Казань в годы войны...

Казань в годы войны

Первое мое детское ощущение после 22 июня 1941 года:  буквально через день совершенно опустели полки казанских магазинов, еще два-три дня можно было купить лишь сушки, конфеты и печености. Все это появилось лишь после войны.

Город прифронтовой

Сам город будто вымер, народ толпился лишь у  райвоенкоматов, зданий райкомов партии и комсомола: это добивались отправки на фронт добровольцы. Позже из архивов я узнал, что лишь за первый месяц войны в ТАССР было подано 14 тысяч заявлений об отправке на войну.

Тарелки радиоточек в домах и громкоговорители на некоторых улицах города не выключались круглые сутки. Сводки Совинформбюро, которые читал своим неповторимым голосом Левитан,  передавались каждые два часа, после каждой звучала «Священная война». С осени 1941 года Казань стала похожа на  прифронтовой город: был  введен комендантский час, по улицам ходили военные патрули, а в школе нас обучали тушить зажигательные бомбы. Это были небольшие (чуть поменьше футбольного мяча) шары, начиненные горючим веществом. «Неужели немцы дойдут до Казани?» - думаю, эта мысль в то время была у многих. Но вслух так никто не говорил: люди понимали, что за такое можно было «загреметь» на «Черное озеро», где располагалось управление НКВД. Но много позже мы узнали, что согласно  гитлеровскому наступательному плану «Барбаросса», уже  к зиме 1941 году немецкие войска должны были выйти на рубеж Архангельск-Казань.  И только благодаря мужеству и героизму тех, кто дрался с превосходящими силами врага  летом и осенью 1941 года, кто отстоял Москву и Сталинград, этим зловещие планы провалились,

 Как мы учились…

Казань превратилась в большой госпиталь и  центр приема эвакуированных. Мы часто бегали на вокзал и станцию Лагерная смотреть, как принимают эшелоны с беженцами и раненными, а также техникой и оборудованием для заводов. Помню, вся привокзальная площадь была забита людьми – так много было приезжающих. Эшелоны через Казань шли днем и ночью.

Эвакуированных и беженцев из Москвы, с Украины, Белоруссии и других западных районов страны  расселяли по домам и квартирам казанцев. Правило было простым: если семья имеет более 5  квадратных метров на человека, ей тут же подселяли гостей. В нашей коммуналке из двух комнат и семиметровой кухни проживали восемь человек. А у наших соседей жила семья ученых из Москвы. В 1941 году население Казани увеличилось на 260 тысяч человек.

Нашу 83-ю школу закрыли под госпиталь. Мы сами вытаскивали из здания столы, парты, книги во двор, первое время занимались в старинных каретных. Сидели там без света и тепла до первых серьезных морозов, а потом нас распустили по домам – до весеннего тепла. Наша классная, Александра Яковлевна Анисимова  не могла допустить нашего безделья и занималась с нами по группам в 5-6 человек у себя дома. При этом она подкармливала нас дольками сырой картошки. Помню, что особенно любила эти дольки наша одноклассница Соня Губайдуллина, ставшая впоследствии всемирно известным композитором.

«Казанский обвод»

В октябре 1941 года, когда немцы приблизились к Москве, в столице ТАССР создали Казанский комитет обороны. В полную готовность были приведены средства ПВО: в небе стали появляться вражеские самолеты-разведчики, часто объявляли воздушную тревогу и над городом выли невыносимо громкие сирены. Люди спускались в бомбоубежища, а мы – пацаны туда никогда не ходили, благодаря чему я однажды отчетливо видел фашистские кресты на крыльях одного из самолетов. Взрослые нам говорили, что немецкие летчики фотографировали Юдинский железнодорожный узел и мост через Волгу.

В городе ввели строжайшую светомаскировку. Окна занавешивали одеялами и плотными тканями. Если с улицы было видно хотя бы одну тонкую полоску света, хозяева квартир могли быть жестоко наказы,  их даже могли арестовать или расстрелять (говорили, что и такое бывало).

Осенью началась повальная мобилизация населения – женщин, учащихся старших классов, ремесленных училищ, студентов вузов и преподавателей – на строительство так называемого Казанского обвода». Это была система оборонительных рвов и других сооружений, которая проходила полукольцом вокруг Казани, затрагивая часть территорий  Марийской и Чувашской автономных республик, а кое-где линия обороны доходила до Горьковской области, протяженностью 350 километров.

Те, кто там побывал, проявляли чудеса мужества и героизма. В течение двух-трех месяцев (а сперва всем сказали, что отправляют дней на десять, не больше!)  голодные, плохо одетые люди  с рассвета до темноты рубили мерзлую землю в 45-градусные морозы. Спасли в окрестных деревнях вповалку на ледяных полах. Отчего несколько сотен человек, в том числе и моя тетка, заболели от переохлаждения, и погибли.

Не сидели без дела и те, кто оставался в городе: копали щели-укрытия во дворах. На каждого жителя была норма – одно укрытие размером: два метра  в ширину и полтора – в  глубину.  А еще мы часто ходили в военный госпиталь, располагавшийся в здании нашей школы, приносили раненым книги, выступали с концертами, писали письма их родным под диктовку. После занятий я бежал в другой госпиталь – помогать маме, работавшей там старшей медсестрой. Мы мыли раненых бойцов в санпропускнике, переодевали их и переносили на носилках в палаты или в операционную. Иногда случалось, что раненые умирали прямо в приемном покое, у нас на глазах. Однажды, весной 1942 года – мне даже пришлось сопровождать катафалк в конной упряжке стелами нескольких солдат, умерших от ран.

