"Бедная Лиза" на новый лад: "И коррупционеры любить умеют"

На модерации Отложенный

В конце 18-го века российский дворянский клас прочитал сентиментальную повесть Карамзина «Бедная Лиза» и страшно удивился: «и крестьянки любить умеют»! До этого раса господ была уверена, что глашки, парашки, дуньки, груньки и пафнутии являют собой нечто вроде двуногих животных, не имеющих живой души.

Впрочем, уже в 19 веке Тургенев продолжал просвещать собратьев по классу в этом направлении. В его рассказе «Щи» барыня идёт пособолезновать крестьянке, потерявшей 20-летнего, единственного, сына. И что она видит? Баба осунулась, потемнела лицом, глаза её покраснели и опухли, но она... хлебает щи. «Господи!— подумала барыня. — Она может есть в такую минуту... Какие, однако, у них у всех грубые чувства!». Укорив бабу, она получает ответ: «Вася мой помер. Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посоленные». 

Наконец, в 20-м веке, герой повести Андрея Платонова «Сокровенный человек», рабочий Фома Пухов, проголодавшись, ест колбасу на гробе умершей жены. Это не характеристика персонажа, а тонкая издёвка писателя в адрес  благородного сословия и его представлений о грубости душевной организации у людей низшего звания. Правда, к этому времени «господ» уже прогнали и никто не удивлялся «бесчувственности»  Пухова.

В 21 веке ситуация резко изменилась. С одной стороны, в России в одночасье образовалось люмпен-большинство, не имеющее ничего, кроме полученных в советское время квартир, с другой – в невиданно краткий исторический срок возник слой господ, к которым не преуспевшее большинство россиян норовит заглянуть в карман и выяснить источник их богатств. Несмотря на усилия официальной пропаганды, «масса», не испытывая к «элите» никакого уважения, в своём, можно сказать, историческом неприятии неправедного богатства, готова отказать новым господам даже в наличии у них обыкновенных человеческих чувств. Что, конечно же, совсем неправильно.

Впрочем, кто бы сомневался. Только что нам было продемонстрировано трогательное поведение министра обороны Сердюкова (уже бывшего), не бросившего опекаемую им высокопоставленную сотрудницу, экс-главу департамента имущественных отношений Минобороны РФ Евгению Васильеву в момент обыска в её уютной квартирке в центре Москвы стоимостью 10 миллионов долларов.

Но вернёмся к Авдотье Смирновой.

В недавнем своём интервью (http://www.gq.ru/moty/2012/22491_zhenshchina_goda_avdotya_smirnova_v_segodnyashney_rossii_muzhchiny_yavlyayutsya_khudshey_chastyu_obshch.php?sphrase_id=171213) она развенчивает дикие, по её мнению, представления о том, что Россией «правят  злонамеренные марсиане», что среди «них» нет людей, что «они» не могут чувствовать, не могут влюбиться».

«А я вот прекрасно помню: в середине 90-х был такой деятель в правительстве — в Минфине или еще где-то. Фамилия его была Вавилов. Узнала я о нем вот как. В какой-то момент весь центр Москвы оказался завешан билбордами, на которых была фотография черноволосой женщины и надпись: «Прости, Марьяна!». Выяснилось, что это была его обожаемая жена, у них был какой-то сложный период и он так перед ней извинялся. Представляете? 

— Но чтоб госслужащему завесить Москву билбордами, - замечает журналист. 

— Да. Дальше можно рассуждать, что для этого наверняка нужны коррупционные деньги. Но какой накал отношений! Я понятия не имею, как выглядит этот Вавилов. Но эту историю помню до сих пор. И после этого вы будете мне рассказывать, что это — не люди».

На снимке: тот самый билборд.

Любовные билборды обошлись господину всего в 160 тысяч долларов, что для человека, входящего в списки богатеев Форбса, все равно что слону дробина. Уточню, что речь о первом заме министра финансов, затем сенаторе Андрее Вавилове, известном в обществе репутацией коррупционера. Против него  возбуждались уголовные дела по поводу хищения миллионов долларов из госбюджета, которые были прекращены лишь в связи с истечением срока давности.

Но какова ирония истории! Как Карамзин, Смирнова доносит до нас некое открытие – о том, что «и господа любить умеют».

Не иначе как для смягчения общественных нравов. Как собственно, и 200 лет назад.