается созывом таких соборов и председательствует на них. Такой первенствующий епископ почитается первым среди равных, но не администратором-распорядителем. Ведь такой первенствующий епископ действовать вне своей епархии по собственному произволению, без совета других епископов не мог. Такими первенствующими епископами выступали епископы крупных столичных городов, и им было присвоено наименование митрополитов.

Но в Церкви как в социальном институте процессы централизации и администрированиястали замещать духовные процессы. И в составе Церкви появились особые административные должности экзархов и патриархов, чьи права основываются уже не на постановлениях Соборов, а они основываются на управленческих государственных традициях, в основе своей языческих и монархистских.

Так, на Руси эта административная традиция церковной организации возникла с момента учреждения в 1589 году поста патриарха. Исходно, вопреки канонам христианства, пост патриарха толковался как четвертая степень священства. Над будущим патриархом повторно проводили таинство поставления в епископы, смысл чего был совершенно невнятен. И благодаря такому двойному поставлению русский патриарх видел себя уже не «первым среди равных» ему епископов, а церковным монархом, господином, а остальных епископов – своими слугами.

Известно, что первый Патриарх Никон в свое время даже отказался подчиниться суду Собора, состоящего из других епископов Русской Церкви, и потребовал для себя суда других патриархов, так как не мог представить себя судимым своими «холопами». Таким образом языческая идея монархии вошла в жизнь Церкви, существенно извратив демократический дух православного христианства.

Исключительные права духовного владыки опирались на еретическую идею четвертой степени иерархии, которая, конечно же, противоречит учению Церкви и имеет своим источником языческое представление о государстве как о царстве. Исторически такое отклонение в сторону язычества было обусловлено тем, что на Руси светская власть монарха символически уравновешивалась всевластием патриарха. Но статус патриарха в составе Церкви — именно статус владыки-администратора, особого царя, — был вторжением в духовную иерархию Церкви, а не продолжением этой иерархии. И следствием такого оязычевания церковной организации, будет сосредоточение власти в одних руках, что неизбежно приведет к угасанию инициативы у паствы. Без возможности принимать решения в среде низового священства построение полноценной церковной жизни, основанной на принципах любви и милосердия, практически невозможно. Церковная вертикаль, опираясь на языческую идею государственного управления, подавляет горизонтально организованную жизнь братьев и сестер. Таким образом, демократическая по своему духу православная Церковь оказалась в подчинении языческого царизма и логики папизма. А полное всевластие первого патриарха с неизбежностью привело к неисчислимым бедствиям для Церкви, расколам и гонениям, к утрате ясности веры …

Конечно, сегодня, никто уже не желает восстановления самовластного патриарха в духе Никона, и права нового патриарха ограничены в пользу Собора в соответствии с 34-м Апостольским правилом. Но все равно полномочия патриарха пока детально не сформулированы и не утверждены. Институт патриаршества, ориентированный на образец языческой монархии, неизбежно приводит к возврату старой практики в церковной организации, неограниченной власти и государственной «вертикали». Православие исказилось, и произошло замещение духовного порядка жизни Церкви материальным, и воплотилось это, прежде всего, в практике высшего церковного управления. Ведь теперь православный патриарх является не только архипастырем, но вместе с тем еще и администратором-управленцем, мирским владыкой. Он, пока не обладает априорной святостью как папа римский, который может единолично принимать церковные законы и даже создавать новые догматы. Пока православный Патриарх, разумеется, ничего не решает за всю Церковь и, он, вроде, по правилам подотчетен архиерейскому собору.

Но это лишь теоретически, а практически реальность церковной организации оказывается построенной на принципах языческой монархии. При отсутствии четкого разграничения полномочий патриарха, постоянно происходит сползание к авторитарному, монархистскому стилю церковного правления. И при таком положении дел истинная соборность Церкви всегда будет с неизбежностью умалена.

Но ведь есть только случайные исторические причины усвоения церковной иерархией повадок иерархии светской, заимствованных от языческой идеи царства, а по сути духовная иерархия христианства своим появлением не только заложила основы краха рабовладельческого строя, но и носила как раз антимонархический порядок, демонстрируя в своей основе демократический характер.

Исторически российская государственная машина всегда последовательно втягивала Церковь в свои политические проекты. Под действием этой языческой машины епископальное сообщество превращалось в церковный олигархат, живущий на коротком поводке у власти, а патриархи впадали в прелести папизма. Как раз Церковь, как совокупность равных христианских общин братьев и сестер являлась мощной угрозой социальным иерархиям язычески устроенных государств. Церковь родилась именно в оппозиции к мирской иерархии, как демократическая структура. Язычество, мирская иерархия, монархия – были исходно не совместимы в своем способе существования с христианством. Но именно поэтому государственная власть всегда старалась приспособить церковную организацию под себя, для обслуживания своих интересов.

Часть 2. См. - http://maxpark.com/community/43/content/1877070