Национальное самоопределение и национальная безопасность МОШЕ ФЕЙГЛИН

На модерации Отложенный Национальное самоопределение и национальная безопасность

Израиль разбомбил в Сирии склады проиранских милиций, на которых находилось более тысячи ракет. Это безусловно, большое наше достижение. И мы должны от всей души поблагодарить все подразделения – гражданские, разведывательные и, конечно же, ударные, которые занимаются этим важнейшим делом.

Однако надо помнить, что такие атаки являются лишь тактическими достижениями. Со стратегической точки зрения оборонная ситуация для Израиля в последнее время серьезно ухудшилась.

Этой успешной атакой Израиль заткнул еще одну дырочку в плотине. Но ни в этой, ни в других успешных операциях не было предпринято никаких стратегических действий по отводу той массы воды, что грозит смыть плотину и обрушиться и нас всех.


Как возникла эта угроза? Как Израиль стал заложником Ирана и проиранских сил, владеющих сотнями тысяч ракет, направленных на нас с севера и с юга? И ракеты эти становятся все более прицельными. Как израильские ВВС потеряли полную свободу действий, которая была у нас до прихода русских войск в Сирию?\

Почему Израиль, обладавший после 1967 года силой сдерживания, превратился  в сдержанный Израиль 2000-х?

Корень проблемы в том, что после Шестидневной войны Израиль потерял наше главное оружие – чувство правоты и справедливости своих действий. До 1967 года Израиль апеллировал к экзистенциальной угрозе. Мы чувствовали себя овцами, на которых семеро волков напали со всех сторон всего 19 лет назад, в 1948-м.


Еще свежая память о Холокосте избавляла нас от необходимости искать более веские основания для наших прав на Землю Израиля – мы были слабыми и обороняющимися, а значит, наша борьба была справедливой.

Но победа в Шестидневной войне и возвращение Иудеи и Самарии лишили нас статуса слабых. Мы больше не могли оправдываться исключительно самообороной. Теперь Израилю нужно было найти сущностную опору своей правоты. Но Израиль, который бежит от своей еврейского самоопределения, не смог ее обнаружить.

Если израильское общество не обладает твердой еврейской идентичностью, если мы не готовы сказать: "Бог заключил с нами завет, который сделал нас вечным народом и вернул на нашу землю через две тысячи лет изгнания, и поэтому эта земля наша, и только наша", то что нам остается?

Какие оправдания?

Мы говорим другим народам: "Да, мы завоевали чужую землю в 1948 году, но у нас не было другого выхода, после Освенцима нам было некуда идти... И это правда, что в 1967 году мы захватили земли до реки Иордан, которые не были нашими. Не могли бы вы, пожалуйста, принять от нас обратно то, что мы украли у вас в 1967 году, и закрыть глаза на то, что мы украли в 1948 году..."

Если бы вы выслушали такой аргумент с одной стороны, прагматичный аргумент, даже не упоминающий право и справедливость, а с другой стороны вы услышали бы простой довод: "Эта земля принадлежит нам по праву, так как она принадлежала нашим отцам",  то на чью стороны вы бы склонились?


Если мы не верим, что эта земля принадлежит нам и только нам, если у нас могут заседать в Кнессете депутаты, не признающие еврейское государство, то другие вправе считать нас современными крестоносцами и напоминать нам, что пора колониализма давно окончилась.

Вслед за тем, как мы потеряли уверенность в своих правах, мы стали незваными гостями в собственной стране. А значит, утратили право применять наступательную стратегию.


Теперь Израиль может позволить себе максимум уничтожить какой-нибудь склад, да и то анонимно. Или расстрелять летящую на нас ракету, но лишь после того, как она уже будет запущена.

Если мы сами не верим, что это наша земля, то правомерность наших действий в чужих глазах становится все меньше и меньше. Израилю разрешено только защищаться, и то только после того, как на нас напали...

Современная стратегическая угроза нашему существованию возникла именно потому, что Израиль не считал себя вправе вести превентивную войну и этим сохранять свое стратегическое преимущество.

Сегодня самое время осознать важность нашей национальной идентичности и ценность нашего еврейского государства. И когда мы вернемся к своей идентичности, мы вернем себе и безопасность.