Косыгинский миллион.

На модерации Отложенный

В январе 1944 г советские войска перешли
в наступление, отбросили врага от Ленинграда
и окончательно вызволили город из осады. К этому времени уже минул
год, как блокада была прорвана,
и по узкому коридору, пробитому вдоль западного берега Ладоги,
в Ленинград пошли поезда с Большой земли.
Еще раньше, зимой и летом 1942 г , из Ленинграда эвакуировали
тех, кто остался в живых
после голодного мора страшной зимы 1941њ1942 гг
Той зимой мне исполнилось 12 лет. Как мы с младшим братом и нашей
матерью выжили, знала, видимо, только она. Но мы дотянули до светлых дней,
когда заработала "дорога жизни".
Нынешнего стеклобетонного Финляндского вокзала еще не существовало.
Совсем небольшую площадь с Лениным на броневике от Невы отгораживали
какие-то строения, а от железнодорожных платформ њ металлические решетки.

Нас провели к поезду, и там, в теплом вагоне, поднесли на тарелочках по
половинке настоящей довоенной сардельки с гарниром. В первой половине
1942-го в Ленинграде открыли 85 новых детских домов, в основном их
воспитанникам и отдан был наш эшелон.
Вдоль вагонов прошла группа людей во главе с высоким, худым мужчиной
в длинной шинели без знаков различия и фуражке военного образца.
њ Сам Косыгин нас провожает, њ многозначительно и вполголоса разнеслось
по вагону. Так я впервые услышал эту фамилию.
В Борисовой Гриве, на ленинградском берегу Ладоги, мы перешли
в автобусы, расположившись прямо на тряском полу, сиденья оттуда были
убраны, чтобы побольше взять пассажиров. Лед уже таял, машины шли по
полколеса в воде, но мы добрались благополучно.
Позже, воскрешая в памяти детали пережитой трагедии, я снова и
снова возвращался мысленно к человеку в длинной шинели, с именем которого
как-то связались минуты счастливого избавления. И узнал много такого, о
чем у нас говорилось очень скупо. Ведь Косыгин был тем человеком, который
знал об эвакуации, судя по всему, больше всех и лучше всех.

 ...Первые машины с ленинградцами по ледовой дороге через Ладогу
прошли еще 2 декабря 1941 года. Но перевозки развертывались крайне
медленно, и ГКО (Государственный комитет обороны) принял решение о
массовой эвакуации мирного населения из осажденного города. Косыгин с
группой работников Совнаркома и МГК прибыл в Ленинград 19 января. Летели
на бреющем над Ладогой, их сопровождали пять истребителей, но в облаках
они потеряли правительственный самолет. Все, однако, обошлось.
Косыгин прямо с аэродрома направился в Смольный. Его помощников
отвезли в смольнинскую гостиницу. Всего трагизма происходящего приехавшие
еще не осознавали. Возбужденные только что пережитой опасностью,
проголодавшиеся, они вывалили на стол взятые с собой припасы, чтобы
подкрепиться. Даже с бутылкой водки, как водится. Дверь в номер оставалась
распахнутой, и вдруг в коридоре обозначилось какое-то шевеление.
Обернувшись, гости оцепенели: у порога в полном составе собрался весь
персонал обкомовского отеля њ кастелянша, коридорная, дворник,
милиционер... Что называется, кусок застрял в горле. Москвичи раздали
продукты, лишь теперь начиная понимать, что такое голод.
Вслед за Косыгиным в Ленинград пробилось 40 автобусов, груженных
подарками от Москвы њ шоколадом, концентратами, другими продуктами, и 360
грузовых автомашин из Москвы, Горького и Ярославля с двумя водителями на
каждой. Первую группу ленинградцев отправили через Ладогу уже 20 января.
Жертв избежать не удалось: несколько пассажиров замерзли в пути, не
осталось у них сил сопротивляться холоду.

Косыгин сразу решил: до западного, ленинградского берега Ладоги,
точнее њ до бухты Петрокрепость людей нужно доставлять поездом и уже там
пересаживать на автотранспорт.

