Любовь и верность

Как соотносятся между собой эти категории.  Любовь живёт дольше в человеке или верность может жить дольше в человеческой душе, когда любовь уже прошла. А что вообще важнее любовь или верность. Любовь относительна, верность абсолютна или наоборот, верность относительна, а любовь абсолютна или всё в мире относительно и ни что не имеет исключения. Мне кольнуло сердце, когда я прочитал несколько строк из книги Михаила Германа «Неуловимый Париж». По словам автора: Это книга о парижских «странствиях души»… Там есть утверждение, что 1948 году Виктор Некрасов опубликовал в Новом миреединственную на тот момент честную книгу о войне: В окопах Сталинграда. По словам Михаила Германа, Виктор Некрасов любил свою советскую (именно советскую) страну, но она выгнала его за антисоветчину. Последние годы он прожил во Франции, которую любил и понимал, а я не очень понимаю автора: любил советскую Россию, любил Францию, покинул Россию, уехал во Францию. Значит, любовь не абсолютна, она относительна обстоятельств: сегодня люблю, а завтра - нет. А как же верность? Она вечная спутница любви или нет? Мне кажется, что она (верность) готова расплачиваться за любовь, она рождается любовью и, как всё вновь рождённое,  переживает и превосходит своё начало.  В детстве смотрел спектакль, в котором героиня умирала от рака, а её суженный так сильно любил её, что когда даже её уже любить было нельзя, боролся за её жизнь до самопожертвования. По-моему,  она выздоровела. Карл Маркс так сильно любил свою супругу Женни Маркс (урождённая баронесса Женни Фон Вестфален), что когда она заболела оспой и стала совсем некрасивой и умирала, Маркс не отходил от её кровати ни на секунду и вытащил её с того света. Да мало ли подобных примеров. Но вот смерть Ивана Ильича Л.Н. Толстого – это другое дело. В рассказе Толстого, Иван Ильич умирает покинутый всеми: и женой и детьми, хотя они были совсем рядом, в их общем  доме и каждый день виделись с ним.  Умирает долго и мучительно, мне кажется, потому что его все предали, а предательство – есть отрицание верности, а, следовательно, и отрицание любви. Мне не очень вериться, что Виктор Некрасов (по утверждению Германа) любил советскую Россию, но охотно верю, что он любил Францию, ведь он жил в ней ещё маленьким мальчиком в годы Первой мировой войны. «Мать, окончившая в свое время Лозаннский университет, работала тогда в одном из Парижских госпиталей, я же пасся в парке Монсури».  Недаром говорят, что мы все родом из детства. Мне, кажется, совсем необязательно, признаваясь в любви к Франции, одновременно стесняться этой любви и оправдывать её тем, что ты не очень любил Россию.

Недавно прочёл, надеюсь не последнюю, книгу Даниила Гранина «Заговор», изданную в 2012 году. Цитирую текст из неё, который тронул меня за живое: «Вот жили два брата Вавиловы: Николай и Сергей Иванович. В 39-м Николай Иванович произнёс знаменитую фразу: «Пойдём на костёр, будем гореть, но от убеждений своих не откажемся!» И погиб в тюрьме. А его брат Сергей Иванович в 1945-м стал президентом Академии наук и волей-неволей (по должности) участвовал в разгроме настоящей науки. Его можно осуждать? Между прочим, он перенёс 9 инфарктов на ногах (при вскрытии у него на сердце обнаружили 9 рубцов)… И оба брата пытались спасти науку, оба безупречны и неподсудны…».  Николай Иванович был генетиком, Сергей Иванович – физиком. Только преждевременная смерть не позволила Вавилову-младшему стать лауреатом Нобелевской премии. Такие люди не могут быть врагами науки. Он боролся за жизнь старшего брата, но посредственность взяла верх и старший брат погиб в тюрьме. Братья любили друг друга.  Когда старшего брата не стало, Сергей Иванович писал, что из всех родных смертей смерть брата была самая жестокая; «…опасаюсь, что сойду с ума».  После сильнейших ударов судьбы выдающийся физик Сергей Вавилов не разлюбил Россию, остался верен науке, брату, всем, кого любил.

