ВАСИЛИЙ ИЗРАИЛОВИЧ ТЕР-КОН-д

ВАСИЛИЙ ИЗРАИЛОВИЧ ТЕР-КОН-д


К синагоге на пригорке, вжавши в ухо пелефон,
Поднимался Вася Теркин. Это был, конечно, он!
Не спеша поведать надо, почему он здесь сейчас.
Пушки к бою едут задом - так и наш пойдет рассказ.

Шла абсорбция успешно - теща швабрила мисрад.
Сын Серега с братом Кешей продавали виноград.
Брат Иван давно со стройки тащит краску и цемент.
Надьку после курсов кройки взял массажный кабинет.

Вот, знакомый чуя запах, Теркин замедляет ход.
Питу, хумус и фалафель в лавке на углу берет.
И кладет неспешно в питу чипсы, а поверх - лучок,
А потом для аппетиту перца острого стручок.

Тут же возле стойки влажной, подмигнувши продавцу,
Питу съел степенно, важно, как и следует бойцу.
Вытер рот ладонью потной а потом вздохнул: "Эх, ма!
Лучше бы свининки постной, а не этого дерьма!

Да еще б стакан сивушки, к ней - соленого грибка,
И со здешнею подружкой да сплясать бы гопака!
Да пройтись с гармошкой, с песней, а когда начнет
темнеть,
С этой бы подружкой местной в кибуце на стог
залезть!.."

И пошел. Мелькали лица. Звали в путь его дела:
То на Рождество - бар-мицва, то на святки - брит-мила.
То кому сменить покрышки, то ворота подлатать,
То Твардовского детишки в школе просят почитать.

Так он шел, к ходьбе привычный, на поля бросая взгляд.
Фронтовик, боец отличный, а теперь - репатриант.
Сел в лесу на пень бугристый и портянки разложил.
Сигареты Time и Winston в самокрутку покрошил.

Выпил кружку самогона. Чтоб в пути прибавить сил.
Редькой с долькою лимона, крякнув, быстро закусил.
Так себе сказал: "Ну что же, по всему видать, ей-ей!
Что и я - хоть не по роже, так по местности еврей!

Где вы нынче, Валька, Сенька? Где ты, сторож дед Егор?
Где родная деревенька? Не видал вас с давних пор!
Кто теперь комбайн наладит? И покрасит в клубе дверь?
Кто? Скажите, бога ради!.. Да чего уж там теперь!.."

Вдруг качнулась ветка слабо. Чья-то голова в платке.
То ли девка, то ли баба бродит там невдалеке.
Достает гармошку Теркин, рыжий ус поправив свой.
По ладам привычно ловко пробегает пятерней.

И гармошка та запела, в небе распугав орлов.
И кому какое дело, что у песни нету слов!
Как на фронте, как когда-то за собой она ведет.
Только вдруг ствол автомата ткнулся Теркину в живот.

Да, плохая вышла спевка! Видит Вася, что стоит
Перед ним в платке не девка, а хамасовский бандит!
И откуда только взялся!.. что орет - не разобрать.
Все же Теркин догадался - Руки вверх, едрена мать!

Что поделать! Поднял руки и смотрел, прищуря глаз,
Как араб, рыча, из сумки все на землю злобно тряс.
Миску смял, испортил вилку, помидоры подавил.
Это ладно! Но бутылку!!! Хвать из сумки - и разбил!

Кто ж стерпеть такое сможет?! И хамасовца, крича:
"Ах, фашистская ты рожа!" Вася Теркин бьет сплеча.
Кто не пьет, тот лишь по слухам знает этот русский
дар -
Собутыльнику по уху сокрушительный удар.

И удар тот, как на пьянке, в миг араба уложил.
Рухнул тот лицом в портянки и минуты не прожил!
Теркин в кактусы неспешно бросил ржавый автомат.
Так сказал: "Араб, конечно, против немца слабоват!

Если посмотреть поближе!.. но террор пресечь пора!
Тут бы нужен Колька Рыжий из соседнего двора.
Дать бы Кольке пару литров да оглоблю подлинней -
Он бы этих террористов перебил за пару дней!"

Пыль смахнул с сапог сухую, бросил сумку на плечо.
И пошел в жару такую, что и камню горячо.
Через рощи и пригорки, сквозь хамсин и через хмель
Так вдвоем с гармошкой Теркин шел по Эрец-Исраэль.