Слом русской традиции

Слом русской традиции или о недосформированности культурных кодов


События второй половины XVII века – сложнейший период в истории России. Успешно преодолевая политические последствия «Смутного времени» государство переживает напряжённый внутренний поиск своих идентичных основ, идет осмысление новой государственной идеологии в том числе и своей церковной политики. Это было активировано «вызовом» со стороны Западной Европы, переживавшей глубокие цивилизационные изменения. Формируется матрица западноевропейской цивилизации. Великие географические открытия, научная революция XVII в., мощное развитие производительных сил, перестройка духовной основы общества - Реформация. На её основе, на основе протестантской этики возникает идеология либерализма с личностным доминированием по отношению к религии, нации, государству, создаётся потребительская цивилизация. Это сильное западноевропейское модернистское секулярное начало было сформулировано как концепция европоцентризма и распространялось повсеместно. В России модернистский секулярный процесс нашёл как своих сторонников, так и яростных противников и вызвал сложное переплетение социально-экономических, духовно-нравственных и политических процессов. Катализатором катаклизмов стал церковный раскол в русской православной церкви.

Цивилизационный «вызов» Запада, а также войны России с Польшей, Швецией, Турцией, присоединение к России Малороссии выявили проблемное поле государственных преобразований в военной сфере, государственном управлении, налоговой системе и, конечно же, прежде всего в политической централизации. В поисках путей «ответа» на «вызов» Западной Европы в один клубок органически сплелись проблемы социально- экономического порядка, политические, законодательные, религиозно-нравственные, церковно-государственные отношения и т.д. Для решения этих проблем необходимо было консолидировать российскую правящую элиту и создать сильную самодержавную власть. Социальные катаклизмы «бунташного века» заставили ускорить эти процессы. Вторая половина ХVII века – это время перехода от старой правительственной системы, построенной на национальном менталитете, к новой государственной модели, положившего начало западноевропейской модели. Реформирование российской государственности второй половины ХVII столетия прежде всего определялось кризисом сознания русского человека того времени. Осмысление новой государственной идеологии шло рука об руку с переменами в жизни русской православной церкви.

Церковный раскол произошёл в условиях, когда сильной трансформации начали подвергаться механизмы государственной и церковной власти, стали приходить новые традиции, имевшие не российское, а европейское происхождение. Расколом принято называть произошедшее во второй половине XVII века отделение от господствующей Православной церкви части верующих, получивших название старообрядцев.

Доктрина «Москва - Третий Рим»

Доктрина «Москва - Третий Рим» содержала два компонента: идею о мировом масштабе Римской империи (Московского царства) и о предапокалиптическом характере функционального назначения Московской Руси («Четвертому Риму не быти»). Никониане и раскольники, апеллируя к одному и тому же источнику в виде православной идеологемы, делали акцент на разные её части. Реформы Никона преследовали цель сближения с малороссами, греками и южными славянами, т.е. выражали космополитическую, мессианскую устремленность национальной идеи. Русская традиция приносилась в жертву «мировому царству».

Основополагающим постулатом старообрядческого православия была вера в «Святую Русь», т.е. в национальную традицию, отступление от которой равнозначно измене православию. Вера греческая считалась ложной, поскольку была заражена латинскими инновациями. Понятие «русский» рассматривалось как тождественное термину «православный». Аввакум призывал восточных патриархов поучиться истинному православию на Руси:

«Рим давно упал и лежит невсклонно, а ляхи с ним же погибли, до конца враги быша християном. А и у вас православие пестро стало от насилия турскаго Магмета, да и дивить на вас нельзя: немощни есте стали. И впредь приезжайте к нам учитца: у нас Божиею благодатию самодержство».

Таким образом, старообрядчество выражало национально - традиционалистский аспект русской идеи. В противоположность староверам Никон заявлял:

«Я хоть и русский, но вера моя и убеждения - греческие».

Сам царь и его ближайшее окружение в лице «ревнителей древнего благочестия» разделяли мысль о необходимости практической реализации в перспективе доктрины «Москва – Третий Рим», в объединении всех православных народов вокруг Московского царства с русским православным царём во главе. Первым шагом на этом пути была необходимость унификации богослужебных книг и церковной обрядности в соответствии с этой вселенской задачей. Однако, дело осложнялось тем обстоятельством, что в России к этому времени не было единства в церковных обрядах, не было единства в церковном богослужении, где должен быть единый культ. За исключением трёх главных обрядов, установленных ещё Стоглавом в ХVI столетии, а именно, двоеперстия, двоения аллилуйи и хождения посолонь, в
остальных случаях церковные чины разнились.

Парадигма раскола, как и всего «бунташного века» второй половины XVII века, состояла в столкновении двух процессов: централизации государственности как «ответа» на «вызов» Запада и местного регионального сепаратизма. Лидеры раскола, как церковные, Аввакум Петров и его единомышленники, так и светские, ставшие позднее во главе раскола, братья Денисовы и др. отстаивали местное русское православие, выработанное многовековой национально-религиозной жизнью русского народа. Неслучайно, что ключевой платформой концепции старообрядчества было учение о «Москве – Третьем Риме», которое многократно повторялось в раскольнической литературе. Вслед за псковским монахом Филофеем они рассматривали Россию, как лидера всего православного мира в контексте событий мировой истории. Они считали, что для сохранения своего лидерства Россия обязана оставаться верной отеческим преданиям. Лидеры раскола полагали, что сам ход истории предопределил место России среди враждебного окружения: латинство, протестантизм, ислам. Отсюда корни их национально - религиозной нетерпимости как способ защиты своей национальной идентичности.

