Мемуары

Фото Титов Андрей

Мемуары

То, что в Татарстане практически отсутствует такой жанр, как мемуары бывших высокопоставленных чиновников, свидетельствует о некоторой «недоразвитости» общества, люди боятся откровенно анализировать свое прошлое. В то же время запрос на мемуары огромен, так как многие реальные составляющие процессов, происходящих в республике, до сих пор скрыты под покровом тайны. А еще классики утверждали, что суть бюрократии есть тайна, признак гражданского общества есть его максимальная открытость и «прозрачность».

Конечно, важным признаком феодального базиса общества является тот момент, что, теряя кресло, человек у нас теряет все - и прошлое влияние, и защищенность от произвола силовых структур, и финансовые доходы, и даже авторитет среди недавних друзей, которые поклонялись тебе, а ныне отвернулись, опасаясь, что новое руководство воспримет дружеское отношение к бывшему руководству как нелояльность, как ненадежность. Таковы правила аппаратных интриг. Подобного нет в гражданском обществе.
Вспомним Никиту Хрущева с его интереснейшими воспоминаниями, значительная часть которых, кажется, даже еще и не опубликована. За эти мемуары его бывшие выдвиженцы Суслов и Кириленко вызвали пенсионера в Кремль и так грубо пропесочили своего бывшего патрона, «дорогого Никиту Сергеевича», что он слег с инфарктом и достаточно скоро скончался. Ему пригрозили, что его самого и его семью лишат всех благ, что он еще слишком хорошо живет, на что мужественный Хрущев ответил: «Я пойду тогда нищим с сумой по стране и уверен, что народ мне подаст, а вот вам народ никогда не подаст».
В мемуарах бывшего председателя КГБ Семичастного описывается, как Брежнев несколько раз подходил к нему летом 1964 года и просил проработать вопрос о физической ликвидации Хрущева в форме автомобильной аварии, авиакатастрофы, отравления. Брежнев настолько боялся за свою жизнь (он был полностью обязан своим выдвижением Хрущеву), что всегда спал последние несколько месяцев перед переворотом с пистолетом под подушкой, чтобы застрелиться в момент, когда его придут арестовывать. Петр Шелест описывает в своих мемуарах «Да не судимы будете...», что вторым секретарем ЦК КПСС в тот момент был Подгорный и именно ему сначала предложили быть первым секретарем ЦК КПСС вместо Хрущева, но он уступил место Брежневу, так как считалось, что Брежнев неавторитетен, слаб, является компромиссной фигурой и пробудет на своем месте не более года или двух лет. Шелест пишет: «Мотив смещения Хрущева у Брежнева был один: он смертельно боялся Хрущева и подобострастно перед ним заигрывал». Перед переворотом на встрече с Шелестом: «Брежнев снова сказал, что я ничего не знаю, но так работать, как мы, мол, работаем, невозможно». «Н. С. Хрущев с нами не считается, грубит, дает нам прозвища и приклеивает разные ярлыки, самостоятельно принимает решения. Он недавно заявил, что руководство наше старое и его надо омолодить. Он подбирает «ключи», чтобы нас всех разогнать». Хрущев говорил, что на руководящие должности нужно брать людей в возрасте самое большее 45 - 50 лет. А на нацкомпартии, обкомы, крайкомы и того моложе».
Подгорный остался вторым секретарем ЦК КПСС. Брежнев потом убрал Семичастного из председателей КГБ в момент, когда Шелепин лежал в больнице с приступом аппендицита. Брежнев организовал прослушку всех членов политбюро, Шелест, Подгорный, Полянский, Шелепин, Воронов, Косыгин в личных разговорах подвергали Брежнева резкой критике, выступали часто против Брежнева на заседаниях политбюро до начала 70-х годов, и Брежнев всегда уступал им.
Брежнев и Суслов, например, были против ввода войск в Чехословакию, Ульбрихт и Гомулка, советские генералы тогда обвинили Брежнева в трусости, Шелест и Подгорный, представлявшие украинскую группу в политбюро, Шелепин и Воронов поставили Брежнева перед ультиматумом - если он не введет войска в Чехословакию, то его отправят в отставку. Брежнев с трясущимися руками и синими губами принял решение о вводе войск. Он всегда стремился оттянуть момент принятия решения об оккупации и на переговорах в Чиерне-над-Тиссой просто заболел, его прошиб понос, как пишет Шелест. Шелест предлагал вместо Дубчека возглавить компартию Чехословакии Василю Биляку, этническому украинцу, но Суслов выступил категорически против.

