Встреча. Беломор.

                 На конкурс граблистов.

          На конкурс выкладываю два своих рассказа, логично дополняющих друг друга. Надеюсь, они понравятся и все участники сообщества признают во мне своего......

Встреча.

         Июнь одна тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Сдана летняя сессия, сквозь четыре «галки» на левом рукаве голландки нагло пытается вылезти пятая… Через несколько дней выпуск и старшими в училище становимся мы, без пяти минут пятикурсники, или, попросту, пятаки. Впереди отпуск, а перед ним очередная практика в ставшем за четыре года родным Североморске. На погонах уютно пролегли лычки главного старшины. Что меня могло остановить в этот прекрасный вечер, неподалёку от Большого проспекта Васильевского острова? Весь мир лежал у моих ног, все девушки улыбались мне, проезжающие трамвая весело звенели в мою честь. И вдруг:

         - Товарищ, главный старшина, Вы что ослепли или страх потеряли?

         Солнце робко спряталось за облака, великолепие прекрасного ленинградского вечера шмыгнуло в ближайшую парадную. Прямо передо мной стоял какой-то невысокий, худой и неказистый капитан третьего ранга, единственными достоинствами которого был огромный аэродром белоснежной фуражки и красная повязка на левой руке с надписью «патруль».

         - Виноват, товарищ капитан третьего ранга, не заметил, немного смущённо, но, ещё не утратив нарождающегося апломба «пятака», сказал я, искренне не понимая, как какой-то капитан третьего ранга может встать у меня на пути. Да в училище каперангов как собак нерезаных, а тут, почти «пятак», понимать надо….

         Но капитан третьего ранга не понимал. Несколько раз оглянувшись, он потребовал у меня документы и увольнительную записку.

         - У Вас, товарищ главный старшина, нарушение формы одежды, Вы не отдали воинское приветствие, Вы вообще, невоспитанный человек!

         Из-за угла показались два патрульных, курсанты – сухопутчики. Пора было принимать решение, проблемы мне были не нужны.

         - Ну,  мы же с Вами фрунзаки, - начал было я, на что получил язвительный ответ:

         - Вы всегда пижонами были, я ЧМУПС окончил (военно-морское училище имени Нахимова в городе Севастополе).

         Остров не знает, мгновенно мелькнуло в голове и, начав разворачиваться в сторону ближайшей подворотни, я, немного надменно, бросил:

         - ЧМУПС значит. Бывает.  Не повезло, привет Севастополю,  – быстро, что, конечно, было не солидно для моего тогдашнего статуса, нырнул во двор – колодец. За время учёбы нас столько раз ловили и училищные и гарнизонные патрули, столько стычек было с местным населением, что все проходные дворы и подворотни были знакомы. Уже через десять минут я проходил КПП родной системы….

         Прошло чуть больше года и прекрасным, залитым заполярным солнцем днём, в полном парадном лейтенантском обмундировании,  поднимался на борт большого противолодочного корабля «Адмирал Макаров», ошвартованного левым бортом у причала номер три города Североморска. Дежурный по кораблю, старший лейтенант Хайдуков, проводил меня в каюту старшего помощника командира корабля. Получив разрешение войти, я приложил правую ладонь к козырьку фуражки и только начал представляться, как слова буквально застряли в моем горле. Хозяин каюты медленно приподнимался из-за стола, не сводя с меня глаз. Практически одновременно у нас вырвалось такое военно-морское «бл……….». Старпомом на «Макарове» служил капитан третьего ранга Поливцев,  год назад обучавшийся на Высших специальных офицерских классах ВМФ, именно тот, от которого, в бытность его начальником патруля, я ушёл….Тогда ушёл.

         - Фрунзе значит? Бывает. Не повезло, привет Ленинграду……

         Началась моя лейтенантская служба. Следующим утром произошла удивительная история с использованием средств пожаротушения не по назначению, «прославившая»  меня на всю эскадру. А через неделю с небольшим,  я уже шагал относить свой продатестат на гарнизонную гауптвахту, Лейтенантская жизнь налаживалась……

Беломор.

