Кака любовь?! Така любовь!

«О любви не говори - О ней всё сказано» - поётся в песне. Может, и сказано. Но не о той любви.

Опубликовав статью «По-настоящему любить могут только романтики», по комментариям обнаружил, что большинство понимают любовь только как влечение мужчин к женщинам, женщин - к мужчинам и себя – к самому себе, более всего любимому. Будучи уверен, что это не совсем так, пробую углубиться в тему.  

Что представляет собой любовь с точки зрения нашего скудного разумения? Было неисчислимое множество попыток постичь разумом любовь, описать её природу, происхождение, проявление в мире. Нужно отметить: само осознание феномена любви есть достижение разума. Человек - носитель разума и тем самым - инструмент познания любви.

Повторюсь: всякий раз, когда произносится слово «любовь», большинство имеют в виду любовь эротическую. Это результат нынешнего состояния сознания. Причина очевидна: только такая любовь всеми и всюду описывается, толкуется как высшее счастье, её жаждут, она часто составляет содержание жизни и для кого-то - её венец. Она царствует в кино, в художественной литературе и вовсю эксплуатируется на телевидении и в прочем шоу-бизнесе.

Эта так озаботившая человечество эротическая любовь вытесняет всякую иную, а между тем она - только частный случай из множества разновидностей. Она свойственна всему животному миру: порхающим пташечкам и мерзким гадам, слонам и невидимым козявкам. Вряд ли они имеют при этом какие-либо осознанные переживания, их любовь - инстинкт. Заложена программа оставить потомство - и они спариваются. У некоторых видов любовь заканчивается с концом брачного сезона, у каких-то переносится на заботу о потомстве.

Но достойна ли эта процедура называться любовью? Вот любовь человеческая как-то побогаче будет, сложнее и даже трагичней, во имя любви человек может себя убить, животное никогда до такого не «додумается». Конечно, сложность и трагичность присутствует не у всех «сапиенсов». Есть экземпляры, уверенные в том, что вся сложность любви состоит в выборе: «вдуть – не вдуть» с одной стороны и «дать – не дать» с другой. И число таких представителей растёт.  

Чтобы выделить человеческую любовь из всеобщей животной любви, логично было бы посмотреть, что останется в остатке, если из сложной человеческой любви вычесть примитивную животную. Увы, так красиво и просто, как в математике, не выходит, мешает разнообразие смыслов.

Приходится рассматривать две основные концепции о происхождении любви. Первая - о её Божественном происхождении. Эта концепция не столько для разума, сколько для сердца. Другими словами, не для рационального сознания, а для образного переживания: всё в этом мире проявлено благодаря великому дару Любви, Сам Бог есть Любовь, стремящаяся к отдаче и жертвенности. Его Любовь создала Человека Разумного, чтобы он мог ответить любовью на любовь, понять и оценить всё величие замысла и слить свою малую любовь с Великой Космической... Слабое звено в этой концепции: почему при таком гениальном замысле как-то всё пока паршиво получается? Доколе?

Вторая концепция полагает, что любовь есть порождение человеческого разума, плод его деятельности. То есть что она есть отвлечённое понятие, в мире её не существует, а имеет место идея любви (по Платону), или множество разнообразных явлений, которые описываются как любовь.

В русском языке имеется одно единственное слово «любовь» и требуется употреблять его с пояснениями того, какое ему придаётся значение. Всякий язык отражает сознание своих носителей, выбрасывая лишнее и оставляя необходимое. Так оно и происходит: с любовью у нас в отечестве напряг и непонимание, непонимание на грани извращения. И в романской Европе ничем не лучше, и у англосаксов упадок. Про арабский, африканский и восточные миры вообще нам трудно судить, но издали совсем ничего хорошего не наблюдается, только деторождаемость по-прежнему высокая.

А вот древние греки сразу усматривали множество разновидностей любви: упомянутый уже эрос - любовь чувственная, агапэ - любовь духовная и жертвенная, филиа - возвышенная любовь-дружба и, наконец, сторгэ - любовь-нежность, привязанность. Есть еще и мания - болезненная одержимость, прагма - подконтрольная разуму любовь, ничего общего со страстью не имеющая, наконец, лудус - взаимная игра, приносящая мимолетное наслаждение. Мир древних греков, населенный богами и духами, был пронизан разнообразными любовными токами, внимательно рассмотренными ещё Сократом. И весь нынешний философский базис, нужно признать – оттуда. И не только в понятиях любви.