Организовал письмо от группы членов политбюро КПЧ с просьбой ввести советские войска именно Шелест, Биляк передал ему это письмо (авторы умоляли оставить их подписи в тайне) в общественном туалете в Чиерне-над-Тиссой. Предполагалось вместо Дубчека поставить первым секретарем КПЧ Алоиза Индру, но Индра испугался и тоже «заболел».
Кстати, компартия Китая в конце 60-х годов приняла решение о поддержке украинских националистов оружием и деньгами, она выступала за то, чтобы Украина была независимой от СССР, пишет Шелест. Шелест уже в 1965 году поставил на политбюро вопрос о том, что если Украина является членом ООН, то она должна иметь право внешней торговли собственными товарами без контроля московского правительства. Украине тогда политбюро поставило повышенные задания на сдачу хлеба, а чтобы народ не почувствовал нехватку хлеба в Украине, было принято решение политбюро: «Сократить выпечку белого хлеба. Сократить ассортимент выпечки хлебобулочных изделий. При выпечке хлеба подмешивать картофель, отруби, кукурузу, увеличить влажность хлеба, добавить соли при выпечке хлеба. Изучить вопрос о введении карточек на хлеб». Еще штрихи: «Хотя мы и говорим, что все это делается во имя науки, интересов народного хозяйства, на самом деле главный лейтмотив освоения космоса - это использование его в военных целях».
Щербицкого Шелест называет «сухарь, чурбан, иезуит». Интересны воспоминания Шелеста и по национальному вопросу: «Стало известно, что в Колумбийском университете имеются дневники Винниченко. Надо бы для истории, для потомства их иметь. Но думаю, что это не поддержит Москва, да еще и могут обвинить в «национализме». В Москве есть «политические деятели», такие, что всего, что не русское, боятся, больше того, относятся с некоторым недоверием, пренебрежением, проявляют самый махровый великодержавный шовинизм. К таким «деятелям» прежде всего относится Суслов». «Брежнев, в свою очередь, поставил передо мною вопрос о якобы существующих фактах национализма в республике, что по этому поводу поступает много писем в ЦК КПСС. И из разговоров я понял, что главный «национальный» вопрос - это языковой вопрос. Брежнев спросил, почему наш Политиздат и издательство «Молодь» издают литературу не на русском языке. Я ответил, что есть украинский язык, и на нем разговаривают 75 - 80% населения республики. К тому же названные издательства издают литературу, периодические издания на украинском, русском и даже румынском и словацком языках. А если, говорил я, мы будем выпускать литературу только на русском языке, то тогда кто же будет выпускать ее на украинском? Москва, что ли? И почему этот вопрос не ставится перед другими республиками? Я сказал, что хотел бы познакомиться с письмами, идущими в ЦК КПСС по этим вопросам. Брежнев промолчал. Чувствовалось, что тут действует какая-то сила, пытающаяся внести раздор между народами. Такая постановка вопроса о языке - это же проявление отъявленного шовинизма».
Спасение Татарстана - всемерное развитие и укрепление гражданского общества, его институтов, изучение опыта других республик. Нет у татар мемуаров Фикрята Табеева, нет мемуаров Гумера Усманова. Ко мне в свое время обращался с просьбой поработать над его мемуарами Раис Беляев, бывший первый секретарь горкома Набережных Челнов. У него были написаны интереснейшие заметки, но после внезапной кончины они исчезли. Мухаммат Сабиров начал писать мемуары, нужно сказать, весьма осторожные, но забросил. Начал писать в свое время интересные мемуары профессор Фасеев. Он был одним из авторов первой татарской «оттепели» в конце 50-х годов в ТАССР вместе с первым секретарем обкома Игнатьевым. Но дальше писать он стал опасаться, несмотря на мои просьбы писать глубже и используя документы. Это мог бы быть документ эпохи. Написал небольшую книгу воспоминаний Равиль Муратов и остановился, а жаль, это же все останется для потомков. Интересна книга воспоминаний Евгения Богачева.
Остаются в конце концов книги. Жалко, что нет мемуаров Шаймиева. Татары - очень книжный народ. Мемуары есть форма исповеди. Но Бога у нас боятся гораздо меньше, чем репрессивного государства.

Рашит АХМЕТОВ

Газета “Звезда Поволжья” № 04,  31 января 2013 года, Казань

Другие материалы газеты на сайте http://www.zvezdapovolzhya.ru/