Русская литература и РЕВОЛЮЦИЯ

На модерации Отложенный
Русская литература и РЕВОЛЮЦИЯ


Молчите, проклятые книги!

Я вас не писал никогда!

А.А. Блок 

Апологетические опусы о масонах первым делом сообщают нам, что среди «вольных каменщиков» был весь цвет европейского искусства, культуры и науки. Назовём лишь наиболее славные имена: Гёте, Моцарт, Вольтер, Байрон, Паганини, Леонардо да Винчи, Исаак Ньютон и многие другие. Труднее найти таких персонажей, которые не попали структуры «каменотёсов». Читая труды, несомненно, великих корифеев, вникая в их творчество, вольно или невольно возникает вопрос: «А в чём, собственно, состоит их масонская составляющая? Стихи прекрасны, проза изумительна, музыка потрясает… Чем они так вредоносны, как уверяют нас критически настроенные исследователи масонства?»

Ответ на этот вопрос попытаемся найти в величайшей литературе Европы – в Русской Литературе. Но сначала, всё же, есть смысл дать короткий ответ относительно европейских имён. Из народных недр, или из «священного писания» всплывают те или иные легенды, сюжеты; одарённые представители «творческой интеллигенции» их обрабатывают, композиторы кладут это на музыку, и в результате – дивное произведение! Ну, скажем, «Дон Жуан» или «Кармен»… Из простенькой повести Мериме рождается сюжет оперы, а в дальнейшем и балет. Сначала эти опусы просто читают и слушают, далее их «проходят» в школах и прочих учебных заведениях. И в конце-концов это становится классикой. Таким образом, на образцах масонских творений воспитываются поколения.

Строго говоря, в этой связи и в данном ракурсе, надо было бы рассмотреть Искусство Европы и России, но невозможно «объять необъятное». Поэтому есть смысл обратиться к некоторым образцам Русской Литературы, и на их примере показать, как отражаются в нашей жизни «творения Сочинителей».

Начнём с В.В. Розанова. «Собственно, никакого сомнения,— писал он в своей последней книге “Апокалипсис нашего времени” (1918), — что Россию убила литература. Из слагающих “разложителей” России ни одного нет нелитературного происхождения». Эта мысль далеко не единственная в размышлениях Розанова о роли русской литературы в судьбах страны: «Со времен декабристов, — приходит к выводу Розанов, — Россия была вся революционна, литература была революционна…».

Розанов был далеко не первым, кто данный вопрос (влияние литературы на судьбу страны) поставил во главу угла. За десять лет до него, это сделал А.А. Блок в одном из своих поэтических прорицаний: 

Друзьям

Молчите, проклятые струны!

А. Майков

Друг другу мы тайно враждебны,
Завистливы, глу́хи, чужды́,
А как бы и жить и работать,
Не зная извечной вражды!

Что делать! Ведь каждый старался
Свой собственный дом отравить,
Все стены пропитаны ядом,
И негде главу преклонить!

Что делать! Изверившись в счастье,
От смеху мы сходим с ума,
И, пьяные, с улицы смотрим,
Как рушатся наши дома!

Предатели в жизни и дружбе,
Пустых расточители слов,
Что делать! Мы путь расчищаем
Для наших далёких сынов!

Когда под забором в крапиве
Несчастные кости сгниют,
Какой-нибудь поздний историк
Напишет внушительный труд…

Вот только замучит, проклятый,
Ни в чём не повинных ребят
Годами рожденья и смерти
И ворохом скверных цитат…

Печальная доля — так сложно,
Так трудно и празднично жить,
И стать достояньем доцента,
И критиков новых плодить…

Зарыться бы в свежем бурьяне,
Забыться бы сном навсегда!
Молчите, проклятые книги!
Я вас не писал никогда!

Но задолго до них это сделал наш великий баснописец Иван Андреевич Крылов: в 1817 году, ровно за сто лет до революций 1917 года, он опубликовал в виде басни самое глубокое по смыслу и, может быть, самое совершенное по форме, стихотворение: «Сочинитель и Разбойник». В 1823 году эта басня была переведена на французский язык и опубликована в Париже, и вызвала, чуть ли не скандал: французы увидели в Сочинителе самого Вольтера. Либералы, разумеется, оскорбились за своего «глашатая Свободы», а роялисты, наоборот, считали, что революционное безумие Франции – это результат сочинительства Вольтера. Сам же баснописец говорил, что у него «и в голове не было метить в Вольтера». Тем не менее, роялисты остались при своём мнении.

Читаем текст:

           СОЧИНИТЕЛЬ И РАЗБОЙНИК 

                 В жилище мрачное теней
              На суд предстали пред судей
            В один и тот же час: Грабитель
         (Он по большим дорогам разбивал,
  ;          И в петлю, наконец, попал);
Другой был славою покрытый Сочинитель:
Он тонкий разливал в своих твореньях яд,
     Вселял безверие, укоренял разврат,
        Был, как Сирена, сладкогласен,
          И, как Сирена, был опасен.
          В аду обряд судебный скор;
        Нет проволочек бесполезных:
          В минуту сделан приговор.
    На страшных двух цепях железных
Повешены больших чугунных два котла:
          В них виноватых рассадили,
Дров под Разбойника большой костер взвалили;
          Сама Мегера их зажгла
   И развела такой ужасный пламень,
Что трескаться стал в сводах адских камень.
  Суд к Сочинителю, казалось, был не строг;
     Под ним сперва чуть тлелся огонек;
Но там, чем далее, тем боле разгорался.