Он не покинул Россию, добился реабилитации брата, только при этом условии, согласился вновь возглавить Академию наук и умер в рассвете лет, оставив после себя выдающихся учеников и беспримерный образчик любви и верности к близким ему людям и к горячо любимой им России.  Я не могу усомниться в том, что он любил Россию всем своим израненным сердцем, потому что без любви его жизнь, лично для меня,  не представлялось бы возможной.

Мои друзья из Академгородка Пущино уже давно живут в Америке. В молодости мы часто рыбачили, охотились,  жили неделями в палатке на берегу Оки. Нам было хорошо вместе. Однажды, один из них сказал мне, уезжая в очередную загранкомандировку: «Да, чего ты загрустил, я скоро вернусь!»,- как сейчас помню неубедительные нотки в его голосе, я сначала почувствовал и в то же мгновение понял, что он уезжает навсегда. Но не могу понять до сих пор, спустя уже больше 20-ти лет, почему он уехал, увёз всю семью: супругу - доктора наук, двухметрового блондина сына, умницу-красавицу дочь,  оставил только собаку на моё попечение. Волею судеб собака, некоторое время спустя,  уехала на Украину – Родину его супруги и вскоре там околела. При одной нашей встрече он мне сказал, что пёс издох, потому что его все предали. Прошло два года, как он уехал, и я проводил в Америку самого старшего из нашей троицы.  Его отъезд заслуживает отдельного рассказа. Он сбежал из России в возрасте 55-ти лет. Совсем не мальчик. Почему он уехал? Мужественный, казалось, никакие невзгоды не могли его смутить, не то чтобы испугать. Да,  в 90-тые ему не платили зарплату, но её не платили ни кому. Это не повод, чтобы покидать Родину, давшему тебе юнцу без роду, без племени обучение в МГУ, защиту диссертации, возможность путешествовать по всему миру и публиковать статьи в элитных журналах. Что-то было между ними общего, моими двумя друзьями, касательно эмиграции,  чего я не замечал раньше, а теперь по факту вроде бы понимаю. Они там встретились, и, кажется, вполне счастливы, даже отдыхают вместе. Только теперь не на речке, а на берегу океана, не в палатке, а снимают виллу на побережье. Что же я урод такой остался в России, всё сижу на берегу Оки и рыбачу на Верней Волге, когда  сам в 25 лет, в эпоху развитого социализма, говорил своему учителю: «Если бы я жил в Америке, у меня был бы личный самолёт и яхта», на что я слышал ответ: «но ведь тогда другим будет доставаться меньше», я возражал: «я один способен прокормить десять человек». Я любил своего учителя.

С нежностью вспоминаю друга своей юности Серёжу Азлецкого. Мы познакомились в летнем 3-х месячном лагере для математиков, физиков, химиков, ботаников одним словом. Нас собрали со всей Рязанской губернии, со всех её уголков после окончания  9-го класса. Читали лекции, проводили олимпиады. Серёжа был заядлым шахматистом  и подающим надежды математиком, а меня туда направил директор школы, чтобы я не дай бог не попал в тюрьму от летнего безделья.  Сергей увлёк меня шахматами. Мы остались друзьями после лагеря. Он мечтал стать педагогом, учить детей в школе и особенно шахматной игре. Наши пути разошлись. Я стал офицером, а он мастером спорта по шахматам, кандидатом педагогических наук и всегда обыгрывал меня, когда мы встречались. От него я узнал, что дети – это особое сословие, их надо любить. Я не могу себе представить Серёжу не иначе как окружённого детьми в просторном зале, уставленного шахматными досками, где-нибудь в Луховцах или в Спас-Клепиках Рязанской области.  Я вспоминаю Серёжу и мне становиться легче: не один я такой урод, который любит и будет любить свою землю, есть ещё, по крайней мере, Серёжа и мы с ним родом из детства и мы ещё живы.

Быть может, ответ на вопрос об относительности любви  и верности, не получился основательным и вполне ясным, но если немного подумать, то ответ придёт сам собой и каждый, в своё время, найдёт свой собственный ответ.