В христианстве изначально рассматривается два постулата, два основных направления действия любви: к Господу и к ближнему. В сущности, это две координаты - вертикальная и горизонтальная. Вертикаль восстаёт из человеческого сердца ввысь, к Богу, горизонталь - направлена на ближнего. В этой системе координат и движутся чувственные переживания человека. Еще одна координата, которую мы вынуждены учитывать - время. Любовь - подвижная модель. Наши предки понимали под любовью не то, что понимаем мы, и даже наши современники имеют о ней очень разные представления. Что ещё более существенно - даже в пределах одной жизни содержание этого понятия меняется. Любовь к матери, к себе, к родственникам, к родине, к животным, к существу противоположного пола, к еде, к деньгам, к свободе и справедливости прорастают, расцветают и затухают, сменяют одна другую. И в этом «салате» любовь к ближнему своему – не очень понятный ингредиент. 

Любовь к ближнему, которую проповедовал Иисус Христос, предлагает нечто отличное от животной любви, которая достигает своей высшей точки в деторождении, уменьшается по мере ослабления родства и заканчивается на окраине деревни, города, на границе своего рода-племени. Его идеал любви к ближнему – служение, отдача себя вплоть до отдачи своей жизни «за други своя». Русский язык дает в этом посыле смысловое усиление - в нём слова «друг» и «другой» - однокоренные, и это знаковая подсказка. Речь идёт об отдаче жизни не за идеи, не за догматы, не за точку зрения, а именно «за други своя».

Христианская история богата мучениками и праведниками веры. Но были и другие жертвенные случаи, связанные с другой религией или с глубоко внутренней верой и совестью. Когда одни отдавали свои жизни за чужих, за малознакомых, даже за тех, кто им не очень нравился. Но всё равно эти случаи пребывают в убедительном меньшинстве, они не становятся той критической массой, которая может изменить мир.

Любовь, даже эротическая, никогда не имеет рациональной мотивации, она для линейного двухполярного мышления иррациональна. Это по опыту знает каждый влюбленный, когда сам себя спрашивает с недоумением: за что же я полюбил это существо? Ну, это, понятное дело, «любовь зла – полюбишь и козла». А за что любить ближнего без этого самого эроса?

Просто так любить, ни за что?

Заповедь любви к ближнему содержит знаменательные слова: «Возлюби ближнего своего как самого себя». То есть ты должен любить себя самого, но и ближнего - не меньше. Себя мы любим без всякой мотивации. И даже не квалифицируем это как любовь-самолюбие, а воспринимаем как данность. И в последние годы случился кардинальный переворот в сознании - людей стали обучать сознательной любви к самим себе. Оказалось - золотое дно! Дело было поставлено на научную основу, психология тут же «открыла» убедительные обоснования. Придумали множество способов, как выразить человеку любовь к самому себе. Стремительно развилась огромная индустрия с всюду лезущей рекламой, которая нежно нашёптывает, внушает, вдалбливает: Люби себя! Балуй себя! Доставляй себе удовольствие! Ты этого достоин!

Если взглянуть на это с позиций христианства: где вертикаль? Где горизонталь? Всё сливается в жирную точку любви к самому себе. Сама цивилизация развернулась и подталкивает человека к этой бесплодной, бесперспективной любви, загоняющей в тупик эту же цивилизацию.

Древние греки и тут опередили современность. Мифологический юноша по имени Нарцисс был влюблен в самого себя. С лёгкой руки известного венского доктора и знатока античности, термин «нарциссизм» был пущен в оборот. Нарциссизмом по сей день называют влюблённость в себя самого. Мудрецы всех времен и народов знали об этой смертельной болезни любви, в которой всё её многообразие, все оттенки исчезают. Нет больше ни творчества, ни благодарности, ни счастливого восхищения миром. Растворяется даже любовь-эрос, толкающая людей в объятия, притупляется любовь к детям, родственникам, друзьям.

Только что упомянутый доктор Фрейд обозначил раннюю стадию развития ребёнка как «аутоэротизм», первичное эмоциональное постижение себя самого и окружающего мира. С взрослением это обычно проходит и возникают новые ростки  любви, направленные наружу себя. То, что происходило с Нарциссом, можно рассматривать как патологический случай обратного развития - не эволюции, а инволюции. И тогда нынешняя оптимистическая идея вечного развития за счет удовлетворения неуёмных потребностей даёт сбой. Даже при том, что в этих рассуждениях мы были сосредоточены только на одном трудно определимом аспекте, однако определяющем само качество человечности, связанное со способностью «вырабатывать» любовь. Не думали о ресурсах несчастной планеты.

