"Для меня странно, когда люди чувствуют себя бессильными по отношению к власти»

Восхождение Александра на гору Килиманджаро в рамках проекта «Хочу ходить» «Happy Families»

© Eric Michael Johnson

 

<script type="text/javascript"></script>

— Что побудило вас написать Путину? Чего вы хотели добиться своим письмом?

— Я родился с деформированными руками и ногами, и до 15 лет, пока меня не усыновила семья из Далласа, жил в детском доме для инвалидов в Нижнем Ломове. Я хорошо представляю условия, в которых живут подростки и дети-сироты в России. Я езжу на родину почти каждый год и вижу, что в жизни воспитанников моего детдома нет абсолютно никакого улучшения. Я написал Путину не как представитель какой-либо организации или политической партии, и даже не как русский или американец (у меня гражданство обеих стран), а просто как человек, которого усыновили. Я считаю, что у каждого ребенка должно быть право на семью, вне зависимости от того, откуда она из России, Америки, Британии или Франции.

Когда у детей что-то ломалось — костыли, инвалидные кресла, тележки — никто не спешил менять их на новые

— В этом году о вас вышел документальный фильм «На своих двоих» на ТВЦ (его премьера проходила в июне в штаб-квартире ООН в США и была приурочена к ратификации Госдумой РФ Конвенции о правах инвалидов — «МН»). Как вы познакомились с его авторами, и какую роль это сыграло в вашем усыновлении?

— В 2006 году к нам приехали снимать программу о детях с физическими недостатками, тогда я познакомился с ее продюсером — Натальей Шагинян-Нидэм. Программу так и не показали, но она стала для меня счастливым лотерейным билетом. Наталья связалась с американским фондом «Happy Families International Center», и, благодаря их программе «Хочу ходить», по которой они работают в России совместно с фондом «Артист» актера Евгения Миронова, я приехал на операцию в Даллас. Мне ампутировали нижние конечности, чтобы поставить на протезы, и поселили в американской семье на время лечения и последующей реабилитации. Никакого усыновления не планировалось, но так получилось, что мы очень сблизились.

— Как вообще получилось, что вы жили в детдоме до 15 летнего возраста? Появлялись ли там российские усыновители?

— Нет, ни разу. За все время, что я там провел, ни одна пара не приехала. Это ведь был детский дом для детей с физическими недостатками.

— Каково было жить в таком интернате?

— Он был не самым ужасным — намного меньше, чем другие подобные учреждения. К нам относились нормально, но ощущения семьи там, конечно, не было. Я все время ездил на специальной тележке. Чтобы перемещаться на ней, нужно было оттолкнуться от пола руками. Когда у детей что-то ломалось — костыли, инвалидные кресла, тележки — никто не спешил менять их на новые. И, если их нельзя было починить, приходилось пользоваться тем, что есть. В этом двухэтажном доме не было даже лифта. Мы не страдали от голода, но и не ощущали индивидуальной заботы. А для любого ребенка это шрам на всю оставшуюся жизнь. Не думаю, что американцы могли бы спасти всех детей оттуда, но ребенок должен иметь право на надежду. Он должен верить, что рано или поздно его заберут в семью, не зависимо от того, какой она национальности.

Ребенка из нашего детского дома, насколько я знаю, русская семья усыновила лишь однажды

— Павел Астахов считает, что те 46 детей, которых пытались усыновить американцы в этом году, легко найдут себе приемных родителей и в России.

— Ребенка из нашего детского дома, насколько я знаю, русская семья усыновила лишь однажды. Сейчас он известен как «хрустальный мальчик». Его показали в передаче «Пусть говорят на «Первом канале» (программа о Саше Пушкареве, родившемся с неизлечимой болезнью вышла в 2006 году. После этого мальчика усыновила семья из Перми. Это произошло уже после отъезда Д'Джамуса в США. — «МН»). Это был единственный случай, когда русская семья усыновила ребенка с физическими недостатками. И то, что из него сделали звезду, демонстрирует, насколько редко такие случаи происходят в России. Все это не потому, что детдома не хотят отдавать детей российским семьям, а скорее потому, что российские усыновители не хотят брать детей с физическими недостатками.

— По словам Астахова, на сиротах, которых пытаются усыновить из-за рубежа, просто зарабатывают. Агентства и директора интернатов, которые якобы передают им детей за плату...

— Да, агентства наживаются на зарубежных усыновителях, но такая ситуация не только в России. В Китае и Индии - то же самое. Если это существует, значит, процесс нужно реформировать. А не лишать детей возможности быть усыновленными. Ведь американцы не виноваты в сложившейся системе — они просто пользуются ею.

— Сколько стоит усыновление и как долго приходится оформлять все бумаги?

— Я приблизительно знаю, в какую сумму это обошлось моей семье пять лет назад. Не меньше 10-20 тысяч долларов. Очень много денег ушло на то, чтобы просто ускорить процесс оформления всех бумаг. Поскольку мне скоро должно было исполниться 16 лет, и после этого усыновление по российским законам стало бы невозможным, мы старались пройти все процедуры как можно быстрее. Деньги и подарки требовались на каждом этапе — чтобы сделать мне медицинские справки в обход очереди в поликлинике, чтобы дату судебного рассмотрения документов назначили пораньше, чтобы ускорили оформление загранпаспорта и т.д. Нам для этого потребовалось около шести месяцев, а у некоторых семей уходят годы.

— Какой профессии вы учитесь сейчас в Техасском университете, и какие там условия для «особых» студентов?

