Кем пишется история?

1. Что такое нация? Этот термин неоднозначный, и в разные эпохи понимался по-разному. В XVII–XVIII веках под нацией понимались только благородные сословия, знать. А вот после Великой французской революции нация стала отождествляться со всеми полноправными гражданами государства. Почему, что за этим стоит?

Очень важно, что принадлежность к нации определяется политическим статусом, политическими правами: нация всегда имеет политические права. Те, кто лишен политических прав, в нацию не входят. Если мы это осознаем, то поймем, почему до Французской революции к нации принадлежали только благородные сословия. При абсолютистских режимах народ был лишен какого-либо права. Соответственно, после Французской революции изменился и образ прошлого. Если до революции творцом истории, под которой понимался политический процесс, представлялась исключительно знать, то после на ее место заступил народ. 

2. Но теперь мы приходим еще к одному интересному вопросу: а что такое народ? Оказывается, этот термин тоже воспринимается по-разному. Как я уже сказал, после Великой французской революции во Франции в понятие народ включались все французы, то есть все граждане французского государства. И сегодня французская нация – это все, кто имеет французское гражданство, независимо от цвета кожи, а также от того, к какой этнической группе человек себя относит. А вот в Советском Союзе народ ассоциировался с рабочими и крестьянами. Знать и священники оттуда исключались. 

В Германии немцы издавна представляли себя в виде спаянного этнокультурного тела. Возникло это исторически, потому что образ культурного единства сложился в германских землях до того, как они были объединены в рамках единого государства. Поэтому там создавалась благоприятная обстановка для отождествления культурного единства с расой. Таким образом, расизм в Германии фактически слился с этническим национализмом, и его главными сторонниками выступали как консерваторы, так и либералы. 

Как отмечала немецко-американский философ, политолог и историк Ханна Арендт, немцам льстила идея врожденного благородства, содержащая в себе понятие о природных привилегиях. А к концу XX века ко всему этому прибавилось опасение утраты своей чистоты, что и способствовало росту ксенофобии в отношении иностранцев, прежде всего гастарбайтеров. Сегодня это свойственно всей Европе.

Иными словами, во Франции национальная история имела инклюзивный характер, а в Советском Союзе и в Германии – эксклюзивный, хотя и на разных основаниях: классовом – в СССР и этнорасовом – в Германии. Следовательно, исторический нарратив формируется в зависимости от группового самосознания и находится в прямой связи с политикой идентичности. И этому подвержены не только массы и простой народ, но и даже сами историки.

3. Стоит привести несколько примеров, каким может быть образ прошлого и как он со временем пересматривается. 

Вплоть до недавнего времени война за независимость США (1775–1783) воспринималась как противоборство двух сил: колонистов, с одной стороны, и британских колониальных войск – с другой. И только сравнительно недавно американские историки установили, что едва ли не половина колонистов воевала тогда на стороне Великобритании. Причем самые жестокие битвы случались между самими колонистами, одни из которых были на стороне Англии, а другие – отстаивали независимость США.

Во Франции в эпоху Шарля де Голля годы Второй мировой войны героизировались и рисовались борьбой всех французов против нацистской оккупации. И только после смерти де Голля историки и общественные деятели Франции начали анализировать другую сторону войны: коллаборационизм, охватывающий не только власти и чиновников, но и изрядную часть французского общества. 

О чем говорят все эти факты? О том, что сдвиг общественных настроений ведет к переоценке прошлого и истории. История время от времени неизбежно пересматривается и переписывается. И в Советском Союзе это происходило неоднократно. Сначала в первые годы советской власти, когда на место дворянской, буржуазной историографии заступила освободительная, антиколониальная версия отечественной истории, а затем начиная со второй половины 30-х годов, когда конституционное утверждение Советского Союза как этнической федерации создало потребность в национальных историях, ставивших на первое место этнический фактор. 

4.

Как когда-то справедливо отмечал Маркс, история пишется победителями. Поэтому официальная версия истории уделяет основное внимание тем, от чьего имени осуществляется власть. В демократическом государстве речь идет о доминирующем населении, при авторитарном или тоталитарном режимах история контролируется теми, кто находится у власти. А вот при этнократическом режиме она пишется от лица привилегированного этноса, независимо от того, составляет он демографическое большинство или меньшинство. В таких условиях всегда есть те, кто выпадает из доминирующей версии истории. Это диссиденты и разного рода меньшинства, испытывающие то или иное давление, ту или иную дискриминацию.

5. Версия истории почти всегда отражает групповые или личные интересы. В этом смысле, как говорил Пьер Бурдье, она служит могущественным орудием борьбы за власть с помощью опоры на символические ресурсы, которые и представлены образами прошлого. Поэтому создатели версии истории делают упор на славные страницы прошлого и вспоминают героев, которыми группа может гордиться и которые позволяют ей претендовать на власть. При этом такая версия основывается на оценках, соответствующих климату эпохи или моральному состоянию доминирующего большинства. 

В России, например, любят воспевать деяние русских первопроходцев, открывавших путь к освоению Сибири и Дальнего Востока. Но с темной стороной этого освоения сегодня мало кто знаком. В конце 90-х годов даже устраивались торжества по поводу трехсотлетия с момента присоединения Камчатки. И в связи с этим добрым словом упоминался атаман Владимир Атласов. Хотя он устроил там кровавую бойню, из-за чего местное население значительно поредело.

6. Не трудно заметить, что конструирование образа прошлого непременно включает амнезию, то есть забывание. Определенные моменты прошлого часто сознательно игнорируются или забываются. Но они забываются не навечно – это определенный механизм социальной памяти. Ведь с новым изменением определенной обстановки забытое может пережить второе рождение и приобрести важное значение для новых поколений. 

Сегодня это происходит в России с религиозным фактором. В годы государственного атеизма церковь как исторический фактор была вычеркнута из истории. Зато ныне даже школьные учебники в обязательном порядке должны подчеркивать роль церкви в истории России. 

Амнезия обычно связана с травмой. Подобно тому, как немцы долгое время не хотели вспоминать об эпохе нацизма, сегодня в странах Восточной Европы отрицают участие своих соотечественников в преследовании и истреблении евреев. Но социальная память может двояко реагировать на травмы. С одной стороны, с помощью амнезии, то есть люди стремятся не вспоминать об ужасной катастрофе. А с другой стороны, напротив, путем культивации памяти, потому что ореол мученичества требует определенной социальной компенсации.

7. В период обострения межэтнических или межнациональных отношений противоположная сторона конфликта нередко рисуется вековым врагом и подвергается процедуре демонизации. Это делается разными способами. Иногда можно игнорировать исторические периоды хороших взаимоотношений, тогда конфронтация приобретает вневременной характер. 

Например, в 90-е годы было принято говорить о четырехсотлетней конфронтации между чеченцами и Россией, а вот в Гватемале говорят о двухсотлетней конфронтации индейцев майя с пришельцами. Одно время в еврейской традиции принято было представлять последнее тысячелетие как эпоху бесконечного антисемитизма, но в течение последних двадцати лет специалисты отрицают этот однобокий подход и делают акцент на тех исторических периодах и ситуациях, когда евреи тесно общались с окружающим населением и даже когда успешно интегрировались в местные общества. Сегодня такая концепция принята даже в музеях: в Музее диаспоры в Тель-Авиве или в Музее еврейской истории в Нью-Йорке.

Другой прием демонизации – это обвинение врага в злодеяниях против соотечественников. Такие обвинения иной раз основываются на отдельных, исключительных случаях. Притом аналогичные или похожие злодеяния со стороны своих соплеменников тщательно замалчиваются.