Луддиты, таджики и новые технологии

Зима 1811-1812 года была особенно тяжелой для бедной Англии. Еды было необыкновенно мало из-за войн с Наполеоном, скудного урожая в 1810 и 1811, торговой блокады военного времени и быстрого роста населения – на 14% с 1800 по 1810. Значительное число людей осталось практически без средств к существованию.
В Ноттингемшире производители чулок изготавливали чулки и другие мелкие предметы одежды уже около 200 лет. В то время в регионе было около 30 000 действующих вязальных машин, в основном в мастерских с одним мастером и двумя-тремя учениками. Торговцы трикотажными изделиями управляли коммерческой стороной дела, организовывали продажу продукции и часто сдавали вязальные машины в аренду производителям, которые не могли позволить себе их покупку.
В то время, производители использовали узкие станки, которые позволяли вывязывать отдельные детали белья, благодаря чему у изделий были обработанные края; около 1803, однако, некоторые торговцы стали поощрять использование широких станков, изначально применявшихся для панталон – на них изготавливались полотна ткани, которые потом разрезались, и из них делали перчатки и чулки. Эти предметы одежды, с необработанными краями, были плохого качества и быстро изнашивались. Для управления широкими станками требовалось меньше навыков, для них можно было использовать необученных работников. Опытных, квалифицированных работников приводило в ярость использование этих машин: им теперь не только предстояло соревноваться с неопытными рабочими за более низкую зарплату — низкое качество товаров, производимых таким способом, сделало производство трикотажа позорной профессией.
В начале 1811 было всего несколько случаев саботажа и акций протеста. В ноябре того же года, группа людей под руководством «Неда Лудда» (имя, возможно, пришло из прошлого поколения — тогда ученик, которого несправедливо наказали, сломал свой чулочный станок) ворвалась в мастерскую в Буллвилле. Количество диверсий росло, пока «луддиты» не стали разрушать по 50 машин в неделю; к тому времени как атаки прекратились, было уничтожено более 1000 станков. Группы, которые совершали нападения, были дисциплинированными, организованными и вооруженными, их отличали вдумчивость, рассудительность и порядок – черты, которые элита обычно предпочитает не приписывать рабочим. Также они старались строго следовать своим целям – обеспечить соблюдение норм качества и трудовых стандартов; генерал Лудд дошел до того, что вернул личное имущество, украденное в набеге на мастерскую в феврале 1812. К концу 1811, большая часть мастерских прекратила неприемлемую деловую практику; на них появились вывески, подтверждавшие согласие владельцев с правилами. Нападения в Ноттингемшире почти прекратились к началу 1812.

...

Луддизм как отдельное движение рассеялся до печально известных судебных процессов в Йорке в январе 1813, после которых Меллора и двоих его сообщников повесили. Еще четырнадцать человек были повешены несколькими днями позже, итого число повешенных в одно время оказалось самым большим за всю историю Британии. Считалось, что этих людей казнили за ограбления и клятвопреступничество, на самом деле – за то, что они бросили вызов властям.

...

Похоже, большинство людей считает, что урок, преподанный луддитам в том, что «прогресс невозможно остановить»; что на самом деле невозможно остановить, так это использование экономической власти элитой, особенно когда это скрывается под знаменем технологического прогресса. Производственный процесс не механизирован, потому что механизация, по сути, «эффективнее», и следовательно лучше; если это правда, то почему в то время как наше машинное оборудование производится при помощи механизированного труда, нашу одежду все еще делают бедные женщины?

Ясно, что такой вещи как «технический прогресс» не существует. Некоторые могут не согласиться с этим заявлением, отмечая, что нельзя запретить людям изобретать и улучшать; это верно, но есть разница между и изобретением и распространением технологии, и последнее происходит, только если кому-то это выгодно. Представление, что технологические перемены автономны – это опасный миф, который дает преимущество экономической элите, делая ее влияние незаметным. Технологические перемены Промышленной Революции были основаны на вынужденном согласии мужчин, женщин и детей, для которых не осталось возможности выжить из-за «огораживания»**** общинных земель в конце 18 – начале 19 века; для большинства жителей Англии не оставалось выбора, кроме как подчиниться или голодать. То, что технический «прогресс» поднимает уровень жизни – всеобщее заблуждение; материальное благосостояние английского рабочего класса в 19 веке действительно постепенно улучшилось, не благодаря техническому прогрессу, а скорее потому, что население Англии начало получать прибыль от эксплуатации народов Африки, Индии и Азии.
Я думаю, правильнее и полезнее будет «научиться у луддитов» следующему:
Технология – это не то же самое, что машины, и технологические изменения не обязательно означают изменения в машинном оборудовании. Наиболее важные технические нововведения – фабричная система, широкие станки (или если взять пример из современности – транспортировочный контейнер) могут не иметь ничего общего с последними изобретениями, в то время как с принятием других социальных и технологических перемен (например, огораживания, изменения методов распределения товаров, компьютеризации бухгалтерского учета) могут возрасти доходы тех слоев общества, у которых есть власть для осуществления этих мер.
Как говорит Киркпатрик Сейл, «технологии никогда не бывают нейтральными». Однако он не прав, отмечая, что «некоторые из них вредны». Технологии отражают экономическую и социальную систему, в которой они действуют; любые технические изменения нарушают баланс сил в этой системе, появляются выигрывающие и проигрывающие стороны. Технология никогда не будет принята, если она не обещает принести пользу потенциально выигрышной стороне – в нашей культуре это неизменно означает, что технология должна принести прибыль кругу людей, у которых уже достаточно власти, чтобы осуществить изменения.
Рабочие выступали против нескольких жадных, неразборчивых в средствах торговцев, из-за которых большинству пришлось перенять их практику, чтобы иметь возможность конкурировать; «гонка по наклонной» всегда присутствует, даже когда только один человек мошенничает без каких-либо юридических или социальных последствий.
За несколько веков до современных сторонников ненасильственных мер, ноттингемширские луддиты поняли, что важно бороться с системой, а не с людьми. Они не выхолащивали свои идеи и не давали «другой стороне» возможности упрекнуть их в недостатке нравственности. В Йоркшире общественность изначально поддерживала движение, когда оно согласовывалось с социальными нормами, но не захотела мириться с убийствами, даже в ответ на жестокость противоборствующей стороны.
Решение людей, которые не входят в круг находящихся у власти, повлиять на темп и направление технического прогресса – это не ошибочная и совершенно бессмысленная попытка остановить неизбежное, а обоснованный и разумный способ участия в жизни свободного и демократического общества.