When I kissed the teacher

Когда я закончила четвертый класс, мою школу объединили с соседней, а из бывшей моей сделали педучилище. Школы стояли рядом, идти мне стало дольше ровно на одну минуту, но все поменялось: класс разделили пополам, слив с другим, «местным», наши учителя остались в новом училище.

Что ж, учителя как учителя: хорошие, плохие, гнобящие учеников, вымогающие взятки, вникающие в проблемы подростков (неглубоко), старающиеся чему-то научить, склочные, сумасшедшие, увлеченные своей работой, затюканные бытом. Ученики как ученики: то симпатичные, то гадкие, то дружные, то ненавидящие друг друга. В общем, обычная советская школа начала 80-х.

Мне было трудно с математикой и другими точными науками. Я любила гуманитарные, а больше всего – литературу. С четвертого класса были у нас и иностранные языки: класс делился на группы, кому английский, кому немецкий. (Интересно, делятся ли так сейчас классы?) Все родители хотели для своих детей английский, он уже тогда был полезен. А мне было все равно.

Но достался мне английский.

В прошлой школе его преподавала пожилая тетенька. Было это все как-то не очень интересно. Помню, как прикалывались ребята над странными английскими словами: учитель – тича (птича!), война – уо, ну, обалдеть! (Это так давалось произношение.)

В общем, все новые учителя являли собой малоинтересную картину. Но англичанин… Он был странным. Говорил какими-то отрывистыми фразами, во время урока метался по классу, и к тому же у него наметилась приличная пролысина, которую он прикрывал отдельными прядями. Когда он перемещался резкими зигзагами, от лысины отваливалась тонкая прядь. И эта косичка металась вслед за ним. Лицо его тоже казалось мне необычным. Кажется, он был несколько смуглым. Лет ему было 40-45. Почему-то он стал вызывать у меня физическое отвращение. На его уроках я смотрела в сторону, потому мне не хотелось смотреть на него. Само собой, ни черта не усваивала.

Однажды после урока Александр Евгеньевич вдруг сказал мне: «Ирина, задержись, пожалуйста». Мы остались вдвоем в классе, и он начал говорить мне: «Ты невнимательна, в чем дело? У тебя же есть способности, ты почему-то отвлекаешься, ты постарайся», ну, и все в таком духе. Просто поговорил. Доброжелательно, мягко. Я пообещала постараться быть внимательной. И увидела его по-другому. Его индивидуальность, интеллигентность, то, как он отличается от других учителей своей культурой, манерой вести урок, да и уровнем знаний. Что у него очень приятная внешность. И еще меня поразило, что он называл меня по имени.

И я стала вслушиваться, вглядываться. Раньше я не могла на него смотреть, теперь смотрела только на него. Английский пошел у меня легко. Я почувствовала красоту этого языка. Я влюбилась в Англию, полюбила все английское.

Я влюбилась в Александра Евгеньевича. Действительно влюбилась. То, что я считала «первой (а потом второй) любовью» - дело было в первом и в третьем классе – это же была игра. А здесь - здесь была влюбленность. Чувство.

Мой учитель нарадоваться не мог произошедшей со мной перемене. Я явно стала его любимой ученицей. Он с удовольствием спрашивал меня, видя, как я стараюсь, и как трепетно отношусь к предмету и к урокам.

И он называл меня по имени. Причем полным именем, всегда. Меня никто звал Ириной. Я была Ира, Ирка, Иришка, и терпеть могла все эти названия. Которые не были моим именем. Он открыл для меня мое имя. При этом других учеников он обычно называл по фамилии. А, может, ему казалось не слишком тактичным называть девочку ее несклоняемой армянской фамилией? Не знаю. Но в классе была еще одна девчонка тоже на «ян», ее он называл как есть. Впрочем, она была двоечницей и патологической лентяйкой, и явно ему не нравилась.

Между нами возникло что-то вроде негласной дружбы. И я ведь понимала, как тяжело ему приходится. Интеллигентный еврей, он был в нашей хамоватой школе инородным телом. Конечно, его стали выдавливать. Интриги за спиной, безобразие на уроках, вяки родительского комитета, что он выгоняет хулиганов из класса, что неположено. Я понимала, потому тоже была инородным телом.

Я страдала. Оттого, что ему плохо, что жизнь настолько несправедлива, что чем лучше человек, тем ему хуже.

Оттого, что понимала, что скоро его потеряю.

Я изменилась в тот год. Однажды я шла по снежной дорожке из школы, и вдруг внезапно ощутила, что я – человек, личность, я смогу добиться того, что захочу. Что я взрослая. Что я женщина.

Я ведь была уже физически взрослой, хоть и выглядела даже моложе своих лет. И все неясные желания и томления имели право быть. При полном незнании вопроса…

Я была влюблена. Мне казалось, что я вижу его на улице. Я хотела видеть, видеть его. Меня волновало его присутствие. Я мечтала о нем – сумбурно, именно от незнания вопроса. Представляла, как говорю ему (видимо, в моих фантазиях это происходило через энное количество лет): «нет, мы не должны быть вместе, возвращайся к семье!» Конечно, он относился ко мне, как к ребенку. Скорее всего, и не догадывался о моей влюбленности.

В апреле мне исполнилось двенадцать.

Как-то к Александру Евгеньевичу на урок пришла комиссия. Было это планово, или по стуку дорогих коллег, не знаю. Но, видимо, важно. Наверное, он нервничал. Он давно уже находился в состоянии стресса и подавленности (спасибо ублюдочной советской школе). Он вызвал что-то ответить меня. Я встала, отвечала, как могла, стараясь изо всех сил. Он подошел ко мне, встал рядом и погладил по плечу. Это было выражение дружбы, благодарности ко мне, его единственному союзнику. Но что было со мной… Я почувствовала, как отрываюсь от земли. Все мое существо отозвалось на его прикосновение невероятным ощущением полета.

Как можно распознать любовь? Очень просто – если от прикосновения ты поднимаешься над землей.

Учебный год близился к концу. Однажды мы с подружкой играли во дворе в бадминтон. Увидели идущего в наше сторону Александра Евгеньевича. «Здравствуйте! Здравствуйте!» - «Ивановская и Ирина!». Всегда Ирина. И даже так - Ирина навсегда.

Я знала, что Александр Евгеньевич дает частные уроки. Мечтала, чтобы мои родители договорились с ним. Тем более, что он собирался уходить из школы. Родители пообещали мне, что если он уволится, ему наймут давать мне уроки. Но он ушел, и так как-то потерялся.

Уже через много лет я обратила внимание на песню моей любимой АББЫ, When I kissed thet eacher– ведь там как раз обо мне.

Все вскрикнули,
когда я поцеловала учителя.
Они, наверное, подумали, что им это приснилось,
когда я поцеловала учителя.
Все мои школьные друзья
никогда не видели смущённого учителя.
Он выглядел, как остолбеневший
Глупец, потому что его застали...

Врасплох (хочу обнимать, обнимать его, целовать, целовать)
Когда я поцеловала учителя (мм..., хочу обнимать, обнимать его, целовать, целовать)
Не могла поверить его глазам (мм..., хочу обнимать, обнимать его, целовать, целовать)
Когда я поцеловала учителя (мм..., хочу обнимать, обнимать его, целовать, целовать)»

            Я не сделала того, что та девочка. Но то, что было со мной весной 1989-го года – было прекрасно.

Everybody screamed
When I kissed the teacher
And they must have thought they dreamed
When I kissed the teacher

http://video.yandex.ru/users/firekam-sv/view/302