На Финляндский железнодорожный узел он
поехал вместе со своим помощником Болдыревым. Их встретили запустение и
мертвая тишина, все занесено снегом. Действующих паровозов њ единицы.
Многие железнодорожники поумирали или, обессилев, сидели по домам. Сходу
сформировали всего три-четыре паровозные бригады. Водопровод перемерз,
воду решили возить на пожарных машинах. Угля поначалу не нашли, тендер
загрузили дровами. Возникали и другие сложности, но первый эшелон до
Борисовой Гривы отправили уже утром 23 января.
Косыгин закончил Ленинградский текстильный институт, из Ленинграда
в Москву переезжал, будучи председателем исполкома Ленгорсовета. В городе
всех и все знал, и все его знали. Понятно, что в подборе кадров трудностей
у него не возникало, талантливых организаторов он всегда умел находить,
и ледовая дорога на глазах обустраивалась и обретала надежность,
стремительно росла ее пропускная способность. Через каждые три-четыре
километра прямо на льду расположились пункты техпомощи, появились и
перевязочно-обогревательные пункты њ ледовые лазареты. Вдоль всей трассы
стояли регулировщицы. Сформировались службы расчистки трассы, заделывания
трещин.

Выезжавших из города ленинградцев мало было перевезти, их требовалось
подкормить, подкрепить, чтобы они перенесли долгую дорогу. На обоих
берегах бухты в кратчайшие сроки возникли эвакопункты со столовыми,
банями, дезинфекционными камерами. На эвакопункте в Жихарево в 20-х числах
января насчитывалось 117 человек, а к середине февраля штат его вырос до
1200 человек, включая 46 врачей и больше сотни медсестер и сандружинниц.
Алексей Николаевич Косыгин, в то время заместитель председателя
Совнаркома, около полугода пробыл в блокадном Ленинграде, руководя
эвакуацией ленинградцев. О масштабах ее можно судить по двум цифрам: с 22
января по 15 апреля 1942 года по ледовой дороге через Ладогу вывезли 554
186 детей, женщин, стариков, а в летнюю навигацию уже по воде њ еще 448
000. Всего, значит, один миллион две тысячи 186 человек.
Эффективность и размах его деятельности поражают. Трудно даже
перечислить все, что он успел. При его энергичном содействии к лету
1942-го по дну Ладоги протянули даже нефтепровод, по которому ежесуточно в
город стало поступать 435 тонн топлива. Такого типа инженерные сооружения
были еще внове, решать приходилось не только организационные, но и сложные
технические проблемы. Это был, помимо прочего, интеллектуальный подвиг
У Косыгина был свой кабинет в Смольном, на втором этаже, но его
постоянно видели и на Ладоге. Суховат, никогда не смеется, иногда лишь
мелькнет на лице улыбка. Голос повышал редко, но при необходимости
становился почти что беспощадным. Да и время было такое, никаких
оправданий тогда просто не принимали. Считалось, что выход всегда можно
найти.

 

...Нас с братом и матерью привезли в Лаврово. Подали товарные
вагоны безо всяких подножек, мы забирались в них, карабкаясь по чему-то
сыпучему. Я подобрал черный катышек, похожий на смерзшийся торф, а в
вагоне обнаружил, что это дуранда, подсолнечный жмых, блокадное лакомство:
из дуранды в Ленинграде лепили "соевые" конфеты, я получил их в новогоднем
подарке, который мне вручили на елке, устроенной неподалеку от кинотеатра
"Гигант", в какой-то школе, какой, не помню. Дуранда всех нас обрадовала
и обнадежила: меньше чем за сутки мы перенеслись из каменной голодной
пустыни в продовольственный, по нашим понятиям, рай. Правда, белых слоек,
о которых мне мечталось, я так и не попробовал. Да и сейчас они не те, что
были в тридцатых годах, њ хлебопеки утратили какой-то секрет...

Владимир МИХАЙЛОВ.


26.01.1999, Российская газета