про пошлость

Что такое пошлость? Почему ее стало так много в нашей жизни? Почему это слово не переводится ни на какие языки? Только частями. Как сказал бы Остап Бендер, я бы взял частями, но мне нужно сразу. А сразу это слово бывает только в русском. И на русской территории изучение этого феномена особенно продуктивно.

Можно, правда, перевести часть смыслов словом «вульгарный» (vulgar; но ведь беда не в том, что вы в слишком короткой юбке на улицу вышли), часть — словом «безвкусный» (tacky; и не в том, что вкуса не хватило к этой короткой юбке правильный пояс надеть), часть — словом «банальный» (trite; но дело не в том, чтоб на вопрос «как дела?» ни за что на свете не отвечать «прекрасно, а у вас?»).

Друзья в фейсбуке и «вконтакте» на устроенный мною опрос соорудили следующий рейтинг пошлостей:
Первое место уверенно и с большим отрывом занял миллиардер Прохоров, влюбленный в девушку по имени Россия. Она-то что ему в ответ молвила?
Второе место занял Дмитрий Ольшанский с фразой «Шел сейчас по Садовому кольцу — и думал, как обычно, о русском народе» (надеюсь, он это писал с иронией).

Третье место — Георгий Полтавченко: «Когда мы ехали с премьер-министром нашей страны по улицам нашего славного города, только ленивый не сигналил клаксонами. Стояли люди, поднимали всякие пальцы. А ведь человек приехал решать проблемы своего родного города, нашего родного города».
Четвертое место — Дмитрий Рогозин с фразой «Я знаю наш народ»  (заявление прошлого года о том, что после 5 декабря люди больше не выйдут на митинги, а будут сидеть по домам, готовиться к праздникам).

Пошлость. Что это? Мне кажется, что это нравственная фальшь. Для камуфляжа она всегда прикрывается высокими идеями, грандиозными фразами, против которых побоятся возражать. Кто ж поднимет руку на «Бога», «Россию» и на «славный город»? Но в самый важный момент на воре прилюдно сгорает шапка, и он как будто спотыкается — самые высокопарные, нелепые, пустые и шаблонные слова, как нарочно, лезут на язык. Если где-то в глубине души чувствуешь, что все ты врешь, — голос в важный момент задрожит, ты собьешься и дашь петуха. Нравственного петушка дашь.

«На русском языке при помощи одного беспощадного слова можно выразить суть широко распространенного порока, для которого три других знакомых мне европейских языка не имеют специального обозначения», — жаловался Набоков. Видимо, он остро чувствовал нехватку слова «пошлость» для обозначения некоторых существенных явлений американской жизни. Приехал из Петербурга — хвать, а слова нету. Он, ненавидевший советскую Россию, объяснял, что у русских когда-то давно существовал культ простоты и хорошего вкуса. И все отклонения от него карались словом «пошлость».

Ему настолько было не по себе без английского эквивалента, что он прочел сразу несколько лекций на эту тему. «У русских есть, вернее, было специальное название для самодовольного величественного мещанства — пошлость. Пошлость — это не только явная, неприкрытая бездарность, но главным образом ложная, поддельная значительность, поддельная красота, поддельный ум, поддельная привлекательность».
Каковы же, по Набокову, черты пошляка?

Пошляк — продукт заурядности. Он конформист. Ему присущи лжеидеализм, лжесострадание и ложная мудрость. Любит пустить пыль в глаза. Не интересуется искусством, вся его природа искусству враждебна. С жадностью поглощает информацию. Читает мало и всегда с определенной целью. К живописи равнодушен, но вешает в гостиной репродукции Ван Гога.

И совершенно отдельной ненавистью Владимир Владимирович Набоков ненавидел веснушки на детских лицах в рекламе. Он считал их верхом пошлости. А также ту деталь, что у рекламных малышей всегда отсутствует передний зубик. А бабушка с лучистыми морщинками виднеется на заднем плане.
Убить бы, что ли, эту бабушку, выбить бы еще пару зубов малышам, заменить веснушки на прыщи? Всю сладость бы, всю патоку мира, прикрывающую пустоту, вымести б с лица земли (это я от себя)!..