— Я изучаю политологию, специализируюсь на российско-американских международных отношениях. Техасский университет в Остине — один из самых больших в США, здесь учится около 50 тысяч человек, и у нас есть специальный департамент, куда могут обращаться за помощью студенты с физическими недостатками. Между разными корпусами приходится очень много ходить, поскольку я на протезах, мне разрешают немного опаздывать на занятия, даже дают больше времени на то, чтобы сдавать тесты и экзамены — хотя этим я никогда не пользовался. До поступления полтора года назад я 4 года учился в американской школе, и там я тоже никогда не чувствовал себя другим. Сейчас по моему внешнему виду вообще трудно сказать, что я передвигаюсь без ног. Некоторые даже не понимают, зачем мне костыль, но если и замечают — особого удивления это не вызывает.

В России же, когда я был ребенком, мы каждое лето ездили в пионерлагерь, где с нами были другие дети — не из интерната. Всякий раз в день приезда у нашего автобуса собиралась целая толпа — они смотрели на нас как на восьмое чудо света. Мы были настоящим шоу для сотен других детей в этом лагере. Вообще со временем к атмосфере в интернате привыкаешь, и когда покидаешь детдом — такое ощущение, что выходишь в мир из пузыря. И на тебя действительно смотрят так, будто ты урод — не с этой планеты. Америка тоже не рай, здесь нужно бороться за разные вещи, но, по крайней мере, я имею шанс соревноваться со здоровыми людьми на равных условиях.

Когда я приезжал в детский дом, видел многих других своих друзей — одни просят милостыню на улице, другие — в домах престарелых вместе с брошенными пенсионерами

— В конце своего письма Путину вы упоминали, что сейчас работаете с программой для российских детей-инвалидов, и прошлым летом даже совершили с ними восхождение на гору Килиманджаро...

— Да, это та же программа «Хочу ходить» «Happy Families». Периодически люди из этой программы проводят различные акции для привлечения внимания к проблеме инвалидов — поход на Килиманджаро был одной из них. Нас было 12 человек, еще около 20 сопровождающих. Для меня самым сложным было то, что спортом я абсолютно не занимаюсь, и когда у тебя нет коленей, делать шаги вверх на протезах не так легко. Но цель этого похода в том и заключалась — показать, что, с помощью других людей, можно сделать все, что угодно, вне зависимости от физического состояния.

— В фильме «На своих двоих» рассказывалось, что вы помогли одному из своих друзей из детдома тоже «встать на ноги» - он прошел такую же как вы операцию в Далласе. Что с ним сейчас? И что с другими вашими друзьями, которые остались в интернате?

— Ивану тогда было уже 17 или 18 лет, поэтому его не могли усыновить. Он вернулся в Россию, и после этого мы потеряли с ним связь. Прошлым летом, когда я приезжал в детский дом, я с ним не виделся, но зато видел многих других своих друзей — одни просят милостыню на улице, другие — в домах престарелых вместе с брошенными пенсионерами. Некоторые могли бы получить хотя бы среднее образование в рязанском колледже, но туда принимают не с любыми всякими физическими недостатками (инвалиды I группы могут учиться в Михайловском экономическом колледже-интернате в Рязани только при условии, что могут сами себя обслуживать — «МН»).

Кстати, еще один мой друг, которому я помог приехать на операцию в Даллас — Виктор Кочкин, два года назад стал известен в России, потому что принял участие в передаче «Минута славы» на Первом канале. У него тоже нет ног, мы вместе танцевали брейк-данс, когда были детьми. Вдвоем с еще одним мальчиком он отправил видео с записью их танца на Первый канал — они выиграли миллион рублей. На самом деле, дети в интернатах часто очень талантливы, в моем детском доме многие также писали стихи, занимались творчеством. Потенциал есть у многих, но реализовать его в России они не могут.

— Кем вы себя больше чувствуете сейчас — русским или американцем? И что думаете о том, что происходит в России?

— Я не отказываюсь от России — я не забываю русский язык, интересуюсь всем, что происходит в стране, навещаю друзей почти каждый год. Но когда я приезжаю назад, для меня очень странно, что люди выражают абсолютное бессилие по отношению к власти. С западной точки зрения, это немыслимо. У нас в университете политическая активность очень высокая — есть и социалисты, и демократы, и республиканцы. Участвовать в этом очень интересно, и я чувствую, что мне очень повезло родиться в стране, где политической культуры нет, и сейчас иметь возможность сравнить.

У меня не было надежды, что Путин прочтет мое письмо. Но я думаю, важно, чтобы голос усыновленных детей прозвучал, даже если он не будет услышан

— Что вы думаете по поводу ответа России на «акт Магнитского»?

— За время прошлого президентства Обамы его правительство пыталось наладить отношения с Россией, но за 4 года этого так и не произошло. Акт Магнитского показывает, что сейчас такой инициативы и нет. Но вообще, я думаю, Обама подписал этот законопроект только для того, чтобы получить поддержку республиканцев на выборах. Усыновление детей американцами к этому не должно иметь никакого отношения. У меня не было надежды, что Путин прочтет мое письмо. Но я думаю, важно, чтобы голос усыновленных детей прозвучал, даже если он не будет услышан.

В четверг, 27 декабря, группа из нескольких человек, подписавших петицию, попыталась передать ее в посольство РФ в Вашингтоне, однако внутрь их не пустили. По словам Деборы МакФадден, сопровождавшей дочь-чемпионку в инвалидной коляске, их заставили прождать под дождем 40 минут, после чего вызвали полицию. Пресс-служба посольства позднее сообщила, что их сотрудников не уведомили о «несанкционированном пикете», поэтому они действовали согласно обычной инструкции. Петицию передали в Москву, прочел ли ее Владимир Путин не сообщалось. 28 декабря он подписал закон «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации», запрещающий американским семьям усыновлять детей из России.