Вот веки протекли, огонь не унимался.
Уж под Разбойником давно костер погас:
Под Сочинителем он злей с часу́ на час.
             Не видя облегченья,
Писатель, наконец, кричит среди мученья,
  Что справедливости в богах нимало нет;
          Что славой он наполнил свет
      И ежели писал немножко вольно,
   То слишком уж за то наказан больно;
Что он не думал быть Разбойника грешней.
     Тут перед ним, во всей красе своей,
     С шипящими между волос змеями,
          С кровавыми в руках бичами,
     Из адских трех сестер явилася одна.
          «Несчастный!» – говорит она:
          «Ты ль Провидению пеняешь?
  И ты ль с Разбойником себя равняешь?
          Перед твоей ничто его вина.
          По лютости своей и злости,
                 Он вреден был,
                 Пока лишь жил;
А ты… уже твои давно истлели кости,
       А солнце разу не взойдет,
Чтоб новых от тебя не осветило бед.
Твоих творений яд не только не слабеет,
  Но, разливаяся, век-от-веку лютеет.
Смотри (тут свет ему узреть она дала),
          Смотри на злые все дела
  И на несчастия, которых ты виною!
          Вон дети, стыд своих семей,—
          Отчаянье отцов и матерей:
Кем ум и сердце в них отравлены?— Тобою.
      Кто, осмеяв, как детские мечты,
     Супружество, начальства, власти,
  Им причитал в вину людские все напасти
И связи общества рвался расторгнуть?— Ты.
  Не ты ли величал безверье просвещеньем?
Не ты ль в приманчивый, в прелестный вид облёк
              И страсти, и порок?
      И вон, опоена твоим ученьем,
             Там целая страна
                     Полна
          Убийствами и грабежами,
            Раздорами и мятежами,
    И до погибели доведена тобой!
В ней каждой капли слез и крови — ты виной.
  И смел ты на богов хулой вооружиться?
      А сколько впредь еще родится
          От книг твоих на свете зол!
Терпи ж; здесь по делам тебе и казни мера!»
          Сказала гневная Мегера —
       И крышкою захлопнула котел.

        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Примечание: чтобы вполне прочувствовать стиль Крылова и изумительную архитектонику его стиха, читать басню следует в старой орфографии; и на сей день это доступно – достаточно набрать в Яндексе заголовок басни и указать: «в старой орфографии», и будет предоставлено.

~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Понять французов можно – логика Крылова выверена и убедительна. В России того времени столь бурного обсуждения не было, ибо революционный переворот созревал, но ещё не разразился… Точнее, сценарий переворота был гениально сорван, но это чуть-чуть другая тема. После 1825 года Николай I, как это принято считать, жёстко всё контролировал. Но на самом деле, был и Гоголь, был и Лермонтов, и многие другие. Правда, в туманном Лондоне, последнем прибежище негодяев, подъедались всякого рода герцены–огарёвы и прочие «народовольцы», но они, скорее были раскручены задним числом, нежели делали погоду на тот момент.  

Однако с воцарением Александра II в литературу пришёл разночинец. Слово даём опять Розанову: «И все началось с неблагородного хрюканья, когда пришел разночинец. Пришел со своею ненавистью, пришел со своею завистью, пришел со своею грязью… И грязь, и зависть, и ненависть имели, однако, свою силу, и это окружило его ореолом мрачного демона отрицания; но под демоном скрывался просто лакей. Он был не черен, а грязен. И разрушил дворянскую культуру от Державина до Пушкина». О разночинцах, вообще-то, надо говорить особо – это отдельная страница истории России. Достаточно сказать, что студент XIX века, как таковой, был в массе своей разночинец. Да и преподаватели университетов также были разночинцами.

Не будь студента – не было бы и революции! Студент был своего рода тем грызуном, который подгрызал корни государственного древа, и являлся носителем революционного вируса. Разумеется, были вышеупомянутые архитекторы-каменотёсы, но что могут построить эти архитекторы, если они не будут располагать армией рабочих? Да, были и финансисты (всякие там шиффы-варбурги), были и «профессиональные революционеры», которых долго томили за «чертой оседлости», но для того, чтобы в революции проявил себя «этнический автохтон», чтобы был налицо «местный колорит», необходимо выращивать «национальные кадры», которые, как известно, «решают всё». Их и породила российская интеллигенция, сложившаяся из «личных дворян», поповичей, кантонистов и прочих внесословных элементов; т.е. «числительных» здесь много, но «общий знаменатель» один – разночинец.

В заключение, нельзя не сказать о том, насколько разительно картина, даденная Крыловым, предвосхитила российскую действительность последних трёх десятилетий. Однако, каким-либо конкретным «Сочинителем» маркировать эту картину не представляется возможным: всё-таки «прогресс» не стоит на месте:

Марионетки –
Воздеты ввысь,
А всё ж, под ними –
Зияет низ.
Они вприсядку
Стучат ногой –
За нитки тянет
Там целый рой.
Паяцам этим
Нигде не рады –
Трещат с трибуны
  Дегенераты.
  ~~~~~~~~~