Все гении первой половины прошлого века пестовали свою ненависть к обычному простому гражданину, обывателю, пошляку. Рвали его, бедного, безвредного, на части, унижали, плевались, тратили на него свой талант. Почему? Всего-навсего потому, что в картину мира обывателя, пошляка не входит духовная сфера и искусство в том числе. Место, где свершали свои подвиги титаны духа, оставалось совершенно невидимым для обывателя. И обиженные деятели искусств им жестоко мстили. А за что, собственно? Только за то, что обыватель не мог им поклоняться? Ревнивые...

Антимещанский пафос был присущ прошлой эпохе. Наше время не принимает никакого пафоса вообще. Странным отголоском этого антимещанского пафоса в наше время стала война, объявленная Юрием Шевчуком Филиппу Киркорову. Такая трогательная, старомодная война.

Спеть чудовищную песню, заработать на ней бабла, потому что, кроме бабла, ничего не ценишь в жизни, выйти почти голой на сцену — это всего лишь вульгарно. Если тебе при этом минуло 40 годков — это глупо. Но сказать при этом еще и «спасибо Богу» — это пошлость. Разбогатеть на залоговых аукционах — это, пожалуй, ловко и, допустим, в рамках закона, но сказать при этом, что влюблен в девушку Россию — это пошлятина.

Флистимляне стали филистерами

Вероятно, самый удачный перевод слова «пошлость» на английский язык — philistine, обыватель. Обыватель как носитель пошлости. Как человек, мир которого сужен до ценностей простых, которые можно потрогать руками. Именно это слово понимают даже самые простые из американцев. Само слово имеет очень любопытное происхождение.

Жил когда-то древний народ в районе современного Тель-Авива. Филистимляне. Сами они были не местные, а с острова Крит. Поклонялись морскому чудищу и штучек вроде монотеизма на дух не переносили. Вера в Единого Бога их раздражала. Сражаясь с этой верой, они убили Самсона и даже украли Скрижали Завета. Прошло много лет... В Германии XVI века началась война — почти настоящая, с убийствами — между студентами и необразованными бюргерами.

На похоронах одного из студентов, погибшего от руки бюргера, местный пастор к месту ввернул историю о филистимлянах, о их ненависти к высокой духовности и сравнил бюргеров с этим народом. Так в Европе появилось слово «филистер» — обыватель.

Белинский сокрушался, что в русском не прижилось слово «филистер»: «Собрание людей, живущих по преданию и рассуждающих по авторитету, другими словами — из людей, которые «не могут сметь свое суждение иметь». Такие люди в Германии называются филистерами, и пока на русском языке не приищется для них учтивого выражения, будем называть их этим именем».

Нынешняя Россия вдохновила бы Набокова на написание еще целого курса лекций по пошлости. Трудно найти для нее почву более мягкую и тучную, чем наше обширное отечество. Уж больно широк выбор на сегодня. И тебе гламур на баррикадах, и Матвиенко с сосулями, которые должны сбивать бомжи, и детские площадки с логотипом «Единой России».

Игорь Волгин жаловался, как к нему приезжала съемочная группа — но не сама по себе, а с режиссером, а режиссер не сам по себе, а с концепцией. Концепция заключалась в том, что режиссер сидел под стулом и в течение всего интервью водил туда-сюда за спиной у Волгина белой занавесочкой, имитируя ветерок. Потому что уж если Волгин говорит о Достоевском и России, то на заднем плане непременно должна колыхаться белая занавеска.

«В современной России — стране моральных уродов, улыбающихся рабов и тупоголовых громил — перестали замечать пошлость!» — бил в набат Владимир Набоков. И это та Россия, которую мы не потеряли. Пустота, которой обязательно надо прикрыться чем-то отчаянно возвышенным, наступает тяжкой поступью, граждане.

Я вовсе не утверждаю, что Москва — всемирный центр пошлости. Пошляком может быть и герцог, и пролетарий. И село Баклань, и город Нью-Йорк (особенно под выборы). «С господином Ромни мы бились яростно, но это только потому, что мы оба очень сильно любим эту страну и так сильно беспокоимся о ее будущем».
Из комментария в фейсбуке: «В речи Обамы пошлости столько, что из радио на пол льется. А ничего... Не раздражает». Вот поди ж ты. Научились, буржуи.