В чистом виде эгоизм - понятие нейтральное, в нём реализуется необходимый человеку инстинкт самосохранения. Но где проходит граница между инстинктом самосохранения и угождением себе как жизненному принципу? Может быть, ответ на этот вопрос снова даст язык: «эго» - словечко латинское, «эгоизм» в сегодняшнем смысле есть во французском, на русский язык переводится как «себялюбие». При кажущейся идентичности смысла, понятия всё-таки различны. Эгоизм существует в рамках инстинкта самосохранения, его верхняя граница находится там, где начинается нижняя у понятия «себялюбие». И хорошо известно, насколько взрывоопасна граница между двумя человеческими эгоизмами, между двумя «себялюбиями». Как обращаться с тем, кто даже не угрожает моей жизни, а всего лишь препятствует моему удовольствию? Эгоизм не имеет предела. Его единственное ограничение - эгоизм другого. Война эгоизмов всем известна по семейным конфликтам, по ссорам людей, иногда ведущим к криминалу. Существуют два сценария: первый - уничтожение носителя враждебного эгоизма, второй - добровольное ограничение своего собственного. Но если предоставить эгоизм самому себе, он замыкает человека в западню, в капкан одиночества. Он либо превращается в монстра, маниакально и автоматически продолжая процесс потребления, но уже не получая ни малейшего удовлетворения, либо заболевает. Это заболевание может называться как угодно - депрессия, одиночество, внутренний кризис, утрата мотивации к жизнедеятельности, просто смертельная скука.

Занимающая всё наше внимание любовь эротическая ненадёжна и привязана ко времени. Брачный сезон, короткий или длинный, - весь её срок. Мало кто будет против, если эрос украсит жизнь счастливыми мгновениями, даст пережить глубокую нежность и остроту воссоединения. Благодаря эротической любви порой жестокие и эгоистичные люди становятся мягче и человечней. Иногда эрос может пробудить в человеческой душе разновидности иной любви. И всё же страшно редко эротической любви удаётся преобразиться в более высокую её разновидность, свободную от закона всемирно-полового притяжения и взлететь из плоского мира, из тривиальной жизни с её вымыслами и ложью в свободное пространство любви, не подчиняющейся инстинкту размножения.

Этот же эрос, приносящий влюбленным и любящим блаженство и наслаждения, дарит своим приверженцам неисцелимые страдания. Когда кончается обольщение, которому он так часто подвергает влюбленных, человек остаётся лицом к лицу уже не с украшенным собственной подогретой фантазией, а с реальным человеком.

И где проходит граница, когда волшебная влюблённость превращается в любовь собственническую, алчную и мрачную, когда наступает момент превращения волнующего притяжения в гнусную похоть, жаждушую удовлетворения, а не встречного движения и взаимопроникновения душ? В какой момент эрос открывается не как шаловливый похотливый божок, а как жестокий, циничный и кровожадный идол, извращающий человеческое поведение? И сколько преступлений было совершено по его «наводке», сколько зарезано, зарублено, застрелено и задушено тех, кого «безумно» любили. А сколько миллионов семейных пар, переживших свою любовь, ссорятся, раздражаются и ненавидят друг друга до гробовой доски?

В итоге, ежели прочувствовать всё то, что творится сейчас в мире, можно получить недвусмысленный образ того, что в этом мире любви совсем мало и пока что совсем не она определяет будущность этого мира. Благодаря всё возрастающему эгоизму, возведённому в принцип, в закон, в основу существования, любовь всё более деформируется. Она истощается и уплощается, она всё более сводится к сексу, который наиболее обезличен из всех видов любви. По терминологии религий, ко греху. Все духовные традиции испокон веков предупреждают людей о том, что это - путь к погибели.

В мире острый дефицит бескорыстной, самоотверженной, свободной любви. Той, о которой апостол Павел произнёс свои бессмертные слова: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится. Не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла. Не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Любовь никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится...».

Миру как воздух нужна работа другого рода любви, Божественной - агапэ, любви жертвенной, духовной, филиа - возвышенной любви-дружбы и, наконец, сторгэ - любви-нежности, любви-привязанности. Нужна та вертикаль, без которой человек превращается в животное. Иногда симпатичное, иногда жалкое, но чаще - безобразное.