         3 августа 1990 года офицерский состав большого противолодочного корабля (БПК) «Адмирал Макаров» пополнился свежеиспечённым лейтенантом, назначенным на должность командира ракетной противолодочной группы. Корабль был ошвартован правым бортом к третьему причалу, ярко светило солнце, сопки были изумрудно-зелёными, а небо голубым. Позади было училище, диплом, безумный выпускной банкет и первый, уже не каникулярный,  отпуск. Впереди была целая жизнь….

        Первую неделю с корабля удалось сойти только пару раз, правда, утешало то, что почти четыре дня мы провели в море. Никто мной особо не интересовался и ничему особо не обучал. Возникало чувство какой-то ненужности и бесполезности. Но это только казалось. Постепенно, словно присматриваясь, корабельный организм включал меня в свой состав. Появлялось понимание, первые проблемы и первые решения. Подошло время и первого наряда.

         Уже 12 августа заступил вахтенным офицером на трапе. Если кому-то показалось нечто романтическое при слове «вахтенный офицер», поспешу разочаровать. Суть наряда заключалась в организации пропускного режима. На сутки заступает три офицера (мичмана) и три старшины (матроса), которые по четыре часа, чередуясь, стоят около трапа, один с пистолетом, а другой с автоматом. Если честно, достаточно скучно, а зимой невероятно холодно. Но, как говорится, кто на что учился.

        Прослужив на корабле целых девять дней, я ощутил себя если не морским волком, то, по крайней мере, человеком бывалым. Поэтому, стоя на трапе, курил аккуратно, папиросой внутрь, готовый мгновенно её скомкать и уничтожить в случае необходимости (вообще-то, на посту курить было не положено). На флагмане БПК «Адмирал Исаченко», ошвартованным на том же третьем причале, только левым бортом и стоящим, соответственно, напротив «Макарова», все засуетились, забегали, раздалась команда «Смирно» и с корабля на трап вышел комбриг, капитан 1 ранга Доброскоченко. Папироса мгновенно оказалась в левой руке, указательный палец готов был затушить тлеющий огонёк, а остальные ликвидировать «гильзу». Правая рука была приложена к козырьку для отдачи воинского приветствия, а левая, с папиросой, немного отведена за туловище. Сам себе я казался воплощением находчивости и военно-морской смекалки. Комбриг уходил по плавпирсу в сторону берега, угроза вроде бы миновала, но вдруг он обернулся и, глядя на меня, спросил: «Лейтенант, что ты куришь?». Честно говоря, этот вопрос сбил меня с толку. Если бы он прозвучал  «зачем?», то хитроумный план был бы приведён в действие и, сделав удивлённые глаза, я отпирался бы до конца. А так…….

      - Беломор, товарищ капитан 1 ранга, - ответил я, недоумевая.

Комбриг в прыжке развернулся на месте.

    - Какой такой Беломор!, -  раздался его рык, спугнувший чаек и заставивший ретироваться с корня причала группу спустившихся было по нему офицеров.

      - Вторая фабрика, Урицкого, Ленинград, -  только и успел сказать я. Матрос, стоявший в наряде вместе со мной, начал пятиться назад, глядя на меня, как на прокажённого, на «Исаченкове» все замерли.

    Помню ураган, огромные глаза и усы комбрига, его крики, правда, слова не отложились, они просто взорвали мир вокруг. Помню лицо командира, экстренного вызванного к трапу. Не довелось видеть торнадо, но, наверное, это было что-то похожее. На следующий день, после осмотра и проворачивания оружия и технических средств, я уже шёл на другой конец Североморска, чтобы отнести на гауптвахту свой продовольственный аттестат, а четырнадцатого августа, на двенадцатый день своей офицерской службы, уже «сидел». Так начиналась жизнь, в которую я не раз влюблялся и в которой не раз разочаровывался, но она всегда была и, надеюсь, останется желанной и интересной.