А наш человек что ни ляпнет — сразу видно, что украмши. Почему же наша пошлость так заметна? Может, потому, что фальшь, имитация — ключевые слова в ее понимании. А этот год прошел под знаком борьбы с фальсификациями. Для прикрытия тотальной фальсификации нашей жизни пошляк прикрывается «всем возвышенным и прекрасным» (выражение Достоевского). Он намерен закамуфлировать пустышку, он не дурак, он готовится, разевает рот, и тут — внимание! — пошлость сама-то и скажется. Пошлость — сигнал фальшивки. Главное доказательство того, что выборы были сфальсифицированы, с моей филологической точки зрения, даже не свидетельства наблюдателей, а комментарии после них, высокие слова о «всенародном волеизъявлении».

Приглашение звезд на свою избирательную кампанию — это тоже имитация. Ведь ни чиновниками, ни депутатами они работать потом не станут. «Звезда» сама по себе — пиковая точка пошлости, концентрат массовых ценностей. Почти все кандидаты звали в свою кампанию звезд. Редко кто обошелся без этого. И Алла Пугачева, которая попеременно верит то в «Единую Россию» (2007 год), то в партию Михаила Прохорова (2011 год), не случайно так часто употребляет слово «вера». А «Гражданская платформа», кстати — это название известной партии в Польше. По-польски это звучит так: «Платформа обывательска».
Пошлость — нравственная фальшь.

Для камуфляжа она всегда прикрывается высокими идеями и фразами, против которых побоятся возражать.

Кто ж поднимет руку на «Бога», «Россию» и на «славный город»?

Высокие мещанские отношения

В СССР антимещанские идеи очень настойчиво пропагандировались, однако советский человек был вынужден строить свою жизнь вокруг добытой шапки или мясной вырезки. Он говорил: «я приобрел», а не «я купил» (старшее поколение еще пользуется этим словом). Это «приобрел» — особое лексическое достижение мещанства. Жизнь была сконцентрирована вокруг предметов быта. Это единство и борьба противоположностей — с одной стороны, пропаганда равнодушия к красивой вещи, а с другой, необходимость почти все время тратить на добывание вещи — и было советской диалектикой. Меж двух реальностей протекала наша жизнь — обличительным «мещанство» и привлекательным «дефицит» (слово, которое само по себе вершина пошлости). И если европеец может творчески, с уважением относиться к красивой вещи, умеет ее ценить, не впадая при этом в мещанство, — наш человек до сих пор в отношении к вещам испытывает проблемы. Если он любит вещи, сразу становится пошляком и омещанивается.

Любимая фейсбуковцами максима: «Вещи созданы для того, чтобы ими пользовались. А люди — для того, чтобы их любили. Мир лежит в хаосе потому, что вещи любят, а людьми пользуются». Под этой истиной несчетное число лайков.

Дохлым островком в мещанском море остается советская интеллигенция, вымершая без следа (и современный «креативный класс», разумеется, никакой ей не наследник). Она умудрялась даже в погоне за дефицитом оставаться невинной. Варвара Шкловская, дочь Виктора Шкловского, оставила любопытные воспоминания о визите к Надежде Мандельштам одной «хемингуэйки» (так Шкловская назвала одну из жен американского писателя). Красивую, ухоженную, без морщин и, как особо отмечает воспоминательница, без прыщей. Сидит женщина, «с большим интересом смотрит на эту кухню, как мы друг друга кормим, обмениваемся книжками, потом бежим покупать ботинки, полуботинки такие страшные, на резиновой большой подошве... Она смотрела на нас и говорила: «Какие вы счастливые!» Я спросила: «Почему? Чему вы завидуете?» Ясно, что завидовать нечему. Она подумала и сказала: «У вас нет проблемы положительных эмоций. Вот вы купили эти ботинки и счастливы...» Я сказала: «Но они же не промокают! У нас же грязно...» «Вот мясо вы принесли...» Я говорю: «Но это же вырезка! Сейчас я ее зажарю для Наденьки». «Нет, я все понимаю, но это же у нас все есть. А у вас такие теплые отношения. Я понимаю, это потому что вы в тюрьме, у вас такие отношения. И когда положение изменится, вы все разбежитесь. Но как без этого плохо!» Так что позавидовала. А Надя всегда оставалась к одежде равнодушна. И всегда ходила в «мандельштамке», в прожженном халате, потому что курила лежа».