Лошадью управлял однорукий солдат, он же и хоронил умерших в братской могиле на Арском кладбище, а я ему помогал. Я и сегодня иногда прихожу к этой могиле.  

С Чапаевым – победим!

Под новый 1942-й год нам, наконец, выделили помещение в татарской школе на улице Дзержинского, где мы занимались в три смены до позднего вечера. Морозы в то время достигали 50 градусов. А мы ходили по домам казанцев, собирая теплую одежду для фронта. Во время одного из таких походов я сильно простудился и заболел воспалением легких.

В сентябре 1942 года в городе ввели хлебные карточки. На детей до 12 лет и  других иждивенцев  приходилось по 400 граммов, на работавших – по 600, на тех, кто трудился на военных заводах – по 700-800 граммов в сутки. Этот скудный паек изредка подслащивали карамельками или каким-нибудь комбижиром. В очередь за хлебом люди вставали с ночи. Номера записывали химическим карандашом на ладонях, чтобы не забыть во время частных перекличек, после которых все расходились по ближайшим подъездам – греться. А хлеб могли привезти и в девять часов, и в двенадцать, а могли и не привезти вовсе.

Нам, детям, хронически недоедавшим, подкидывали доппитание  в виде пузырька рыбьего жира. А поскольку большинство из нас этот жир терпеть не могли, матери использовали его для приготовления другой еды, например, выпечки оладий из картофельных очисток или жарки котлет из речных ракушек, которых мы собирали на берегу Волги.

Несмотря на то, что страна воевала с жестоким врагом, обычная жизнь в городе продолжалась:  ходили трамваи, облепленные людьми, как варенье мухами, работали театры, библиотеки,  люди ходили в кино. Никогда не забуду те необычные киносеансы в парке Черное озеро, где   растянули огромный белый экран из сшитых простыней. Там каждый вечер крутили один и тот же фильм  -  «Чапаев с нами», где знаменитый герой Бориса Бабочкина оживает и гонит на белом скакуне по степи ненавистных фашистов. Зрители вскакивали с мест  и радостно аплодировали Чапаеву с криками «Ура!». Домой все возвращались гордые за нашу Красную армию и в полной уверенности, в скорой победе.

9 мая 1945 года

И вот он наступил – этот долгожданный день. Впрочем, казанцы не выключали свои радиоточки уже с 20 апреля, когда начался штурм Берлина.  2 мая Левитан торжественно объявил, что столица фашистского рейха пала под натиском наших героических войск. А спустя неделю ровно в четыре часа (символичное время!) вся советская страна узнала о безоговорочной капитуляции фашистской Германии и окончании Великой Отечественной войны.

Зам окнами еще только занималось первое утро мирной жизни, а кто-=то уже топал по коридору и кричал «Победа!! Победа!!!». А в нашу дверь уже колотил, что есть силы, сосед. Вместе с майским солнышком на улицы стал высыпать народ: этот день, 9 мая был объявлен праздничным, хотя была среда. На улице ревела, сидя на скамейке соседка, получившая в понедельник «похоронку» на мужа.

Все шли на площадь Свободы, где должен был проходить городской  митинг. В обычные дни на этой площади работали пленные немецкие солдаты, которые строили здание оперного театра. Но тот день был и для них выходным.  Народ стекался возле громкоговорителей, установленных на месте нынешнего памятника В.И.Ленину, чтобы еще и еще раз услышать весть о великой Победе. Были здесь и фронтовики, вернувшиеся домой после ранений, и раненые  из ближайших госпиталей. Их  поднимали на руках и бросали в воздух, как мячики, угощали спиртным

 (и откуда все это взялось?). Кругом играли гармошки, из окон тоже лилась музыка, все казанские улицы  пели и плясали, все дворы были забиты радостными  людьми, которые поздравляли друг друга, плакали, смеялись, обнимались и целовались как родные.

А в магазинах,  к нашей великой радости, в тот день стали отоваривать продуктовые карточки… пряниками и карамельками, а вкуснейшего вафельного казанского мороженого можно было купить сколько угодно!

По улице Баумана 9 мая 1945 года водили… слона, на котором восседал сам великий Дуров. Дрессировщик  громко кричал: «Да здравствует Победа!», а слон не менее громко трубил, задрав к синему небу огромный хобот. На поводках крутились забавные обезьянки,  по улице также шли веселые клоуны и борцы во главе со знаменитым Жеребцовым. Двери кинотеатров «Электро» и «Унион» (так в годы войны назывались «Татарстан» и «Родина»)  были распахнуты настежь, там работали буфеты, а в фойе были танцы. Откуда-то привезли ящик пива и стали раздавать его бесплатно всем желающим, говорили, что это – подарок от директора завода.

А в голубом мирном  небе над  Казанью в тот день летал  знаменитый казанский военный самолет ПО-2, который немцы прозвали «Рус фанер». Летчик кружил над городом и разбрасывал листовки, на которых было написано на двух языках «Да здравствует День Великой Победы!».

А закончился тот день праздничным салютом в парке Горького. Впрочем, он был весьма скромным: ведь стреляли из обычных ракетниц. Но радости и восторгов от этого салюта было не меньше, чем бывает во время нынешних больших салютов.

Борис МИЛИЦЫН,

ветеран труда,

член Союза журналистов РТ.