Кроме того, старообрядцы, по крайней мере, первоначально, были категорически против ограничения царской власти властью патриаршей. Отсюда у них сходство с Иваном Пересветовым и царём Иваном Грозным, которые в своих сочинениях обосновывали причину падения византийской империи ограничениями, как они считали, имперской власти властью патриаршей. На эту же причину указывал и Аввакум. Кстати, на эту причину, как на смертельную угрозу для государства, будет ссылаться для обоснования своей церковной политики позднее и Пётр I, говоря о «папёжных замахах» патриарха Никона. Таким образом, конкретная идеологическая парадигма старообрядцев соответствовала мировоззренческим постулатам, присущим времени расцвета Московского царства периода Ивана Грозного и шла вразрез со взглядами российской правящей элиты второй половины XVII века. Не случайно в этой связи, что под знаменем религиозного раскола объединились со временем самые разношёрстные элементы.Обломки старины вроде остатков родовитого боярства и остатков стрелецкого войска, выходцев из посадского и крестьянского сословий, закрепощённых дворянским государством и т. д. Такая староверческая революция со времени правления царя Алексея Михайловича и вплоть до стрелецкого бунта (1682г.) периода двоевластия царей Иоанна и Петра будет для модернизирующейся российской государственности постоянной смертельной опасностью сползания её на путь кондового охранительного консерватизма.

Парадокс заключался в том, что и царь Алексей Михайлович и Никон также хотели разыграть ту же карту, как и старообрядцы, но понимали доктрину «Москва – Третий Рим» по иному, с опорой не на древнерусскую старину, а на вселенскую восточную византийско – русскую православную традицию. Это было, прежде всего, связано с тем, что царь и его окружение были склонны придавать теории «Москва-Третий Рим», как, впрочем, и церковной реформе, политическое значение, особенно в связи с борьбой за Малороссию.

В противовес взглядам лидеров раскола царь Алексей Михайлович прекрасно понимал необходимость укрепления политической роли государства с опорой на новый служилый класс, новую правящую элиту – дворянство. Царь – носитель государственных интересов. Патриарх Никон также сторонник укрепления государственности, но только в симфонии с властью церкви. Интересно отметить, что и патриарх Никон и первоначально находившийся под его влиянием царь Алексей Михайлович и протопоп Аввакум были единодушны в главном – они, безусловно, верили в то, что Московское царство «Москва-Третий Рим» - это попытка сокращения пределов деятельности Сатаны в мире.

Дискредитация теории "симфонии" духовной и светской власти

Однако пути реализации этого концепта, пути развития российского государства у них были абсолютно различны. В этой связи протопопа Аввакума, его окружение и последующих лидеров старообрядцев можно назвать охранительными консерваторами, ибо главным мерилом духовно-нравственных ценностей у них была истина древней русской православной церкви, сохранившаяся, как они считали, в незыблемости и чистоте. Позиция патриарха Никона – динамический консерватизм. Он прекрасно понимал необходимость государственных преобразований, государственную модернизацию. Но он не принимал инфильтрацию в Россию западноевропейских секулярных духовных ценностей, с необходимостью проникавших в страну вместе с материальными заимствованиями во всех сферах российского социума: военном деле, торговле, промышленности, культуре. Патриарх Никон думал противопоставить этой духовной западной интервенции концепцию симфонии светской и духовной власти, когда церковная власть должна духовно окормлять власть светскую, не давая ей становиться абсолютной. Опору в реализации своей концепции патриарх Никон видел в сильной царской власти и в великой вселенской византийско – русской православной традиции. В этом для Никона состояла мировая задача России. Глубина мысли патриарха Никона была, к сожалению, не понята ни царём Алексеем Михайловичем, ни тем более правящей элитой, которая в большей своей части уже была пропитана западноевропейским образом жизни. Правящая российская элита предпочла пойти по пути европоцентризма. Столкновением этих трёх точек зрения - старообрядческой, никоновской симфонии властей и западной модели будет пронизана вся последующая отечественная история вплоть до сегодняшней России. Очень хорошо об этом сказал, отвечая на вопрос: "Почему народ не создает механизмов психологической и поведенческой защиты?", известный историк и социолог А.И. Фурсов:

Теория «симфонии» духовной и светской власти на Руси оказалась в результате никоновского конфликта дискредитирована. Победа Алексея Михайловича привела к окончательному торжеству цезарепапистской системы, квазиангликанского суррогата, разрушившего миф о русском «катехоне». Сам царь выступал духовным представителем Руси на соборе 1666-1667гг., где он с патриархами из стран, покоренных иноверцами, судил русскую веру. Богословскими авторитетами провозглашались иноземцы, редакционной правкой книг ведали авантюристы типа грека Паисия Легарида, не раз менявшего вероисповедание в зависимости от материальных выгод. Цезарепапистская модель Алексея Михайловича была преамбулой к учреждению синодального строя в императорской России. «Святая Русь» действительно погибла, утратив цельность бытия. Государство «царство Кесаря» стало выступать антитезой общества. Государственная правда («закон») и народная правда («справедливость») оказались субстанционально противоположными понятиями.
Космополитическая культурная ориентация правящей элиты вступила в противоречие с национальной традицией народной культуры. Официальная церковь оказалась формальным институтом, лишенным паствы и авторитета. Правящая элита симпатизировала западным учениям, народная Русь тайно или явно рассредоточивалась по раскольничьим общинам. «Русский порядок» - государство и официальная церковь - содержали некоторые внешние аспекты бытия «Святой Руси», составившие консервативную традицию императорской России. «Русский бунт», утратив форму, сохранил отдельные внутренние стороны жизни «Святой Руси», и прежде всего, претензию на справедливость, создав преемственность революционной России. С раскола русская идея разделилась на две полу истины.